Стивен Хантер - Честь снайпера Страница 41

Новая база боевой группы фон Дреле

Окрестности Станислава

Середина июля 1944 года

– Дело не в войне как таковой, – заметил Вилли Бобер. – И не в перспективе быть убитым или остаться калекой. Или провести остаток дней в русском лагере для военнопленных где-нибудь далеко за полярным кругом. Нет, меня беспокоит не это. Все дело в сортирах.

– Определенно без сортиров война была бы гораздо веселей, – согласился фон Дреле.

Они сидели на грубо сколоченной скамейке с двумя отверстиями над вырытой ямой, меньше чем в сотне метров от своих новых владений, также весьма грубых. Владения эти состояли из шести палаток, разбитых на раскисшем поле, каждая из которых вмещала четыре человека. В страшный зной украинского июля в палатках было невыносимо, даже несмотря на откинутые пологи. В жаркие душные ночи многие десантники предпочитали спать прямо на улице.

Они жили рядом с ремонтными мастерскими 14-й мотопехотной дивизии и питались на ее полевой кухне. Вот какой была награда за героический подвиг у моста в Чорткове. День и ночь из мастерской доносился непрерывный рев Т-IV и «Пантер». Механики дивизии старались держать в строю как можно больше исправных танков, а это означало, что каждые несколько часов бронированным чудовищам заводили двигатели, чтобы прокачать по всем системам разжиженное на жаре моторное масло. Все это было очень хорошо для боеспособности дивизии, однако побочным эффектом являлся поток выхлопных газов, постоянно дующий в сторону нового пристанища 21-го воздушно-десантного полка.

– Я думал, мы герои, – проворчал Вилли. – У нас на всех – сколько? Думаю, штук пятнадцать или даже двадцать «Железных крестов». А ты, наверное, уже майор.

– Насчет майора надо разобраться, – согласился Карл. – Если честно, мне очень недостает великолепных ванных комнат Андриевского дворца. Недостает чистого постельного белья, роскоши, чувства порядка. А это похоже на лагерь гитлерюгенда образца 1936 года. Еще немного – и нас заставят хором распевать «Песню Хорста Весселя»[32].

– Тебе следовало пристрелить этого ублюдка-араба, – заметил Вилли.

– Ты только подумай, сколько бы пришлось написать бумаг, – ответил Карл.

– Кстати о бумагах. Кажется, с сегодняшней операцией я закончил. Я заговорил об этом, потому что у меня нет бумаги.

Не оборачиваясь, Карл протянул ему последний номер «Сигнала». Быстро пролистав журнал, Вилли остановился на статье под заглавием «Духовная сущность национал-социализма».

– Вот это как раз то, что мне нужно, – ухмыльнулся он, вырывая страницы.

Быстро покончив с важным делом, Вилли с наслаждением вытер задницу героической фотографией фюрера. Натянув брюки, он спустился с трона и отдернул простыню, повешенную для того, чтобы обеспечить хоть какое-то уединение. О, плохие новости. К палаткам подкатил «Кюбельваген» с нетерпеливым лейтенантом из штаба 14-й дивизии. Молодой офицер остановился рядом с двумя «зелеными дьяволами», и те указали ему на Карла, также покинувшего уборную.

– Здравия желаю, господин майор! – отчеканил лейтенант, отходя от машины, только что доставившей его.

Он вскинул безо всякого энтузиазма руку в нацистском приветствии, которое походило на слабый взмах крылом у воробья, тщетно пытающегося отогнать хищника, на что Карл ответил своим обычным жестом пьяного клоуна, машущего приглянувшейся ему девице на галерке. Вот во что превратилось церемониальное «Хайль Гитлер!» в строевых армейских частях.

– Значит, ты все-таки майор, – сказал Вилли.

– Судя по всему, – усмехнулся Карл. – Да, лейтенант, чем могу вам помочь?

– Господин майор, вас желает видеть генерал. Завтра ровно в два.

– Скажите, – обратился к молодому офицеру Вилли, – у вас случайно не найдется нескольких экземпляров свежего номера «Сигнала»? Они нам нужны для вдохновения.

Глава 31

Львов

Автовокзал

Наши дни

У него разрывалась селезенка, болела голова, во рту пересохло, он задыхался. Такой оказалась цена поездки на автобусе на Украине. Допотопное транспортное средство, отыскав несколько ухабов, чтобы напоследок еще раз испытать свои рессоры, подкатило к… ну, слово «автовокзал» тут не совсем подходило. «Вокзал» означает порядок, дисциплину, систему. Здесь же процесс посадки и высадки пассажиров происходил в какой-то дарвиновской клоаке, где автобусы проталкивались, пропихивались и протискивались к зданию до тех пор, пока можно было хоть как-то двигаться вперед. Соответственно двор представлял собой беспорядочную толчею автобусов, застрявших под самыми разными углами – нечто безумное и противоестественное. Наверное, именно так должен был выглядеть автовокзал после конца цивилизации.

