Александр Смоленский - 210 по Менделееву Страница 3

Девчонка все еще принимала душ, мурлыча под нос какую-то нудную мелодию. Ей сейчас явно было не до меня.

Стараясь перекрыть шум воды, я громко сказал:

– Крошка, пока. Дверь можешь просто захлопнуть. Встретимся вечером…

Словом, я никак не планировал завязать с ней. И уж тем более в тот момент не ведал, что очередное любовное рандеву с новой пассией не состоится.

Эти воспоминания я начала писать после многочисленных уговоров газетного репортера Даниила Виттенберга.

– Ну, хорошо, допустим, я соглашусь, – сказала я ему как-то в надежде, что он рано или поздно отстанет, – с чего мне начать? Прошло всего две недели со смерти мужа…

– Начните с самого начала. А дальше, уверяю вас, дело пойдет, – заверил Данни.

Легко сказать – сначала. Только где оно, начало? Когда мы приехали в Лондон? Или когда только собирались в дорогу? Или, может, прямо с госпиталя? Когда я очнулась…

– Мадам Люсинова, очнитесь, пожалуйста! Мне надо немедленно переговорить с вами.

Густой баритон прозвучал прямо над ухом гулким громом, и кто-то слегка коснулся моего плеча. Спросонья я не сразу осознала, где нахожусь и что за чудище в зелёных одеяниях нависло надо мной. Ни дать ни взять пришелец из космоса! Но уже через пару секунд до меня дошло, что я нахожусь в госпитале и всю ночь просидела у входа в реанимационное отделение. Именно к Святому Николаю «скорая» доставила Вадима с диагнозом «острое желудочно-кишечное отравление».

– Я доктор Тимати. – Мужчина в маске помог мне подняться. – Извините, бога ради, что нарушил ваш покой, но должен сообщить вам нечто очень важное. Пройдемте, пожалуйста, в кабинет. Полагаю, вам не помешала бы чашечка крепкого кофе…

Доктор говорил доброжелательным тоном, однако в его голосе, приглушенном маской, которую он, видимо, забыл снять, угадывалось заметное волнение.

Словно под гипнозом, я машинально извлекла из сумочки пудреницу с зеркальцем. Свет мой, зеркальце, скажи… Бессонная, полная тяжелых сновидений ночь, конечно, не сделала меня краше. Глаза покраснели, под веками синеватые мешки, лицо поблекло… А губы, губы-то – словно у покойницы!

Быстрыми, привычными движениями я попыталась привести себя в порядок, хотя бы как-то уложить растрёпанные волосы. По-моему, я тогда еще невольно улыбнулась, поймав себя на мысли, что женщину в любой ситуации заботит ее внешний вид, а уж потом всё остальное. Знала б я тогда про «все остальное»…

Накануне муж, как обычно, намотавшийся за день, вернулся домой часам к девяти. Выглядел он каким-то жалким, подавленным. Не проронив ни слова, Вадим сразу прошел на кухню и попросил крепкого чаю. Но стоило ему сделать несколько глотков, как у него начались острые боли в животе, а потом – сильнейшая рвота и, пардон, понос (не знаю, пишут ли о таких малоприятных деталях в книгах). Корчась от боли, Вадим заорал, что у него горят все внутренности, и вскоре потерял сознание.

Еще по дороге в госпиталь я гадала, чем муж так внезапно мог отравиться. Он же никогда ни на что не жаловался и был здоров как бык. Господи, за какие такие грехи на нашу голову свалилась новая напасть? Разве мало нам было горя с сыном? Мальчик наш уже три года прикован к инвалидной коляске. Докатался на велосипеде – после неудачного падения отнялись ноги.

Той бредовой ночью о чем я только не думала – то сын… то Вадим… Не приведи господи, если с мужем тоже что-то случится. Может, это вообще не отравление, а инфаркт? Или инсульт? Как же существовать без него – мужчины, с которым прожила в любви и согласии восемнадцать лет?..

Ступая по госпитальному коридору и вглядываясь в маячащую впереди высокую сутулую фигуру медика, я вдруг поймала себя на нелепой мысли о том, что доктор со спины напоминает палача, ведущего осужденного к плахе, где ему предстоит исполнить приговор. Что же такого важного хочет сообщить дылда в маске?

– Вот мы и пришли, – произнёс доктор.

Антураж небольшой комнаты был более чем скромен: мебель из металла и белого пластика, стеклянные шкафчики, светло-кремовый мягкий линолеум. На письменном столе – раскрытый ноутбук. В полумраке я не сразу заметила человека, сидящего в углу и беззаботно попивающего нечто из пузатой мензурки.

– Вам кофе или чай? – вежливо поинтересовался хозяин кабинета и сдернул наконец идиотскую маску.

