Клювы - Максим Ахмадович Кабир Страница 35

выдающимся предшественником Алешем Грдличкой, щелкал зубами и пересыпался косточками. Ползли гипсовые модели кистей, ведомые скелетом змеи. Скелет попугая клацал клювом. Скелет гориллы стучал лбом о стекло. Фыркала засушенная голова павиана. Лапа орангутана барахталась в спирте, а похожее на инопланетянина чучело гиббона носилось между стендов. От вида его желтоватой шкуры Берту мутило.

Она кричала там, в музее, внутри своей головы и шла по Реесловой улице к Влтаве, к Йирасковому мосту. Ее глаза были пусты, а на груди болталась картонка с корявой надписью, сделанной перед тем, как тьма накрыла и уволокла Берту в ад оживших чучел и скелетов: «Не убивайте меня! Я беременна!» Дитя в животе Берты тоже спало.

Под нервюрными сводами Староновой синагоги, под яркими электрическими свечами люстр, народ Израиля обращался к благому Создателю, прося о защите. Маленький Уди смотрел на штандарт со звездой Давида и текстом «Shema Yisrael». Он думал, что Бог мог бы оживить голема, чтобы помочь общине. Вот же он, голем Иуды бен Безалеля, спит на чердаке синагоги.

Хазан сгорбился над древним молитвенником и декламировал текст. Мужчины раскачивались из стороны в сторону, повторяя мысленно и вслух священные слова. Женщины молились отдельно, во внешней комнате.

Три звезды взошли на небе. Кантор читал «Маарив»:

– Благословен Ты, Господь, Бог наш, Царь Вселенной, по слову Которого наступает вечер…

«Свет и мрак», – думал Уди.

Каждый его день заканчивался словами из Торы.

– Благословен Ты, Господь, Бог наш, Царь Вселенной, смежающий сном глаза мои…

Кто-то будто скребся в дверь синагоги.

Хазан возвысил голос:

– И сделай так, чтобы ложе мое было совершенным пред Тобою, и верни свет глазам моим наутро, чтобы не уснул я мертвым сном.

Двери заскрипели, открываясь.

Маленький Уди поднял молитвенник, словно щит.

4.11

– Признайтесь, – спросил Корней, – вы мне мстите?

– Ну что ты! – осклабился Филип и подергал путы. Щиколотки Корнея были связаны декоративным шнуром, отцепленным от гардины. – Мы совсем тебе не завидуем.

Альберт зашторил окна, плотной тканью преграждая доступ лунного света в комнату.

Филип никогда не видел, чтобы взрослый человек вот так отправлялся на покой: предварительно обездвиженный, с написанным на лице чувством вины. Чтобы пятеро взрослых, как няньки, окружили постель, провожая в долгий путь.

Филип прошерстил комнату и убрал тяжелые предметы: гантели, бронзовую вазу.

– Как настроение? – поинтересовалась Камила.

– Как у космонавта перед запуском ракеты.

– Выспись и за нас, – попросил Альберт.

Оксана наклонилась и поцеловала Корнея в висок:

– Сладких снов… То есть спокойной ночи.

Они гуськом покинули комнату, притворили дверь. На пороге Филип выстроил батарею из бутылок. Дверь толкнет их, и грохот предупредит неспящих.

– Счастливый ублюдок… – промычала Вилма. Ее белки отливали красным, пальцы нервно гладили шею и щеки.

«Долгая ночка ждет нас…» – вздохнул Филип.

Ярко горящая люстра порождала тени, которые ерзали по холстам. Филип вкрутил в патроны дополнительные лампочки. Он понимал, насколько это опасно. Особенно после того, как в восемь прогремел взрыв. Со стороны метро «Высочанска» и художественной галереи валили клубы дыма. В набирающих силу сумерках копошились убийцы.

Но торчать в темноте означало быстро стать такими же, как они. К тому же окна окрестных домов тут и там озарялись светом. Как картины в подрамниках, где на желтых холстах изображены черные фигурки.

«Если выживу, нарисую это – ячеистые здания с завороженными людьми».

Он вынырнул из-за занавески.

– Есть у кого-нибудь жвачка с ментолом? – спросил Альберт, отрываясь от телефона. – Говорят, помогает, чтобы не спать.

– Есть фруктовая. – Камила порылась в сумочке, раздала резинку.

– А лед?

Филип сбегал на кухню, принес блюдо с кубиками льда.

– Вкуснятина! – Альберт бросил в рот ледышку. – Вот! Секс! Источник эндорфинов.

