Саймон Тойн - Соломон Крид. Искупление Страница 33

Когда я протолкнулся сквозь кусты и дошел до низа лощины, то увидел, отчего здесь так силен запах смерти.

41

Хектор Родригес Альварадо, в лицо называемый Папа Тио, а за глаза – Эль Дьябло, сидел в центре почти круглого стола, напоминавшего огромный бублик с откушенным куском. На столе выстроились семь плоских мониторов. Как кто-то сказал однажды: по одному на каждый смертный грех. Сейчас они показывали биржевые сводки, новости Аризоны и статью на сайте «Форбса», где говорилось о том, как Папа Тио снова попал в список первых миллиардеров года. Остальные экраны заполняли увеличенные фрагменты фотографий, размещенные, словно картины в галерее: синие татуировки на мертвой плоти, числа, контуры пистолетов, бледный человек с красным ожогом на руке, обугленный череп под дождем, на котором в сумраке сияла металлическая пластина. Тио выделил эту фотографию, послал ее на принтер, откатился на кресле от стола и, хрустнув коленями, медленно встал.

Тио потянулся, чтобы расслабить спину, неуклюже двинулся туда, где принтер методично рисовал фото на плотном листе бумаги. Выдвинул ящик из шкафа под принтером, вынул один из лежащих там мобильных телефонов, включил его и посмотрел сквозь щель в жалюзи на сухой каменистый мир снаружи.

Особняк стоял на крутом холме в горах Сьерра-Мадре, в пятидесяти милях от границы с США. К холму нельзя было приблизиться незамеченным. Идеальное место для обороны. Но чертовски ветреное. Ветер нес песок, завывал в балках крыши, словно разбушевавшееся привидение. Тио жил здесь последние восемь лет – с тех пор, как позволил себе небрежность и оказался в тюрьме, откуда пришлось дорого и долго себя выкупать. А после – прятаться. Жить будто бы на свободе, но ощущаемой лишь как перемена тюрьмы. Мир сузился до комнаты вдвое больше гаража. Окнами наружу стали экраны мониторов.

Тио увеличил яркость монитора, показывающего новости. Они все еще были о пожаре в пустыне. Лил дождь, кверху поднимался пар. Люди, испятнанные сажей, счастливые, махали в камеру. Сын Тио умер, а эти люди радовались. Тио захотелось пойти к ним и ударить их всех ножом в лицо.

Принтер умолк. Тио взял в руки фото и посмотрел в пустые глазницы черепа. И вспомнил, сколько ненависти было в глазах, когда-то живших в этих глазницах. С Рамоном Тио в последний раз встречался после какой-то мелкой, уже ускользнувшей из памяти неприятности несколько месяцев назад. Из памяти ушло и сказанное сыну тогда. Наверное, что-то злое. Это не всегда было так. Отец и сын были близки до тех пор, пока Рамону не исполнилось семнадцать и его не избили так сильно, что пришлось ставить пластину в череп. Он долго принимал сильные болеутоляющие. Развилась зависимость, переросшая в наркоманию. Рамон подсел на героин. Сын обвинял в своих бедах отца – и не ошибался. Быть сыном Тио – тяжело и опасно. А теперь Рамон умер, как и его сестры. Умерли все дети Тио.

Он проверил батарею и качество сигнала на телефоне, бросил последний взгляд на комнату, в которой провел последние восемь лет, и щелкнул рубильником на стене. Семь экранов мгновенно почернели. Исчезли счастливые лица победителей пожара. Все так легко: щелкнул – и они исчезли. Тио мог заставить их исчезнуть по-настоящему. Он много раз проделывал подобное, сидя перед экранами. Но теперь не хотел. Сейчас нужно не просто послать приказ и ждать результатов. Сейчас затронута его, Тио, семья – и должно отомстить самому.

Он снял с крюка на стене потрепанную ковбойскую шляпу, вынул из кармана рубашки старые солнцезащитные очки со стеклами в радужных разводах, будто от нефтяной пленки на воде, нацепил их на нос, открыл дверь и шагнул наружу.

После долгого сидения в сумраке солнце напоминало ядерный взрыв. Жара казалась такой страшной, будто весь мир перегрелся и готов был вспыхнуть в любой момент. Из тени выскочили двое охранников и заспешили к боссу, изображая на ходу идеальную бдительность, картинно рассматривая окрестности – а вдруг кто шевельнулся? – с ладонями на прикладах «Хальконов М-60».

– Выводите машину и суньте в багажник несколько канистр с бензином, – приказал Тио.

Охранники недоуменно переглянулись, затем один помчался за дом, второй же остался рядом, высматривая посторонних, которых здесь просто не могло быть, учитывая, что целая армия охраны патрулировала наружный периметр. Вдобавок все дороги к холму окаймлялись минными полями и растяжками.

