Режи Дескотт - Корпус 38 Страница 34

— Я вас слушаю…

— Может быть, вы позволите войти… — предлагает он.

Она отодвигается, освобождая проход.

Приступ агрессивности утомил Сильвиан Боар. Комната, куда они вошли, служит одновременно и спальней, и кухней. Газовая плита, печь, ржавый холодильник, раковина… Вся кухонная утварь, телевизор, кожаный диван, гладильная доска, буфет, покрытый пластиком, и большой стол из необработанного дерева в центре. Скороварка на огне. Из нее с мягким свистом вырывается пар. Он пахнет капустой. Сюзанна смотрит на желтую клейкую ленту, которая свешивается с потолка над столом. Два десятка мух попались в ловушку. По крайней мере одна еще барахтается, бесполезно и раздражающе жужжа.

Три подвесные полки, на которых стоят миниатюрные парусники в стеклянных бутылках, — единственное украшение, не считая ленты от мух. Это работа старика, сидящего в инвалидном кресле, — он отрывается от строительства очередного макета, чтобы посмотреть на гостей. Кажется, он скорее любопытствует, чем злится. Должно быть, новые люди появляются здесь крайне редко.

— Мой отец, — говорит женщина, указывая на него. — Раньше в море рыбачил… Итак, чем могу быть полезна? — произносит она в конце концов, подняв глаза на Стейнера.

Сила убеждения, строгий голос, сотенная купюра и трехцветное удостоверение. Достаточно оснований, чтобы покориться. Сюзанна одна ничего бы не достигла.

— Как уже сказала доктор Ломан, у вашего сына серьезные неприятности. Он обвиняется в убийстве, которое он, возможно, не совершал. Нам необходимо больше знать о его прошлом. Чтобы попытаться добраться до того, кто может быть настоящим убийцей.

Сильвиан Боар откидывает поседевшую прядь грязных волос со лба, покрасневшего от плохого мыла. На правой щеке у нее следы синяка.

— Слышь, старик. Тебе же вроде гулять пора? Валяй, разомни руки, воздухом подыши. Тебе полезно.

Старый рыбак подчиняется, словно у него нет выбора. Слышно, как скрипит кресло в прихожей, открывается дверь. Его дочь спешит ее закрыть. Слышно, как тявкают собаки. Сильвиан Боар возвращается в кухню:

— Не хочу, чтобы он это слышал. Он очень его любил.

— Поскольку есть основания думать, что ваш сын и убийца знакомы, — продолжает Стейнер, — мы вас нашли. Потому что в настоящее время из вашего сына невозможно ничего вытянуть. И если не удастся никого найти, будет трудно его оправдать.

Сильвиан Боар пожимает плечами:

— Меня это все не удивляет. Я всегда говорила, что он принесет нам одни неприятности. Не ищите другого. Это он ваш виновный и есть. Всегда был горазд на всякие глупости в детстве. И ничего с ним не сделаешь. Даже ремень не действовал. Дружил с собаками. Видите конуру? Он часто там спал. И учиться ремеслу не желал ни в какую. Даже во флот его не захотели взять. Что за несчастье этот парень. Что за наказание, — продолжает она, поворачиваясь к окну. — Только жонглировать и хотел.

— Из всего, что вы говорите, не следует, что парень способен разрезать женщину на куски.

Она снова пожимает плечами.

— Вы вышли замуж вскоре после его рождения. За Матье Боара. Он не захотел усыновить маленького Эрвана, верно?

— Усыновить? И хорошо, что не усыновил! А другой, чье имя он испачкал своими арестами, приговором, тюрьмой… Хорошо хоть, он взял меня с ним и его дедом…

— У вас с ним было два сына… Чем они сейчас занимаются?

— Работают в мастерской.

— Хорошо, — вздыхает Стейнер. — Оставим эту тему. И как давно он уехал?

— Я уж и не знаю. Должно быть, лет пятнадцать назад.

— Он был еще подростком. Почему он ушел из дома так рано?

— Птица на ветке… Поди удержи. Никудышный… Ни с кем не ладил. Ни с отцом, ни с братьями, даже со мной… Только со стариком.

— С вашим отцом, да?

— Оно и к лучшему, что уехал.

— И никаких визитов? Никаких новостей? Вы не знали ни где он, ни что делает?

— Новости — разве что от полиции или из суда. Оно и очень хорошо, что он далеко. Здесь это бы плохо кончилось.

— Плохо кончилось?

— С его братьями. Что угодно могло случиться.

— Вы знали его друзей, когда он еще жил с вами?

— Ни одного. Он все время книжки читал. Особенно Библию.

— А жонглировать — как он этому научился?

— Зимой тут неподалеку останавливался цирк.

— Он уехал с цирком?

— Нет. Это было раньше. Он уехал один. На следующий день. Не попрощавшись.