– Ах ты хитрая задница! – притворно насупилась Камила.

Оксана встревоженно всматривалась в коридор.

– Не волнуйся, девочка. – Камила похлопала ее по плечу. – Он бы уже превратился. Дай человеку выспаться.

Жестикулируя, Альберт спросил:

– Вы давно вместе? Ты и он?

– О… – смутилась Оксана. – Нет, мы… друзья.

– Ну да, конечно! – фыркнула Камила.

Филипу нравились и эта кряжистая грубоватая женщина, и Оксана с ее глазами олененка.

После взрыва они стали обсуждать план действий. Альберт сказал:

– У меня есть дом. На севере, возле польской границы, в пятнадцати километрах от Либереца. Полтора часа, и мы там.

– А соседи? – спросил Филип.

– Ни души.

– Предложение заманчивое. Я – за.

Воздержалась от голосования лишь Вилма.

– Корней, ты водишь автомобиль?

– Грузовик водить не пробовал, легковой – да.

Решили выдвинуться на рассвете. Дальше были проводы Корнея в кровать.

«Побег на дачу, – подумал Филип, – от миллионов безумцев. От желания уснуть».

– Есть хорошие новости? – спросил он засевшего с телефоном Альберта.

Часы пробили полночь. Луна полностью облетела Землю, лакируя ее отравленным сиянием.

– Эпидемия достигла Урала. Неспящие бегут в Сибирь и в глубь Австралийского континента.

– Весь мир, – без интонаций сказала Вилма. Она забилась в угол, как наказанное дитя. Сгрызла ногти до мяса.

– Я интересовался хорошими новостями.

– Тогда нет! – бодро ответил Альберт. – Но хотите услышать что-то приятное?

– А ну-ка…

Альберт торжественно махнул телефоном, будто дирижерской палочкой.

– Two, three, four,[16] – раздалось из динамиков. Пианино сплелось с гитарным проигрышем.

– Что это? – спросила Оксана.

– Что это? – изумился Альберт, вскакивая.

– Элвис Пресли?

– К черту толстого Элвиса!

– Эй, – нахмурилась Камила, – поосторожнее с выражениями!

– Это, мать его, Джон Леннон. Rock and Roll People! Эх, молодежь!..

Очкарик Джон пел от имени поколения:

Don’t tell me where your head is, manI can see your shinin’ shoesDon’t play the Virgin MaryWe all know you’ve been screwed.[17]

– Мне нравится, – сказала Оксана.

– Еще бы! А вот это…

«Битлы» заиграли Help!

– Я знаю эту песню! – воскликнула Оксана.

– Они чуют! – каркнула из угла Вилма. – Нюхом нас чуют.

– Давайте тише, – насторожился Филип.

Альберт приглушил звук.

And now my life has changed in, oh, so many ways,My independence seems to vanish in the haze,But ev’ry now and then I feel so insecure.I know that I just need you like I’ve never done before.[18]

– Да у нас тут настоящий концерт, – отметила Камила.

– Диджей Альберт за пультом, детка. The Night Before!

Трек сменился. Под электрическое фортепиано Маккартни просил героиню песни снова любить его. Леннон и Харрисон подпевали из безоблачных шестидесятых. Филипа всегда смешила физиономия Ринго в этом клипе.

Альберт затанцевал с воздетым к потолку телефоном. Он смешно извивался и дергал бедрами. Эдакий наэлектризованный суслик с косматой седой шевелюрой. Оксана хихикнула.

– Вот как надо! Учитесь ощущать ритм!

Камила притоптывала в такт.

Вилма демонстративно направилась к выходу.

– Ты куда? – потянулся Филип.

– Припудрюсь.

Телефон заиграл мелодию «Привет, прощай!», вызвав всплеск эмоций у Альберта. Учитель запрыгнул на диван и выделывал коленца. Пружины возмущенно скрипели.

– Ты не уставай особо, – посоветовала Камила, улыбаясь.

– Я и усталость?! На каком языке говорит эта женщина?! В студенческие годы я не спал по трое суток.

– Да ты живчик!

– Поверь мне.

Камила пихнула Оксану локтем.

– Идем, покажем зазнайке ритм!

– Нет-нет! – засмеялась та.

– Go, go, go!

Пани присоединились к Альберту. Оксана робко переминалась с ноги на ногу, но сила музыки взяла верх, и она уже танцевала бок о бок с Камилой.

– Натрите мне соски льдом! – попросил Альберт.

– Обломишься!

Филип зааплодировал. Девчонки поклонились. В мастерской защебетали птицы и