Тони Парсонс - Загадка лондонского Мясника Страница 36

Она дала мне оглушительную пощечину. Собака проснулась и наконец поглядела на нас с интересом.

– Я ни с кем не трахаюсь. И уж точно не с тобой. Бен приходил забрать вещи Хьюго.

– Парочку картин?

– Убирайся.

– Что случилось в той школе?

– Пожалуйста, уходи.

– Хочешь узнать, как твой муж потерял глаз? Только подумай хорошенько.

На нее вдруг навалилась усталость:

– Мне все равно. Он мертв, и теперь это неважно.

Наташа сглотнула и обвела взглядом комнату, будто хотела запомнить все: свечи, запах превосходного мяса, песню.

– Ты используешь меня, – сказал я. – Подставляешь. И лжешь.

– Нет, это ты мне лжешь. – Наконец она разозлилась. – У тебя на пальце обручальное кольцо, но ты не женат.

– Что произошло в Поттерс-Филде? Что они натворили? Кто была та девушка?

– Не понимаю, о чем ты. Где твоя жена? Что с ней случилось? Почему ты носишь кольцо? Что все это значит, детектив? Ты притворщик. Чертов притворщик!

Она вытолкала меня из квартиры. Я не сопротивлялся. Мы оба вели себя как дураки.

– Ты ничего не понял! – заявила Наташа, захлопывая перед моим носом дверь.

Утром в своем подъезде я обнаружил сверток, лежавший на коврике у входа и наполовину засыпанный рекламками пиццерии. На конверте было мое имя.

Пока Стэн обнюхивал рекламные листки, я разорвал упаковку и вытащил дешевую видеокассету – пластиковую, хрупкую и невероятно древнюю. На бумажной наклейке кто-то старательно, будто маленький отличник, вывел маркером печатные буквы: «Наши против Хэрроу».

В конверте не было никакой записки. Я посмотрел на кассету, потом на Стэна и вслух спросил:

– И как мне это смотреть?

– Старые видеомагнитофоны есть в Отделе цензуры, – сказала Рен, когда я приехал на работу. – На третьем этаже.

В нашем отделе было пусто. Эди, как всегда, пришла раньше всех.

– Смотрю, кто пропал без вести в восемьдесят четвертом, – сообщила девушка. – Начала с женщин в возрасте от пятнадцати до тридцати, радиус – десять миль от Поттерс-Филда.

– Продолжайте.

– Хорошо. А вы расскажите старшему инспектору о том, что говорил перед смертью Джеймс Сатклиф.

– В затылок Мэллори дышит суперинтендант Свайр, а ей очень нужно защитить Бена Кинга.

– Тем более расскажите.

Я посмотрел на видеокассету.

– Понимаю. Но что говорил Джеймс Сатклиф? Мы даже не знаем, кого он имел в виду. Кто был в той комнате?

– Он сказал достаточно. Их убивают не потому, что они богаты. Не из-за высокого положения или социального неравенства, или о чем там еще пишет Мясник.

– Нет. Их убивают из-за прошлого.

В Отделе цензуры мы нашли тихий уголок с парочкой пыльных видеомагнитофонов.

Вокруг перед компьютерами сидели молодые люди. Они смотрели, как на мониторах извиваются обнаженные тела, и старались отделить обычную непристойность от преступного разврата, угрожающего нравственности.

– Это открытая вульва? – спросил один парень.

– По-моему, она только приоткрыта, – ответила девушка.

– Ни то ни се, – сказал он и сделал пометку в своих записях.

В отделе было человек двадцать. Между собой офицеры общались по-дружески, но мы с Эди не знали тут никого.

– Сотрудников меняют каждые полгода, – шепнула Рен. – На всякий случай, чтобы с либидо чего-нибудь не вышло.

Она засунула кассету в магнитофон и нажала на кнопку. Пульт давно потерялся.

– Перемотать?

– Нет, посмотрим полностью.

Я узнал окрестности школы: лесополосу, каменный домик, черные пятна взбитой в кашу земли в центре зеленых полей. Изменились только стрижки мальчишек.

Заметить Хьюго Бака было легко.

Рослый, красивый, уверенный в себе задира просил подачу, говорил товарищам по команде, что делать, спорил с судьей. Через двадцать минут после начала матча он заработал три очка и стал гордо позировать перед камерой, широко улыбаясь нам в лицо. Тот, кто снимал его, рассмеялся.

– Молодец, Бако!

Кажется, голос принадлежал Бену Кингу.

А через пять минут произошло то самое событие.

Мяч улетел далеко на половину Хэрроу. Команда Поттерс-Филда бросилась за ним, и Хьюго Бак бежал первым. Защитник Хэрроу неловко схватил мяч, выронил, снова поднял. Кругом стоял возбужденный гвалт. Защитник изо всех сил ударил по мячу ногой, но тут на него налетел Хьюго, и правая бутса угодила ему прямиком в левый глаз.

