Кит МакКарти - Окончательный диагноз Страница 3

Но и этот прохожий не остановился, и звук шагов, достигнув максимальной громкости, начал затихать в отдалении. И лишь неслышимое ни для кого сердце снова бешено заколотилось о грудную клетку.

Теперь можно было заняться головой.

— Нравится?

— Да, — с улыбкой выдохнула Беверли.

Он тоже ответил улыбкой:

— Хорошо.

Ее жизнь изменилась с тех пор, как в ней появился Питер Андерсон. Оглядываясь назад, она ощущала, что ее прежнее существование было абсолютно пустым. Потрясение, переживаемое ею теперь, было вызвано сравнением старой жизни с новой и полным непониманием того, как могла она раньше вести такую одинокую и совершенно бессмысленную жизнь. Может, она была психически нездорова? Может, страдала от какого-то навязчивого психоза, лишавшего ее чувства гармонии и ощущения перспективы? Теперь она даже не могла вспомнить, как вела себя в той, прежней жизни, когда по собственной воле (а то и с восторгом) использовала сексуальные отношения, чтобы решать те или иные проблемы, залечивать душевные раны и удовлетворять свои амбиции. То была другая жизнь, которая, к счастью, закончилась.

И за это богоданное чудо она должна благодарить только Питера. Доброго и мягкого Питера ростом в два с лишним метра, который вплыл в ее жизнь в тот момент, когда, сломленная неудачей, она чувствовала себя абсолютно раздавленной. Именно он уговорил ее остаться в полиции, внушил ей, что она является достойным человеком и необыкновенной женщиной.

Он появился в ее жизни всего два месяца назад. Ограбленный адвокат, лишившийся своих золотых часов и изящного бумажника из телячьей кожи, он вначале был для нее очередным пострадавшим, однако, проведя в его обществе всего час, она подпала под очарование его улыбки и оказалась покорена его уверенностью в себе. Она нашла предлог, чтобы повидаться с ним еще раз, и обнаружила, что их чувства взаимны. Встречи переросли в свидания, ставшие смыслом ее жизни. С каждой встречей ее привязанность к Питеру, основанная на чувстве уважения и глубокой благодарности, лишь возрастала. Он был не только учтив и образован — его отличали искренность и, что самое главное, полное довольство жизнью. Беверли даже начало казаться, что всю жизнь ее окружали закомплексованные неудачники.

Конечно же, Питер не был святым, по крайней мере в общепринятом смысле этого слова. У него имелись свои недостатки — он был раздражителен, слишком быстро водил машину, так как считал себя первоклассным водителем, хотя не был им, и часто забывал, что ей не всегда приятно, когда все решают за нее, — но она считала эти недостатки не слишком существенными и не сомневалась в том, что со временем он изменится. Как бы там ни было, он был поразительно красив и очень хорош в постели — достоинства, которых ей было вполне достаточно, по крайней мере пока.

И вот они сидели на вершине холма в предгорьях Малверна, любуясь видом Глостершира, простиравшимся на несколько миль и мерцавшим в волнах тепла и света, и этот вид невольно убеждал их в том, что Англия — это прекрасная и зеленая страна.

За их спинами привязанные к березе лошади исполняли предназначенную им роль. Завтрак, разложенный вокруг корзины, был уже почти уничтожен, а остатки валялись на траве. Только вино еще оставалось, однако и его минуты были сочтены. Они лежали на траве, глядя в бездонную синеву неба. Ноздри Беверли трепетали от какого-то аромата, и лишь по прошествии часа она поняла, что это не что иное, как чистый воздух.

— Беверли?

— Ммм?

— Я тут подумал…

У него был глубокий нежный голос, действовавший на нее чуть ли не гипнотически. Когда они лежали ночью в постели и он говорил, она слышала лишь модуляции голоса и погружалась в его тепло.

— Да? — промурлыкала она.

— У меня есть билеты на Барбадос…

Она не сразу поняла, что он сказал. Когда же до нее дошел смысл сказанного, она широко раскрыла глаза, вскинула голову и увидела, что он улыбается с довольным видом.

— У тебя найдется время? В начале июля. Самолет и гостиница… — Он помолчал. — Но если тебя это не привлекает…

Она вышла из оцепенения, слабо взвизгнула и хлопнула его по плечу:

— Да что ты говоришь!

Оба рассмеялись, и Питер начал рассказывать, как ему пришло в голову купить билеты, что он уже трижды бывал там и не сомневается в том, что ей тоже понравится. Поэтому хорошо бы, чтобы она выяснила, дадут ли ей отпуск.