Водитель упрямо пробирался вперед, непрерывно сигналя клаксоном и ругаясь, но в итоге был вынужден остановиться. Конец пути. Он заглушил двигатель – при этом с тяжким предсмертным вздохом отключился доходяга-кондиционер в салоне – и открыл двери, выпуская пассажиров в столпотворение.

Вчера поздно вечером Свэггер оставил свою машину в рощице неподалеку от города, название которого он не смог ни запомнить, ни прочитать. В этой же самой рощице он оставался до тех пор, пока не рассвело, после чего пробрался в город, стараясь не привлекать к себе внимание джинсами и серой тенниской. Увидев на площади группу людей, дожидавшихся чего-то, Свэггер присоединился к ним. Подъехал автобус, он туда сел. Водитель потребовал плату за проезд, поскольку социализм давно кончился, и Боб, проклятый американец, протянул ему пачку гривен. Порывшись в ней, водитель забрал свой урожай. Свэггер ни за что на свете не смог бы сказать, то ли водитель обобрал его как липку, то ли предоставил ему щедрую скидку. После чего начались три часа мучительных истязаний.

В конце концов, Свэггер с радостью обнаружил, что конечным местом назначения автобуса был Львов. Он вспомнил, как приятно провел вечер в старом городе несколько дней назад. План: снять номер в гостинице, расплатиться наличными, позвонить Рейли, договориться о встрече в Яремче, позвонить Стронскому, организовать быстрый отход, приехать в Яремчу и поскорее покинуть ее. Все выглядело достаточно просто. Свэггер подождал, пока рассеется очередь к двери, вышел из автобуса и с наслаждением вдохнул полной грудью воздух, пусть и насыщенный выхлопными газами. Вокруг царила толчея, сигналы клаксонов и крики; лихорадочное движение рывками, постоянная смена направлений, сплошная толпа, состоящая преимущественно из пожилых женщин. Необходимо было непрерывно пропихиваться и увертываться в лабиринте узких проходов между автобусами, запруженными пассажирами, стремящимися выбраться с площади, и при этом стараться не попасть под колеса подъезжающих и отъезжающих машин. Свэггер не торопился, не толкался, не кричал, рассуждая и следуя по пути наименьшего сопротивления, что одно направление движения ничуть не лучше остальных, и в этот момент в него выстрелили.

Ему показалось, что в бок изо всех сил ударили раскаленной добела кочергой. Однако никакого звука не было, несмотря на то что Боб увидел, как прямо перед ним брызнули в стороны осколки, выбитые пулей, вонзившейся в борт автобуса.

Свэггер мгновенно понял, что кто-то сзади выстрелил ему в спину из пистолета с глушителем и промахнулся, попав по касательной. Он метнулся вправо, затем влево, ускоряясь, потом резко свернул налево за следующий автобус, выбрал другой путь, снова метнулся влево, затем вправо, двигаясь слишком быстро, чтобы стрелок-одиночка успевал за ним. Свэггер постарался затеряться в хаосе лабиринта и запрудившей его толпы.

Кто-то пытается его убить. Боб сообразил, что стрелявший запорол первый выстрел, поскольку стрелял с бедра. Предположительно он прятал пистолет под курткой и, увидев цель прямо перед собой, поторопился выстрелить.

Свэггер понятия не имел, кто этот тип. Обернувшись, он обвел взглядом людей, сновавших туда и обратно, и среди них не было никого подозрительного – обыкновенные работяги-украинцы, неряшливые студенты с рюкзаками, несколько пережитков царского режима, а также возбужденные подростки, то и дело лезущие руками друг другу в штаны. Бок горел огнем, но кровотечение не было сильным, и, несмотря на боль, Боб понимал, что до тех пор, пока не образуется отек, рана не будет стеснять его движения. Не было ничего страшного в том, что его подстрелили; в прошлом такое уже случалось не раз.

Свэггер повернул, затем снова повернул, стараясь оставаться в движении. Похоже, впереди толчея автовокзала начинала редеть, и у Боба мелькнула мысль, что он сможет поймать такси и уехать отсюда куда-нибудь подальше. Но затем до него дошло: «Мне нельзя бежать. Если я сбегу, он, кто бы это ни был, обязательно найдет меня, как уже нашел здесь, и тогда лучше подготовится к выстрелу, и со мной будет все кончено, а он скроется».