Жан-Кристоф Гранже - Конго Реквием Страница 36

София представила своего спутника. Женщина тут же обратилась к нему по-французски, от ее хрипловатого голоса у него кожа пошла пупырышками.

– Лоик… – Она совершенно естественным движением погладила его по голове. – Мой маленький Лоик… Джованни часто говорил о вас.

Поди знай, что именно он говорил. Лоик был едва знаком со своим тестем, и единственным чувством, которое итальянец в нем возбуждал, был страх. Кено провела их в гостиную с цементными стенами охряного цвета, усеянными вещицами из кованого железа. Обстановка вызывала ощущение суровости и торжественности, близкое к атмосфере церкви.

Они уселись на диван и, пока хозяйка готовила кофе, хранили молчание: София – явно взволнованная тем, что оказалась здесь, а Лоик – все так же изумленный тем, что открыл для себя после стольких лет целый пласт жизни своей бывшей.

Кено вернулась с подносом – серебро, медь, фарфор, – налила три чашки и спросила по-французски:

– Похороны прошли хорошо?

– Кено, я не могла…

– Я знаю, дорогая… – Потом она пробормотала, как бы про себя: – Ogni cosa a suo tempo, ciascuno al suo posto e un posticino per ogni cosa…

Итальянское выражение, более-менее соответствующее поговорке «Всяк сверчок знай свой шесток». Инцидент был исчерпан. Любовнице не было места на официальных похоронах.

– Судя по его записной книжке, – продолжила София, – он был с тобой в последнюю ночь.

Андреа улыбнулась – ее скорбь затаилась глубоко в душе, за надежно запертой дверью.

– Ты занялась расследованием?

– Просто хочется понять…

– Ты сообщишь полиции?

– Конечно нет. Но рано или поздно они узнают.

– В любом случае твоя мать не преминет поставить их в известность.

Никакой враждебности в голосе. София не стала расспрашивать дальше. Если Кено захочет что-то рассказать, то только по собственной воле.

Лоик искоса на нее поглядывал: темная юбка, черная водолазка, жемчужное колье. Траур на итальянский манер. По дороге он спросил у Софии, откуда взялось такое имя – название игры в казино. Когда-то, по утверждению Джованни, он выиграл с нею «большой куш». Простота и наивность объяснения усилили его удивление – это было совсем не в духе изворотливого и смертоносного жестянщика.

– В ту ночь он не спал, – заговорила наконец Андреа тихим голосом. – Он был встревожен.

– Ты знаешь почему?

– Его очень беспокоила завтрашняя встреча.

– С кем?

– Я ничего не знаю. Он никогда не говорил со мной о делах.

– Он говорил с тобой абсолютно обо всем.

Кено улыбнулась улыбкой пифии, загадочной и понимающей.

– Имя Изидор Кабонго вам о чем-нибудь говорит? – решился задать вопрос Лоик.

– Нет.

– Трезор Мумбанза?

– Тоже нет.

– Лоран Бизинжи?

– Я никогда не слышала этих имен. Они африканцы?

– Да, конголезцы.

София перехватила инициативу:

– Подозрения полиции связаны с папиными делами там.

Кено медленно покачала головой, не отрывая глаз от своей чашки. Казалось, все это не слишком ее интересует.

– Может, ты хоть знаешь, где была назначена встреча?

– Представления не имею.

– Вы знали, что он продал все свои акции «Колтано»? – снова набрался храбрости Лоик.

– Да. Джованни так устал… – сказала она, неопределенно махнув рукой.

– Вы думаете, у него было намерение выкупить потом обратно свой пакет?

Она посмотрела на Софию с нежностью:

– Как всегда, он сделал бы все, чтобы лучше защитить вас – тебя и сестер.

Повисло молчание. Лоик вдруг задумался, а что Кондотьер оставил ей самой… По работе он знал немало мужей, которые даже не упоминали любовниц в своем завещании, чтобы их не проклинали на том свете.

– Он больше не верил в африканский колтан, – проговорила наконец Кено. – Пресса обвиняла «Heemecht» в финансировании войны в Конго. Крупные пользователи в скором времени сменили бы поставщика. Даже китайцы склонялись к тому, что это слишком сложно.

Вот она и прояснила свое истинное положение: единственного человека, с которым Монтефиори обсуждал дела, как и сказала София. Журналистка, специализирующаяся на международных конфликтах, разбирающаяся в скрытых пружинах развивающихся рынков и хрупких мировых противовесах.

– Он упоминал о новых месторождениях в Северной Катанге? – снова заговорил Лоик, придя к выводу, что ей ведомы все секреты.

– Он был настроен скептически. Думал, что ваш отец принимает мечты за реальность.

– И все же он поддержал его план по их разработке.