Мальчишка вскрикнул. Игру тут же остановили, ученики и преподаватели собрались вокруг раненого парня, сидевшего на земле.

Он молчал. Учителя громко требовали, чтобы кто-нибудь вызвал «Скорую». Оператор продолжал снимать, он вышел на поле и заглянул за плечи мальчиков и мужчин, что стояли рядом с пострадавшим. Глаз Хьюго Бака превратился в кровавое месиво.

На этом кровавом кадре видео вдруг закончилось.

– Итак, – подытожила Рен, – банкир лишился глаза, играя в регби.

– Да.

– А Сатклиф говорил, что Хьюго ранила девушка. Получается, это неправда?

Я помолчал, раздумывая:

– Сатклиф не сказал нам ничего конкретного. Он двадцать лет обкуривался так, что дым шел из ушей. Курил и в школе, и в тот день, когда погиб. Джеймс был несчастным богатым мальчиком, который всю жизнь просидел на лекарствах.

– Бросьте, Вулф. Вы же сами не поверили вдове Хьюго Бака, потому что видели его искусственный глаз. Но она не солгала.

Я смотрел на застывшее на мониторе изображение. Джеймс Сатклиф ошибся насчет того, как Хьюго потерял глаз. А в чем еще он был не прав?

Мы вернулись в отдел. Внезапно в двери ввалилась толпа: Свайр, Мэллори, Колин Чо, доктор Стивен, Гейн, Уайтстоун. Лица у всех раскраснелись от возбуждения – охота подходила к концу.

– Что случилось? – спросил я.

– Мы нашли Боба, – ответил Гейн.

Двадцать четыре

Глаза Мэллори за круглыми очками горели тихой яростью.

– Использовать человека как приманку? – произнес он так, будто каждое слово было высечено из абердинского гранита. – Это не входило в наш план.

Лысина инспектора блестела под лампами Первого отдела.

– План изменился, – сказала Свайр.

– Бронежилет я надевать не буду, – сказала Скарлет Буш. – Мясник поставил четкие условия: приходи одна и никакой записи. Он может решить, что в жилете спрятан передатчик. Я отказываюсь.

– Это не просто бронежилет, – терпеливо сказала Уайтстоун, – а жилет из кевлара. Самый легкий и тонкий на сегодняшний день, под одеждой его не видно. На вашем месте я бы все-таки надела.

На своем ноутбуке Гейн открыл страницу с последними записями Боба. Тот снова изменил фотографию. На месте похожей на череп головы Оппенгеймера, глубокомысленно курившего трубку, теперь появилось облако ядерного взрыва.

«Во сне, в сомнении, в глубинах стыда, добрые деяния, совершенные человеком, служат ему защитой. #убейсвиней»

– Где его ответ? – спросил я.

– Он ответил не в Сети. Он ей позвонил. – Чернокожий детектив рассмеялся. – По обычному проводному телефону.

Гейн улыбался до ушей, а у Колина Чо и его друзей из подразделения цифровых преступлений были кислые лица.

– Погодите, ребята! – сказал Гейн. – Мы еще покажем вам пару-тройку хитростей!

– Дайте нам свой телефон, Скарлет, и детектив Гейн установит на него устройство слежения, – сказала Уайтстоун.

– Я хочу пойти налегке, – ответила журналистка.

– Это специальная программа, – успокоил ее Гейн. – Кроме нас, о ней не будет знать никто. Она даст нам возможность отследить ваше местоположение с точностью до десяти метров, а если вы окажетесь вне зоны видимости, подаст сигнал.

Буш отдала ему телефон.

– Кевларовый жилет и устройство слежения. Больше ничего?

Уайтстоун кивнула:

– Это все. Чтобы уж наверняка.

– Что сказал вам Боб? – спросил я.

Скарлет посмотрела на меня. Она явно собой гордилась.

– Ему понравилась моя статья, он обещал со мной связаться.

– Откуда вы знаете, что это был он?

– Он сказал, что опубликует у себя на странице слова Оппенгеймера – цитату из Бхагавад-гиты. И сдержал обещание.

На столах лежал десяток газет с ее статьей. В итоге журналистка не стала провоцировать Мясника. В тексте не было намеков на сексуальные предпочтения, детскую травму или недержание мочи. Следуя рекомендациям доктора Стивена, Буш описала Мясника Боба как противоречивую фигуру, маньяка, что живет по собственным правилам и выбирает жертвами не совсем невинных людей. «Честь, сила и власть – вот каковы мотивы этого человека, самого сложного из всех серийных убийц, – писала она. – Едва ли можно счесть совпадением, что мишенями Боба стали состоятельный инвестиционный банкир, торговец наркотиками и закоренелый хам». Кроме того, она придала Бобу черты слегка непредсказуемого защитника бедных: «Его преступления, несомненно, ужасны, однако они – крик протеста в обществе, где существует бесстыдное разделение на богатых и бедных, своего рода новый режим апартеида».