Джеффри Линдсей - Декстер в деле Страница 32

Он кивнул, по-прежнему не сводя с меня взгляда.

— У твоей сестры большие перспективы. Жаль портить такую карьеру.

— Она до сих пор без сознания. Она ничего не сделала.

— Не сделала, — согласился он. — А ты?

— Я просто хотел найти того гада, который ее ранил.

Сальгеро подождал, не скажу ли я еще что-нибудь; через минуту, показавшуюся мне вечностью, улыбнулся, потрепал меня по руке и пошел прочь, туда, где Коултер снова размахивал бутылкой «Маунтин Дью».

Я смотрел ему вслед. Сальгеро и Коултер о чем-то поговорили, посмотрели на меня и отвернулись к дымящемуся дому.

Ладно, хуже уже не будет… Понурив голову, я поплелся к своей машине.

В лобовое стекло угодил обломок рухнувшего дома, и оно треснуло.

Я с трудом сдержал слезы.

Сел за руль и поехал домой.

Глава 23

Из-за всех этих взрывных неприятностей я приехал чуть раньше обычного. Рита еще не пришла.

Было очень тихо; я даже немного постоял на пороге, вслушиваясь в неестественную тишину. Где-то в глубине дома капала вода; вот включился по таймеру кондиционер… Все эти звуки были какие-то нежилые, будто я случайно оказался в кинофильме, в котором по сюжету все люди внезапно улетели в космос. Шишка на голове до сих пор ныла, чувствовал я себя очень усталым и очень одиноким. Я добрел до дивана и рухнул навзничь, словно в теле не осталось ни единой кости и ничто не могло удержать меня на ногах.

Так я пролежал какое-то время… своеобразная передышка посреди безотлагательной настойчивости. Да, нужно сорваться с места, бежать выслеживать Вайсса, преградить ему путь, сразиться с ним в его же собственном логове… но почему-то я был совершенно не способен сдвинуться с дивана, да и тонкий неприятный голосок, все это время подстрекавший меня к действию, теперь звучал не слишком убедительно, как будто и ему тоже требовался перерыв на чашку кофе.

Если бы кто-то мне сейчас крикнул: «Обернись, он сзади! У него пистолет!» — я бы только устало пробормотал в ответ: «В очередь».

Очнулся я от неодолимой синевы, которую никак не мог опознать, пока наконец мой взгляд не сфокусировался. Прямо передо мной стоял Коди в новенькой форме младшей дружины волчат-бойскаутов. Я сел (движение отдалось в голове ударом гонга) и посмотрел на него.

— Ого… Какой у тебя вид официальный.

— Вид глупый, — буркнул он. — Шорты.

Я пригляделся повнимательнее: синяя рубашка, шорты, на шее галстуком повязана косынка, — чего уж так цепляться именно к шортам?

— И что? Ты все время в шортах ходишь.

— Форменные шорты! — сообщил Коди, возмущенный наглым посягательством на последние рубежи человеческого достоинства.

— Форменные шорты много кто носит, — возразил я, пытаясь найти подходящий пример.

— Кто? — Коди взглянул на меня с сомнением.

— Ну, э… почтальон!.. — Я запнулся от детского взгляда, гораздо более выразительного, чем любые слова. — И еще… британские солдаты в Индии носили шорты.

Он все так же молча смотрел на меня, как будто я ужасным образом его подвел в критический момент.

Более убедительных примеров я придумать не успел, потому что в комнату ворвалась Рита.

— Ох, Коди, ты его не разбудил?! Приветик, Декстер, мы ходили за покупками, купили Коди все для скаутов, а шорты ему не нравятся, хотя Эстор… Господи Боже, что у тебя с головой?! — выпалила она на одном дыхании: две октавы и восемь разных эмоций махом.

— Ничего, — ответил я. — Кость не задета, рана поверхностная.

Мне всегда хотелось когда-нибудь это сказать, хоть я не очень-то понимаю смысла выражения. Разве бывают раны подкожные? Все равно они все поверхностные, даже если кость задета…

Во всяком случае, Рита отреагировала именно так, как нужно: устроила целое представление — принялась обо мне заботиться, шуганула Коди и Эстор из комнаты, притащила лед, плед и чашку чаю, а потом бросилась ко мне на диван и потребовала подробнейшего отчета о том, что же случилось с моей бедненькой головкой. Я рассказал ей все ужасные подробности происшествия (умолчал лишь об одной-двух деталях, не имеющих большого значения, вроде того, что я делал в доме перед взрывом, от которого чуть не погиб) и со смятением заметил, как глаза жены округляются, наполняются слезами, переполняются и слезы заливают все ее лицо. Вообще довольно лестно думать, что какая-то черепная ссадина способна вызвать у моей жены подобное водоизвержение; с другой стороны, я даже растерялся и не знал, как мне следует реагировать.

