Хэрри Грей - Однажды в Америке Страница 33

Я нагнулся, оттянул его веки, пощупал пульс и объявил:

— Он действительно мертв.

— Черт его возьми, — зло пробормотал Макс. — Теперь придется возиться с похоронами.

— Эй, Макс, тебе больше не надо таскать с собой пушку, — сказал Косой. — Ты можешь пугать людей до смерти.

Макс с раздражением посмотрел на Косого:

— Если бы я обладал таким даром, то я, пожалуй, когда-нибудь испытал бы его на тебе. Посмотри, что у него в карманах. Узнаем, кто он такой, просто от нечего делать.

Косой обшарил карманы и извлек из них какие-то ключи, перочинный нож и бумажник. В бумажнике было около пятидесяти долларов мелкими купюрами. Там же находились водительские права с фотографией, выданные на имя Эндрю Мура. В боковом отделении бумажника лежала свадебная фотография. Женихом был Мур, а невестой — та самая девка, которая запустила его в заведение Пегги.

— Симпатичный парень, — произнес Макс, глядя на фотографию. — Они были очень интересной семейной парой.

Он достал какие-то бумаги из внутреннего отделения. Сложенная вырезка из газеты выпала на пол, когда Макс начал изучать находившуюся в бумажнике профсоюзную книжку.

— Хотите знать? Этот парень был проходчиком. Членом профсоюза, своевременно делающим членские взносы. Как грустно. Интересно, что их довело до такой совместной жизни и почему он так часто устраивал налеты на Пегги?

— Может быть, им нравилась атмосфера публичного дома? — предположил Простак.

Косой хихикнул. Макс наклонился и, подняв газетную вырезку, пробежал ее глазами.

— Эй, Башка, это объясняет, почему парень так легко испугался.

Он прочитал заметку вслух. Речь шла о завале, случившемся полгода назад в каком-то туннеле. Один человек оставался под землей в течение двух дней. Его посчитали погибшим. На второй день его все-таки откопали, и он действительно был скорее мертв, чем жив. Пострадавшего звали Эндрю Мур. Макс обратился к парню в гробу:

— Очень жаль, малыш, ты перенес тяжелое испытание. — Затем он повернулся ко мне: — У него, должно быть, развилась… как ее называют? — Он нетерпеливо защелкал пальцами.

— Ты о чем, Макс? О какой-нибудь болезни? — спросил я.

— Да, но не в теле, а в голове. Ну, понимаешь, что-то вроде того, когда порой боишься оставаться в закрытом помещении.

— А, — сказал я. — Да, я понял, о чем ты. Это фобия — клаустрофобия. Только у этого парня был не просто страх, он умер, испугавшись, что окажется замурованным со всех сторон.

Макс потер подбородок и прошелся по складу.

— А вдруг у парня есть родители или братья-сестры, кроме этой его жены из публичного дома? Будет паршиво, если мы похороним его под чужим именем, а его родители или кто-нибудь еще проведут остаток жизни в поисках.

— А что мы еще можем поделать, Макс? Мы не можем оставить его здесь. На завтра назначена пара похорон, и здесь будет много народу, — сказал я. Макс почесал в затылке:

— Да, ты прав, Башка. Ладно, я думаю, что мы его где-нибудь оставим. Пусть его найдет кто-нибудь другой. Тогда его похоронят под собственным именем.

— И где мы оставим мистера Мура, Макс?

Мы посмотрели друг на друга, и Макс пожал плечами.

— Впрочем, это не имеет значения, — продолжал я. — Особенно для мистера Мура. Мы можем выбросить его в любой подворотне.

— А если кто-нибудь нас за этим застукает? — спросил Косой.

— Ну, не знаю, как там с точки зрения закона… Впрочем, думаю, что должен быть закон, карающий за разбрасывание покойников.

— Убийство при отягчающих, — уверенно произнес Простак.

— Но не в случае с мистером Муром. Они убедятся, что он умер своей смертью.

Макс улыбнулся:

— Да, ты прав, Башка. Даже если кто-нибудь увидит, как мы выбросим мистера Мура, вскрытие покажет, что он умер естественным путем.

Макс засунул бумажник в карман мистера Мура.

— Ладно, Косой, подай «кадиллак» к дверям.

Косой вышел. Мы достали тело из гроба и завернули его в портьеру. В дверях появилась голова Косого.

— Машина подана.

Макс без видимых усилий забросил тело на левое плечо.

— Помочь? — спросил я.

— Ха! Разве он что-нибудь весит? Каких-нибудь паршивых девяносто килограммов. Посмотрите, чисто ли на берегу.

Косой выглянул на улицу и поднял руку, показывая, чтобы мы подождали.

Макс стоял в центре комнаты и покрывался потом прямо на глазах.

— В чем там дело? Этот парень становится тяжелее с каждой минутой.

— Дружок с подружкой гуляли мимо. Все, Макс, пошли. — Косой махнул рукой.