— Он рассказывал вам о змеях?

— О чем? Нет, а что случилось?

— Большая анаконда. Это вам ни о чем не говорит?

— Извините, но я вообще не понимаю, что вы такое говорите.

У Сильвиан Боар вид обессилевшего человека. Она поворачивается к окну, предъявляя им свой затылок, украшенный сальным шиньоном. Оба думают, что она плачет.

— Хорошо. Мы уходим. Извините нас за беспокойство.

Снаружи оба бросают взгляд на автомобильный каркас, в котором Данте-ребенок провел, должно быть, не одну ночь. На полпути к машине Стейнер поворачивается к Сильвиан Боар, которая смотрит им вслед от двери.

— Послушайте, а как найти мастерскую?

— Когда будете выезжать, сверните направо к океану. Она будет в трех километрах отсюда слева. Не прозеваете.

В двадцати метрах слева Сюзанна замечает старого Данте-Легана — он собирает яйца в куче старых покрышек и складывает их в пластиковый пакет, лежащий у него на коленях. Под заинтересованным взглядом Сильвиан Боар Сюзанна направляется к старику, чтобы попрощаться, сует ему карточку с номером своего телефона так, чтобы его дочь не видела, и говорит, что он может ей позвонить, если ему есть что сказать об Эрване.

Пока машина едет по местной дороге к магистральной, Сюзанна оборачивается к дому Боаров. За облаком пыли, поднятым автомобилем, старый паралитик катит свое кресло к дому в сопровождении двух собак. В дверях стоит Сильвиан Боар и не сводит глаз с удаляющейся машины.

«Боар и сыновья». Механическая мастерская по ремонту лодочных моторов в устье реки Гойян. Психиатр и полицейский не обменялись ни словом после визита к Сильвиан Боар и ее отцу. Первый контакт с Бретанью мог быть и поприятнее. Вид ангара, перед которым они припарковались, и то, что они знают о его владельцах, не обещают ничего лучшего.

Отчим и два его сына, три истязателя, заставлявшие маленького Эрвана спать с собаками. Хотя не всегда удается найти причины болезни, в первый раз доктор Ломан ищет их так далеко.

— Послушайте, — говорит Стейнер. — Вас не раздражает то, что мы делаем одну и ту же работу? Что до меня, я иду в бистро напротив собрать дополнительную информацию, а вы возьмете на себя Боаров. Я заставил говорить мать, а вы заставьте говорить мужчин.

От мастерской до бистро — метров триста. Сюзанне неловко от мысли о том, как она нуждается в Стейнере.

Дверь из большого листа металла. Если открыть ее настежь, можно провести внутрь много лодок сразу. А сейчас осталась лишь щель, чтобы проскользнуть в нее боком. Сюзанна решает рискнуть.

Другая сторона ангара смотрит на реку — лодки вплывают прямо оттуда. Слева, позади застекленной перегородки — очевидно, кабинет, он же архив для примитивной бухгалтерии. Железные шкафы обклеены фотографиями женщин, обнаживших все, что только можно, а порой еще больше. Галерея плоти на глянцевой бумаге: ягодицы, бедра, груди, лобки, более или менее бритые, и полуоткрытые рты. Сюзанна отворачивается.

Оставшееся пространство ангара загромождено лодками на стапелях, моторами, висящими на цепях, штабелями бидонов с маслом, пробковыми щитами с ключами всех сортов и калибров, верстаками, где лежат детали моторов, точно внутренности при вскрытии. Пахнет соляркой, морским воздухом и деревом, пропитанным морской водой.

Тишину неожиданно нарушает шум сварки. Сюзанна продвигается между корпусами лодок и моторами, подвешенными над землей, как разрубленные бычьи туши. Прислушиваясь, чтобы определить источник оглушающего шума, она наступает в лужу масла. Парусиновые туфли пропитываются снизу черноватой и липкой жидкостью. Грохот наполняет ангар. На туфлях появляется коричневатый венчик. Она, сердясь, делает два шага, оборачивается и замечает собственные масляные следы. Видит лодку с высокими бортами — внутри работает сварщик. Сюзанна поднимается туда по лесенке, приставленной к корпусу, — три ступени. Вздрагивает, слыша голос за спиной:

— Могу я чем-нибудь вам помочь?

Она оборачивается. Мужчина лет тридцати, одетый в синее, твердо стоит, слегка расставив ноги, руки в карманах, разглядывает ее. Над ее головой по-прежнему ревет сварочный аппарат.

— Я ищу Матье Боара, — говорит она с лестницы.

— А можно узнать, что вы от него хотите?

Она спускается на три ступени. Его глаза устремлены на ее зад. Когда она ставит ногу на землю, он делает шаг вперед. Он высокий, массивный, определенно способный поднять один из этих огромных моторов. Враждебный. Их разделяет только лужа масла.