К счастью для моей актерской репутации (я ведь тот еще знаток системы Станиславского!), Рита не оставила мне на этот счет никаких сомнений.

— Ты лежи и отдыхай! — воскликнула она. — Когда такой удар по голове, то нужен отдых и покой. Я тебе сейчас бульон сварю.

Я не знал, что бульон помогает при сотрясении мозга, но Рита действовала очень уверенно. Она осторожно погладила меня по голове и легонько поцеловала место ушиба, потом сорвалась с дивана, побежала на кухню, и оттуда сразу же послышался приглушенный звон посуды, вскоре сменившийся ароматами чеснока, лука, а после и курицы. Я провалился в полусон, в котором даже болезненное покалывание в голове казалось каким-то далеким, убаюкивающим и почти приятным. Интересно, стала бы Рита носить мне бульон в тюрьму? Интересно, стал бы Вайссу кто-нибудь носить бульон? Надеюсь, что нет — этот тип мне активно не нравился, и никакого бульона он, конечно же, не заслуживал.

У дивана вдруг возникла Эстор, прервав мой полусон.

— Мама говорит, ты голову ушиб?

— Да, верно, — подтвердил я.

— Можно посмотреть? — попросила она.

Тронутый ее заботой, я пригнул голову к девочке, показывая место ушиба и остатки запекшейся крови на волосах.

— На вид не так ужасно, — проговорила она с некоторым разочарованием.

— Ничего ужасного и не случилось.

— Значит, ты не умрешь? — вежливо поинтересовалась она.

— Пока нет, — сказал я. — Пока ты домашнее задание не сделаешь.

Она кивнула, кинула взгляд в сторону кухни и призналась:

— Ненавижу математику!

И удалилась из комнаты — надо полагать, затем чтобы в который раз в этом убедиться.

А я еще немного подремал. Потом бульон был готов; не могу с уверенностью утверждать, что он полезен от черепных ран, однако и вреда он мне явно не нанес. Я, наверное, уже говорил, что на кухне Рита способна творить чудеса, недоступные простым смертным? В общем, после того как съел большущую тарелку куриного бульона, я был склонен дать этому миру еще один, последний, шанс. Жена все время хлопотала надо мной, и хотя обычно мне такая суета вообще-то не слишком нравится, сейчас она даже успокаивала, поэтому я не особо сопротивлялся, пока Рита взбивала подушки, смачивала мне лоб прохладным полотенцем и массировала шею.

Вечер пролетел быстро, и совсем скоро Коди и Эстор зашли тихонько пожелать мне спокойной ночи. Рита увела детей спать, а я поковылял в ванную чистить зубы. Энергично орудуя щеткой, я случайно поймал собственное отражение в зеркале над раковиной.

Волосы торчат дыбом во все стороны, на скуле ссадина, глаза, обычно веселые и пустые, ввалились.

Именно такие фотографии фигурируют в полицейских досье — персонаж еще не окончательно протрезвел после недавнего ареста и только пытается вспомнить, чего же он натворил и куда теперь попал. Надеюсь, это не знамение грядущих перемен…

Хотя в тот вечер я не делал ничего сложнее лежания на диване в полудреме, сейчас я буквально засыпал на ходу, а чистка зубов лишила меня последних сил. Тем не менее я самостоятельно проделал весь путь до кровати и упал на подушки, надеясь тихонько уплыть в царство сна и ни о чем не волноваться до утра.

К несчастью, у Риты имелись свои планы.

Сначала в детской стих приглушенный шепот вечерней молитвы, потом я услышал Ритины шаги в ванной, журчание воды… и уже совсем было заснул, но тут простыни зашуршали и в постели появилось нечто с очень сильным ароматом орхидей.

— Как ты себя чувствуешь? — спросила Рита.

— Гораздо лучше, — ответил я, признавая ее заслуги. — Бульон очень помог.

— Хорошо, — шепнула она, укладываясь головой мне на грудь.

Сначала она просто так лежала, а я никак не мог заснуть от тяжести ее головы, потом ритм ее дыхания изменился, сделался прерывистым, и я догадался, что она плачет.

Мало что в этом мире способно поставить меня в тупик так, как женские слезы. Я понимаю, что обязан что-то сделать, как-то успокоить плачущую даму, сокрушить всякого дракона, вызвавшего этот приступ слез… И в то же время по своему довольно ограниченному опыту общения с женщинами я знаю, что их слезы всегда не вовремя и всегда вызваны совершенно не тем, чем кажется, и, следовательно, способов обращения с ними совсем мало, и все они удивительно глупые, вроде поглаживания по голове и успокоительного бормотания «тише, тише» в надежде, что рано или поздно она сама расскажет, в чем дело.