Хрипло пыхтя, Макс быстро двинулся к выходу. Мистер Мур почти совсем съехал с его плеча. Когда Макс проходил мимо, я расслышал, как вместе с выдохом у него вырвалось ругательство:

— Ты, вшивый ублюдок!

Едва мы свернули за угол, как на улицу обрушился ливень. Он был такой плотный, что казалось, будто кто-то поливает город из гигантского пожарного шланга. Макс капризно заявил:

— Что за черт! Мы не можем оставить мистера Мура на улице в такую погоду. Да, зато мы его на некоторое время можем припарковать у Толстого Мои.

Мы подъехали к задней двери салуна и внесли мистера Мура в нашу комнату.

— Засуньте его в стенной шкаф, — сказал Макс. — Может быть, попозже я придумаю, куда его деть. Может быть, куда-нибудь туда, где ему будет по-настоящему хорошо.

Мы осторожно уложили мистера Мура в шкаф и накрыли его набивным матом. Косой подошел к дверям, ведущим в зал, и крикнул Мои, что мы пришли. Мы сели за карты. Мои принес поднос с виски.

— Что-нибудь срочное? — спросил у него Макс. — Что-нибудь вообще?

— Да. Звонили из главного офиса. Сказали, чтобы ты им позвонил. И еще тебя ждут Химмельфарбы. Они пристают ко мне, чтобы я впустил их и снова дал с тобой поговорить. Они тут уже несколько часов, говорят, что у них есть деньги и они хотят их вложить.

— Дешевые пуговичники. Так и хотят заняться рэкетом, чтобы зарабатывать легкие деньги, — неприязненно произнес Макс. — К черту их, подсыпь им в коктейли слабительного и вышвырни вон. Хотя нет. Постой, Мои. Может быть, я их проучу. Вели им подождать.

Он прошел к телефону и связался с офисом. Косой начал передразнивать Макса: «Да… да… да…» Макс показал ему кулак и продолжил: «Да… да… да…» Заключительное «да» — и он положил трубку. Вернувшись к столу, он взял свои карты. Мы с любопытством смотрели на него.

— Вы все подробно узнаете из последних газет, — равнодушно произнес Макс.

— И о чем это? — спросил Косой. — О чем это мы узнаем из последних газет?

Макс улыбнулся:

— Этого малыша, Винсента Колла, взяли в оборот.

— Кто получил приз Датчанина в пятьдесят тысяч? — поинтересовался я.

— Коротышка.

— Его оставшейся жизни не хватит на то, чтобы он успел порадоваться, — заметил Косой.

— Крутой оборот, да? Как все произошло, Макс? — спросил я.

— На Двадцать третьей улице, в телефонной будке.

— Чем работал Коротышка? — спросил Простак, проявляя профессиональный интерес.

Макс хохотнул:

— Вы же знаете Коротышку. Он предпочел обойтись с этим малым, Коллом, без всякого риска. Не оставил ему ни одного шанса. Он просто подошел и почти перерезал этого малого автоматной очередью. Коротышка будет теперь так же знаменит, как таракан в китайской кухне.

— И так же мертв, — добавил я.

— А что, этот Коротышка хорош в обращении с «томми»?[10] — спросил Косой. Макс небрежно ответил:

— Да, но полагаю, что любой другой будет не хуже. Все, что надо делать, — это покрепче за него держаться и давить на курок.

Мы продолжали играть в карты. Время от времени в комнату заходил Мои с очередным подносом виски и каждый раз напоминал о Химмельфарбах. Макс давал один и тот же ответ:

— Пусть пока ждут. Мы заняты. — В конце концов он обратился ко мне: — Я пытаюсь что-нибудь придумать. Что-нибудь такое, чтобы наколоть их. Мне хочется хорошенько проучить этих жадных болванов.

— Как насчет того, чтобы продать им Бруклинский мост? — спросил Косой.

— Мы можем предложить им лучшее вложение капитала, — сказал я.

— Что именно? — спросил Макс.

— Одну из машин Профессора для производства денег.

— Да, в этом что-то есть, Башка, — согласился Макс. Немного погодя он швырнул карты на стол. — К черту карты! Косой, сыграй нам. Сыграй про последнюю поездку Бенни.

Косой выколотил гармонику о ладонь и заиграл печальную мелодию. Отодвинувшись вместе с креслом к стене, Макс с мечтательным видом курил свою огромную сигару. Я не мог понять, чего он хочет. Почему он просто не отошлет этих чертовых братьев Химмельфарбов? Он мог сказать Мои, что не хочет их видеть. Он мог сказать им самим, чтобы они свалили раз и навсегда. Я вспомнил, как они впервые пришли к нам около года назад. Тогда они только приехали из Германии с кучей денег и сразу же начали пускаться в разные авантюры. Им везло, и, похоже, они правильно распорядились деньгами. Сейчас они управляли фабрикой на Гранд-стрит. Впрочем, их всегда тяготили проблемы с рабочими. Они полагали, что в Америке, в отличие от Германии, рабочие слишком независимы. Я вспомнил их высказывания в тот раз, когда они впервые встретились с нами.