Максим Шахов - Дьявольский остров Страница 37

Плот вмерз в этот лед, покрылся инеем и стал полностью неподвижным.

Альберт Валерьянович почувствовал невыносимый холод. Он открыл глаза – над ним в темно-синем небе одна за другой загорались звезды. Ярко светила Большая Медведица. А дальше он нашел Полярную звезду.

Он решил приподняться, немного размяться и с удивлением обнаружил, что его тело закутано в брезент, словно куколка насекомого. А сам этот сверток брезента лежит на носилках. Брезент и носилки были покрыты коркой льда. Военфельдшеру стоило огромных усилий выбраться из этого заточения.

Альберт Валерьянович осмотрелся по сторонам. Оказывается, он находился на каком-то надувном плавсредстве, которое плотно застряло во льду. Рядом были еще одни носилки, вмороженные в днище плавсредства, а на них поперек лежали два человека, все в снегу. Они спали или были без сознания. Или…

Альберт Валерьянович посмотрел на Бронислава. Он был укутан в брезентовую ткань. На голову нахлобучена по самые глаза и завязана меховая шапка-ушанка. Рядом с краснофлотцем лежал чемоданчик с красным крестом, которым явно недавно пользовались, потому как он не был сильно запорошен снегом. Этот финн с подлодки явно оказывал Брониславу медицинскую помощь. На лице у краснофлотца была запекшаяся кровь. Шпильковский сдвинул ушанку – у Бронислава от виска до уха была рана. Не очень глубокая. «Кровь быстро запеклась, и он потерял ее немного», – сделал вывод Альберт Валерьянович. Его вполне могло оглушить, но ненадолго. Причина его бессознательного состояния в другом. Шпильковский снял рукавицы, надетые ему еще интендантом субмарины, приложил руку ко лбу Бронислава и почувствовал у товарища сильный жар.

– Пневмония, – услышал Альберт Валерьянович.

Это слово звучало по-фински, но, конечно же, Шпильковский его понял. Он лишь обернулся.

Валттери, изможденный, уставший, с красными от недосыпания глазами, медленно произнес на своем языке:

– Вы говорите по-фински?

Альберт Валерьянович вспомнил, что ему говорил в подлодке Бронислав, что его принимают за Михаила Ванинова, служителя маяка, бывшего кондуктора Императорского флота, и покачал головой. Но чтобы опередить дальнейшие расспросы, он сказал по-латински:

– Эго сум медикус… немного… чуть-чуть… ммм, как это… эксигуо… – Шпильковский знал, что при подготовке унтер-офицеров и младшего командного состава Императорского флота им читали лекции по военной медподготовке.

– Медикус? – повторил Валттери.

– Эксигуо. Мало.

– Латина интелегес?

– Да, понимаю… Эксигуо, – снова сказал Альберт Валерьянович. – Еще в царской школе учил.

На самом деле Шпильковский учил латинский язык еще в мединституте, и, нужно сказать, знал его неплохо.

– У него жар, обширное воспаление легких, – прекрасно говорил на древней латыни и финский корабельный доктор. – Здесь он умрет. Артикуло мортис. Нам надо на землю. Ты можешь идти?

– Буду идти, – твердо сказал Шпильковский.

– И будем его тащить. Там есть земля, – показал на северо-запад Валттери. – Архипелаг.

– Аландский, – уточнил Альберт Валерьянович.

– Да, – подтвердил финн.

«Заколдованные острова, – подумал Шпильковский, – чем дальше от них, тем сильнее они заставляют к ним возвращаться».

Два военврача, один русский, второй финский, на носилках подняли Бронислава. Сделали с помощью кортика Валттери из леера плота упряжь. Нагрузили на носилки рядом с краснофлотцем оставшийся провиант, запряглись и вдвоем потащили их по белой пустыне. За спиной у них оставалось тихое, блестящее на солнце рябью серебряной чешуи Балтийское море.

Они шли медленно – оба были слабыми, поэтому выработали оптимальный для себя темп. Если один выдыхался, сразу же останавливались. Иногда они падали прямо на снег, отдыхали. Благо погода была хоть и морозная, но почти безветренная.

Когда солнце достигло самой высокой точки в небе – в это время года на Балтике она была невысока, – военврачи сделали привал.

Подкрепились сухим пайком, запили из фляги водой.

– Вам надо больше жидкости, – сказал Валттери, – поэтому вам двойная порция.

– Благодарю…

– А вот этой жидкости я вам не предлагаю, – произнес финский корабельный доктор. – Вам после сотрясения мозга не полагается.

«У меня было комотио церебри? – задумался Шпильковский. – И, может быть, даже ушиб мозга. После такого удара».