Лучше бы он ее не снимал… Увидев открывшееся лицо доктора, я невольно подумала: вот ведь урод! Рыжие усы торчком, нелепые старомодные бакенбарды, щель меж верхних передних зубов, глаза блеклые, как у рыбы, на носу бородавка. Ему, наверное, лет шестьдесят, а то и больше. Господи, да о чём я думаю, когда там, в реанимации, под капельницами лежит и страдает мой Вадим?!

– Позвольте вам представить детектива Барлоу из Скотланд-Ярда. Собственно, именно он попросил меня пригласить вас, – равнодушно сообщил доктор, наливая мне чай.

– Не понимаю, при чем тут следователь? Я думала, вы хотите поговорить со мной о муже…

– Это он хочет поговорить с вами о вашем муже, – тем же тоном произнес доктор Тимати. – Мне как доктору все уже ясно.

Из дневника старшего детектива особого подразделения Скотланд-Ярда по борьбе с терроризмом Эрнеста Барлоу.

Через час с небольшим, преодолев множество городских пробок, я подкатил на своем новеньком темно-изумрудном «Ровере», которым несказанно гордился, к госпиталю Святого Николая. Не могу передать изумления, когда у входа в главное здание центра экстремальной помощи увидел толпу репортёров, вооруженных микрофонами, фото– и видеокамерами. Чертовщина какая-то! Когда ж они успели пронюхать про отравление Люсинова? Едва ночь пролетела…

Стараясь как можно незаметней проскочить вовнутрь, я все же услышал то, чего и боялся. – Эрни, старина, привет! Сколько лет, сколько зим! Понятно, понятно, раз сюда прислали именно тебя, значит, дельце с русским стоящее. Чур, я буду первым, кто узнает подробности!

– Чарли, отстань, не до тебя. Я и сам пока ни черта толком не знаю.

Честно говоря, меня всегда тошнило от прыщавой бестии, Чарли Маффина – разгонного репортёра одной «жёлтой» газетёнки. С ним всегда надо было держать ухо востро. Он мог так ославить любого политика, что жертве потом долго приходилось отмываться. И как Маффину при всех его мерзостях до сих пор удается оставаться в живых? Видимо, все гниды очень живучи.

Добравшись наконец до кабинета доктора Тимати и выслушав его рассказ, я тогда, признаться, ничего не понял. Хотя нет, не так – понял, что дело действительно принимает серьёзный оборот. Из рассказа пациента доктору стало известно, что накануне Люсинов недолгое время пробыл в офисе небезызвестного мне господина Эленского, потом отправился на ланч в суши-бар отеля «Миллениум». Там он пообщался с какими-то итальянцем и русским. Домой Люсинов вернулся поздно вечером, где за ужином ему внезапно стало плохо.

Негусто, но хоть что-то. Я сразу же набрал телефон полковника Гривса и сообщил, что узнал. А у самого в голове пока не родилось ни единой мало-мальски реальной версии относительно причин случившегося. Конечно, когда пересказываешь свои эмоции и факты дневнику, так и подмывает изобразить себя Нострадамусом. Но я сразу, как только завел дневник, договорился с самим собой – не стану сочинять лишнего, пусть это делает в своих книжонках тот парень, что сейчас лежит в реанимации. Того и придерживаюсь.

Самое простое, о чем я мог подумать: на Люсинова совершено покушение. Благо желающих с ним расправиться было немало. Во-первых, сами русские. Затем наши. Может, еще какая спецслужба. Такая версия вполне устроила бы и Скотланд-Ярд, и Форин-офис, и даже Даунинг-стрит. Но я все же не мальчик и понимаю, что пока у нас на руках нет никаких доказательств. Да и по большому счету, меня это не волнует. У меня вопросы самые простые в сравнении с тем, кому что выгодно. Вот например: откуда в Лондоне взялся радиоактивный изотоп? Было ли отравление Люсинова терактом или тот сам каким-то образом где-то отравился? Где и как могло произойти заражение?

Частично пролить свет на вопросы мог, пожалуй, только сам русский.

– Доктор Тимати, я понимаю, моя просьба идёт вразрез с вашими строгими правилами, но в создавшейся экстремальной ситуации вы можете сделать исключение для Скотланд-Ярда. Я прошу – даже требую! – немедленной встречи с мистером Люсиновым, иначе потом может быть уже поздно.

– Нет и еще раз нет, мистер Барлоу! Больной в тяжелом состоянии! – решительно возразил доктор. – К тому же он сейчас спит – мы были вынуждены дать мистеру Люсинову болеутоляющие и успокоительные препараты. Поэтому поймите, его психические реакции в данный момент могут быть неадекватны.