Она узнает; скорее всего, ей удастся это устроить. Они продолжали болтать и строить планы, и Беверли едва сдерживала возбуждение, с трудом веря в то, что ей посчастливилось встретить такого человека.

«Это слишком хорошо, чтобы быть правдой. Наверное, это сон».

Пока они говорили, влажная полуденная дымка начала рассеиваться. Они поднялись и начали собирать остатки пищи, а потом она взяла Питера за руку и, когда он обернулся, обняла его и поцеловала. Они долго стояли обнявшись, и Беверли поймала себя на том, что благодарит Бога за то, что Он наконец послал ей человека, избавившего ее от добровольного саморазрушения.

Они уже собирались сесть на лошадей, когда вдруг зазвонил ее мобильник.

Айзенменгер сидел в своем новом кабинете и изо всех сил пытался настроиться на положительный лад, что никак ему не удавалось. Ситуация, в которой он оказался, была удручающей со всех сторон, и лично он не мог найти в ней ничего оптимистичного или обнадеживающего. Да, со здоровьем у него было все в порядке — по крайней мере гораздо лучше, чем годом раньше, — но теперь он страдал от хронической бессонницы и редко когда спал больше четырех часов за ночь, а то и не спал вовсе. Да и во сне его продолжали преследовать страхи, поэтому отдохнуть ему не удавалось.

К тому же впервые за год он снова вышел на работу, для того чтобы пополнить свои иссякавшие сбережения. Окружающие шептались, что он мог бы найти себе место получше, но его не волновало, что работа будет временной, поскольку он еще не чувствовал в себе сил работать на постоянной основе. И если говорить начистоту, он не был уверен, что они у него когда-нибудь появятся. Гистопатология стала кропотливым и утомительным занятием, требовавшим внимания и скрупулезности, к тому же занятия ею навевали на него скуку — а подобное сочетание было взрывоопасным.

И кроме того, существовала Елена.

Он не понимал, что с ней случилось, и это его мучило. Не то чтобы это случилось внезапно и неожиданно. На самом деле все началось так давно, что он даже не мог точно определить, когда именно, хотя что-то подсказывало ему, что это было тогда, когда она лечилась от травм, полученных на Роуне. Все было настолько неуловимо, что он был не в состоянии понять суть происходящего. Елена же не только отказывалась что-либо объяснять, но отрицала само наличие каких бы то ни было проблем.

Он терпеть не мог тайн и всегда пытался их разгадать, испытывая навязчивую потребность разобраться решительно во всем. Именно поэтому он выбрал гистопатологию, в которой диагноз — царь и бог, в отличие от других направлений медицины, где чистота решения проблемы замутнена такими неопределенностями, как непредсказуемая реакция на терапевтическое воздействие или неординарный организм пациента.

Но, несмотря на все его усилия, эта конкретная загадка не поддавалась решению. Елену раздражало любое его замечание, ситуация в течение уже семи месяцев оставалась неразрешенной, и напряжение сохранялось.

В кабинет вплыла Алисон фон Герке, предваряемая собственным бюстом, размеры которого напугали Айзенменгера, когда он увидел его впервые. И теперь при каждой встрече с Алисон он не мог избавиться от мысли о тех чудовищах, которые таились у нее под одеждой.

— Устроились?

Айзенменгер всегда считал, что между размерами груди и общей привлекательностью существует обратная связь, которую лишь подчеркивали известные исключения. К несчастью, Алисон фон Герке подпадала под его теорию. У нее был большой, слегка искривленный рот, огромный нос и невыразительные глаза. Возможно, для того чтобы компенсировать последний недостаток, природа наградила ее густыми бровями, однако это помогло мало.

— Да, все прекрасно, — солгал он.

Она уже показала ему большое, но обветшавшее отделение, с гордостью, которая лишь подчеркивала его недостатки. Финансирование министерства здравоохранения не могло отыскать путь в эту конкретную энтропийную ловушку. Затем она затронула щекотливый вопрос о гонорарах, имея в виду не то жалкое жалованье, которое выплачивала больница, а дополнительные заработки, получаемые практикующим гистопатологом, — прокурорские вскрытия и частные заказы. Они были честной прибавкой к так называемому чистому заработку, однако, как он и предполагал, здесь это не практиковалось. Отделение гистопатологии Западной Королевской больницы придерживалось своих академических корней, несмотря на то, что те уже давно сгнили и почти разложились. Все подобные гонорары направлялись на «исследовательский счет». То, что Айзенменгер, являясь временным заместителем, никогда не смог бы им воспользоваться, мало кого заботило. Его утешало лишь то, что он заранее это предвидел, а потому ответил на заявление Алисон смиренным кивком.