– Из дружеских чувств.

София вмешалась, и голос выдавал ее нетерпение:

– Кено, с кем у папы была встреча во вторник?

– Я не знаю имен. Люди, связанные с Конго.

Бывшие супруги переглянулись: они больше ничего не понимали.

– Вы только что сказали, что он уже не интересовался колтаном… – заметил Лоик.

– Он начал новое дело. – Андреа вздохнула. – Куда более опасное. В этом вся ирония этой истории: он критиковал вашего отца, но выбрал еще более рискованный путь.

Лоик подался вперед:

– Касситерит? Золото? Алмазы?

Она медленно перевела на него свои серые зрачки – выкованные из того же металла, что и странные предметы, которые их окружали.

– Вы знаете Конго-Киншассу?

– Нет.

– Там есть бизнес куда более доходный.

Голова у него была пустой, как высосанное яйцо.

– Я правда не понимаю…

– В стране, где идет война, стоившая жизни пяти миллионам человек?

– Я…

– Оружие, ragazzo[60]. Джованни занялся торговлей оружием в Конго. Он только что сделал большую поставку в Катангу.

В свете налобной лампы Эрван разглядывал лицо Катрин Фонтана. На этом групповом портрете, датированном февралем 1971 года, маленькая брюнетка держалась рядом с доктором Фуамбой. Единственная белая. Два месяца спустя она была убита. Эрван позаимствовал очки у пастора, плывшего на борту: перенаправив стекла, он сумел пользоваться ими как лупой. Он хотел разобрать, что скрывает это лицо. Проникнуть в чувства отца. Почему он ее лупил. Почему она была убита. Почему Морван никогда о ней не говорил.

Кошачье личико: миндалевидные глаза, маленький рот, густые, изящно изогнутые брови. Среди этих черных мужчин она казалась крошечной и тоненькой. С ее короткими волосами она походила на подростка. Эрван был в курсе вкусов Старика: в женщинах он любил только девственность, невинность, юность. У Кати было все, чтобы его очаровать: прозрачная, трогательная, от нее исходил аромат эфемерности, не совместимый ни с какой мыслью о сексе или желании. К этому добавлялось еще и ощущение неуловимости, мимолетности, бегства. Мечта, которая едва-едва сохранялась в памяти.

Морван в роли жестокого человека, ставшего убийцей? Мэгги – в роли смертоносной гарпии? Эрван без колебаний включил в действие и де Пернека, психиатра. Лечение, которому он подвергал Грегуара, досье, которое на него составил…

Он погасил лампу и постарался заснуть. Завернулся в полотняный спальный мешок, чтобы защититься от насекомых, и прислонился спиной к рубке. Во всем теле еще ощущались последствия того забега, который ему пришлось совершить, чтобы в последний момент запрыгнуть на баржу. Сальво был уже на борту: Эрван нарушил правила и волен сдохнуть.

Ближе к ночи Сальво исчез вместе с чемоданом. Весь вечер он кадрил одну msichana с волосами прямыми, как приморские сосны. Заливаясь смехом в своем красном платье, она походила на жаровню. Сальво был сердцеедом. Однажды, у одной из запруд, ему хватило перемолвиться парой слов с продавщицей гусениц, чтобы дело закончилось за кирпичной стенкой.

Капитан застопорил моторы. То ли из-за течения и экономии дизельного топлива, то ли из соображений скрытности. Любой свет на палубе был запрещен. Лишь бы избежать риска, что их засекут. Теперь тишина с палубы скользила в оглушительные сумерки. Неотвязное стрекотание сверчков сменилось какофонией лягушек, к которой добавилось клохтанье воды и периодические всплески. «Крокодилы, – хохотнул Сальво, – они охотятся по ночам. Щас не время падать в воду».

У Эрвана появился еще один повод для нервотрепки: на борту баржи ходили слухи. Новая группа самообороны тутси перешла границу Южного Киву и готовилась пересечь Луалабу – Фронт освобождения Верхней Катанги под руководством некоего Духа Мертвых, самопровозглашенного генерала, даже среди полевых командиров считавшегося полным психом. Поговаривали, что мародеры устроились прямо среди развалин Лонтано и получили крупную партию оружия. «Если это верно, – заключил Сальво, – „Вентимилья“ не будет там останавливаться».

Эрван все решит завтра. Пока что темп был хорошим. Ни поломок, ни препятствий, ни кораблекрушения. После перипетий с путешествием на машине он был удивлен, что все проходит так удачно на плавучем караване.

Внезапно противомоскитная сетка, закрепленная на навесе, распахнулась, как в кукольном театре. Сальво влетел в каюту. С чемоданом под мышкой, налитыми кровью глазами и блестящей от пота кожей.