Валттери достал из аптечки круглое зеркальце.

– Вот. Посмотрите.

Шпильковский глянул и не узнал себя.

Его лицо заросло темно-серой щетиной, за которой проступала вся в бордово-бурых разводах и глубоких морщинах кожа. Он выглядел лет на пятнадцать старше своего возраста.

– Да… Хорошо, что живой хоть остался, – сказал он сам себе под нос по-русски.

– Куод? Что вы говорите? – не понял Валттери.

– Вивере милитаре эст.

– Да, жить значит бороться, – повторил финн, – правы древние.

Он достал ампулу с раствором.

– У него пневмококковая пневмония. Если ты, конечно, понимаешь.

Шпильковский сделал вид, что почти не понимает, что это.

– Стрептококкус – нормальные представители микрофлоры верхних дыхательных путей у человека, – объяснял Валттери, а в это время из бумажного пакетика он достал стерильную иглу, приставил к шприцу, отломал носик ампулы, набрал лекарство, выпустил тонкую струйку из иглы. – Проще говоря, его собственные бактерии восстали. Организм ослаб, вот они и набрали силу. Теперь надо их количество уменьшить. Ну-ка, покажи мне его мягкие ткани.

Шпильковский оголил плечо Бронислава, а сам аккуратно, чтобы попутчик не заметил, покосился на надпись на ампуле.

Там было написано «Albucidum».

– Это новейшее лекарство, – финский корабельный доктор все же заметил заинтересованный взгляд Альберта Валерьяновича, истолковав, что старый человек не очень доверяет новомодным лекарственным средствам. – Его изобрели во французском институте Пастера. Группа сульфаниламидов. Великолепно убивает бактерии.

– А, в институте Пастера, – уважительно протянул Шпильковский, делая вид, что что-то он об этом учреждении слышал.

– У него стадия сливной пневмонии. Как бы это вам объяснить. То есть мелкие очаги воспаления сливаются в более крупные. Надеюсь, наше лекарство этому будет препятствовать. Но ему нужно тепло, покой и витамины. Особенно витамин «С». Слышали о таком?

Шпильковский, конечно же, был в курсе, что еще в тысяча девятьсот тридцать втором году этим витамином начали лечить цингу.

– Нет, – соврал он, – не приходилось.

– Это такие вещества, что поддерживают жизнь в организме.

Валттери прочитал русскому военфельдшеру целую лекцию о витаминах.

– Знаете, самое страшное оскорбление для британского моряка – это назвать его «лайми», или «лимонник». Когда цинга стала бичом моряков во время дальнего плавания, у них кровоточили десны, выпадали зубы, ужасно болели конечности. А вот знаменитый мореплаватель Джеймс Кук из собственного опыта знал, что надо лечить цингу кислой капустой. Кроме того, он приказал варить еловое пиво из побегов с добавлением сахара. Затем в тысяча семьсот сорок седьмом году шотландский врач Джеймс Линдл экспериментально доказал, что цингу можно побороть лимонным соком – он прямо во время путешествия вылечил своих матросов. После этого в британском флоте лимонный сок ввели в обязательный рацион английских моряков. С тех пор все моряки из других стран и начали называть британцев «лимонниками». На кораблях возникали целые «лимонные» бунты, моряки выбрасывали бочки с лимонным соком за борт. Ведь, как известно, для моремана лучше бы это место в трюме занимало виски, – усмехнулся Валттери. – А мы теперь имеем вот такой порошок.

Он достал бутылочку, насыпал себе на ладонь, затем растворил порошок в ложечке с водой и влил жидкость в рот Брониславу.

– Вы себе сделаете то же самое. Это ацидум аскорбиникум.

– Аскорбиновая кислота… Тоже разработка института Пастера? – поинтересовался Альберт Валерьянович.

– Это придумали англичане.

Шпильковский выпил витаминную жидкость, а Валттери спрятал шприц, лекарство в медицинский ящичек, и они вдвоем запряглись в носилки.

Когда солнце уже начало склоняться к закату, финский корабельный доктор увидел темнеющий вдали силуэт.

– Терра, – сказал он с надеждой в голосе.

Но это была еще не земля, а лишь скала, вокруг которой застыло море.

– Скала – это тоже хорошо. Можно будет от ветра укрыться.

Через час они были возле утеса, похожего на каменный косой парус затонувшего судна, и сделали очередной привал.

– Михаил, – обратился Валттери к Шпильковскому, – я думаю, что у меня начинается похожее заболевание, как у этого рыбака.

– Тоже воспаление легких? – насторожился Шпильковский.

– У меня поднимается температура, и я чувствую боль в груди. Может, это от холодного воздуха?