Годами Тио пытался завести больше детей. Бог знает, сколько Тио перетрахал шлюх. Наверное, пролитого семени хватило бы на целую династию. Но в этом-то и коренилась беда. В молодости он жил жизнью улицы. Населявшие ее женщины относились к своим телам и юности, словно к разменной монете. И те, как всякие деньги, быстро трепались и пачкались от употребления. Тио цеплял почти всякую заразу и даже этим гордился как доказательством мужества. Трое детей – есть чем похвастаться. Когда-то он думал, что этого достаточно. Родил сына, которому оставит свою империю в должный час. А что еще надо?

А позже, когда сын стал глядеть на отца как на врага, Тио заметил красивую девушку на песенном конкурсе на телевидении, сумел завоевать ее сердце миллионными контрактами и бриллиантами – и узнал, что изгнанная лечением зараза возвращается снова и снова. Хворь сожгла чресла Тио, лишила возможности иметь детей. А теперь все его потомство мертво. Род кончился. Имя Тио умрет вместе с ним.

– Жди здесь! – приказал он и толкнул высушенную солнцем бугристую дверь сарая.

Мучительно заскрипели старые петли.

Внутри было темно и душно, пахло маслом, разогретым металлом, пылью. Сквозь щели между досками, закрывавшими окна, просачивалось солнце. Тонкие полосы света падали на двоих, стоявших, обмякнув, на коленях посреди сарая. Разодранные джинсы и рубашки обоих были мокры от темной крови, кисти рук связаны вместе скалолазной веревкой, перекинутой через центральную балку под потолком; связанные руки задраны над бессильно повисшими головами, будто пленники безмолвно просили Бога о прощении, которое вряд ли могли бы получить. Словно ангелы из мрака, с увеличенных фотографий на стенах глядели две девушки, в чьих лицах отчетливо виделось сходство с Тио.

Тот снял очки, поморгал, привыкая к темноте, и двинулся вдоль стены, чтобы не приближаться к середине, к окровавленным людям. Над головой потрескивала жестяная крыша. От нее веяло таким жаром, что казалось, будто там, наверху, развели костер.

– Да, тепло тут, – заметил Тио в темноту и снял с полки пятигаллонную канистру. – Но я вам вот что скажу, – продолжил он, свинчивая крышку и направляясь к дальней стене, – в аду будет куда теплее.

Тио поставил канистру на пол, затем перевернул ее ногой.

Керосин растекся по утрамбованному земляному полу, отравляя воздух испарениями. От середины сарая донесся стон, судорожное дыхание перепуганного человека – хлюпающее, свистящее. Да, со сломанным носом и заклеенным скотчем ртом дышать непросто.

– Слышишь запах? – осведомился Тио, снимая вторую канистру и отвинчивая пробку.

Дыхание ускорилось. Пленник приподнял голову, посмотрел на Тио одним глазом. Другой заплыл. Второй пленник не двинулся. Возможно, умер. Если так, то ему повезло.

Шагнув вперед, Тио облил керосином первого, находившегося в сознании. Тот дернулся, сдавленно завопил – внутри острый край сломанного ребра впился в плоть. Тио плеснул еще, облил и второго, неподвижного. Первый вдыхал и выдыхал с лихорадочной скоростью, широко раскрыв оставшийся глаз, дергаясь, стараясь вырваться, несмотря на боль.

Тио опорожнил канистру, швырнул ее в пленников. Она ударила второго по голове. Несчастный заворчал, но не поднял головы. Тио улыбнулся. Значит, все-таки живой! Первый продолжал трепыхаться. Тио с удовольствием наблюдал за ним. Бедняга так старался освободиться! А ведь каждое движение должно причинять неимоверную боль – Тио уже изрядно поработал над пленными. Но сил хватило ненадолго. Первый посмотрел на Тио, втягивая и выбрызгивая кровь и слизь из разбитого носа, зная, что случится вскоре.

– Ты ведь Рауль, так? – спросил Тио.

Пленник кивнул.

– Рауль, ты знаешь, что случилось с Рамоном, после того как ты высадил его у летного поля? Ты знаешь, что произошло после того, как ты сунул Рамона в старый самолет и позвонил тому гребаному куску дерьма, который пообещал тебе деньги, шлюху или что-то там еще, чего тебе хотелось бы больше, чем жуткой мучительной смерти? Очень скорой смерти.

Мужчина яростно затряс головой. Из-под изоленты на губах вырвался жалобный звук.

– Что такое? Говоришь, ты его не продавал? Так это понимать?

Дыхание еще убыстрилось. Кивок.

– Уверен?

Тио вытащил коробок спичек, потряс им.

Рауля словно ударили током. Пленник снова затрепыхался, сдирая кожу с запястий. С крыши посыпалась пыль. Тио вынул из кармана телефон, ткнул в иконку, выбрал номер из списка. Рауль плакал, хлюпая и подвывая, – будто скулил щенок. Тио содрал с его рта ленту.