Стив Берри - Третий секрет Страница 49

Она сказала это совершенно будничным тоном, как жена, которая просит мужа вынести мусор. Вдали снова прогрохотал гром, как будто кто-то изо всей силы ударил в огромный барабан. Он дождался неизбежной вспышки молнии, расколовшей небо пополам и наполнившей воздух голубовато-белым светом. Мишнер решил возразить очевидице.

— А во что верить? Вы ведь ничего не знаете о религии.

— Зато я знаю о Боге. Религию придумали люди. Ее можно поменять, переделать или вообще отменить. Господь — это совсем другое.

— Но люди оправдывают религию, ссылаясь на волю Бога.

— Это ничего не значит. Такие люди, как вы, должны изменить положение вещей.

— Как я могу это сделать?

— Верить, любить Господа нашего и во всем слушаться Его. Ваш Папа пытался что-то изменить. Продолжайте его дело.

— В моем нынешнем положении я уже не смогу ничего изменить.

— Вы в том же положении, в каком был Христос, а Он изменил все в этом мире.

— Зачем мы пришли сюда?

— Сегодня произойдет последнее явление Девы. Она велела мне прийти сюда в этот час и привести вас. Сегодня Она оставит зримое свидетельство Ее присутствия. Она обещала сделать это во время Своего первого явления, и теперь пора исполнить обещание. Уверуйте сейчас, а не потом, когда все и так станет ясно.

— Ясна, я священник. Меня не нужно обращать в веру.

— Вы усомнились в вере и не пытаетесь развеять ваши сомнения. Вам больше, чем кому-нибудь, нужно обращение в веру. А сейчас настал момент милости. Момент, когда вы можете укрепиться в вере. Обратиться. Так сказала мне сегодня Дева.

— А почему вы заговорили о Бамберге?

— Вы сами знаете.

— Это не ответ. Скажите, что вы имели в виду.

Дождь усилился, и новый порыв ветра швырнул ему в лицо горсть капель, исколовших его как будто булавками. Мишнер закрыл глаза. Когда он открыл их, Ясна стояла на коленях, молитвенно сложив руки, и взгляд ее, как и сегодня днем, был устремлен куда-то вдаль, в темное небо.

Мишнер преклонил колени рядом с ней.

Она казалась такой беспомощной и больше не была похожа на гордую очевидицу, чем-то выделяющуюся из всех окружающих. Мишнер посмотрел в небо, но не увидел ничего, кроме темного силуэта креста. На мгновение в свете молнии силуэт как будто ожил. Затем крест снова погрузился во тьму.

— Я вспомню. Конечно, я вспомню, — сказала она во тьму.

В небе опять прогрохотал гром.

Надо было уходить, но Мишнер не решался прервать ее. Может быть, происходящее было скрыто от него, но для нее оно было совершенно реально.

— Я не знаю, Дева, — сказала она ветру.

При свете молнии он внезапно ощутил волну тепла, исходящую от креста.

Его тело вдруг поднялось над землей, и его понесло куда-то назад.

По всем членам Мишнера пробежала странная дрожь. Он ударился головой обо что-то очень твердое, ощутил сильное головокружение и приступ тошноты. Все закружилось перед глазами. Он попытался сосредоточиться, заставить себя вернуться к реальности, но не смог.

Наконец наступила тишина.

Глава XXXXVIII

Ватикан

29 ноября, среда

00.30

Валендреа застегнул сутану и вышел из своей комнаты в здании Санта-Марте. Ему, как государственному секретарю, предоставили одну из самых просторных комнат, где обычно жил прелат, заведующий общежитием для семинаристов. Такой же привилегии удостоились кардинал-камерленго и Глава священной коллегии. Валендреа не привык к таким условиям жизни, но это было гораздо лучше по сравнению с теми временами, когда участникам конклава приходилось спать на раскладной койке и мочиться в ведро. Путь из общежития в Сикстинскую капеллу пролегал через несколько закрытых коридоров. Это было нововведение по сравнению с предыдущими конклавами, когда кардиналов привозили в автобусе и сопровождали на всем пути от общежития до капеллы. Многим не нравилось, что по пятам за ними постоянно ходят сопровождающие, и поэтому был сделан специальный отдельный проход по коридорам Ватикана, куда могли попасть только участники конклава.

За ужином он сумел, не привлекая к себе излишнего внимания, дать понять трем кардиналам, что он хотел бы поговорить с ними наедине, и сейчас все трое ждали его в капелле в дальнем конце зала у отделанных мрамором дверей. Валендреа знал, что за запечатанными дверями у крыльца обычно стоят швейцарские гвардейцы, готовые открыть тяжелые бронзовые двери, как только над капеллой покажется белый дым. Но никто не рассчитывал, что это случится после полуночи, так что капелла была вполне подходящим местом для конфиденциального разговора.

Подойдя к кардиналам, он не дал им возможности заговорить первыми и с ходу взял инициативу в свои руки.

— Я хочу сказать немногое. — Валендреа говорил вполголоса. — Я знаю, о чем вы говорили между собой в последние дни. Вы уверяли меня в своей преданности, а потом втайне изменили мне. Почему — известно вам одним. Я хочу, чтобы четвертое голосование стало последним. Иначе через год ни один из вас не останется в числе членов коллегии.

Один из кардиналов пытался ответить, и Валендреа жестом руки остановил его:

— Не надо говорить, что вы голосовали за меня. Вы все поддержали Нгови. Но утром все будет иначе. Кроме того, я хочу, чтобы перед началом сессии все колеблющиеся склонились на мою сторону. Я рассчитываю на победу в четвертом туре, и от вас троих зависит, случится ли это.

— Это нереально, — ответил один из кардиналов, отведя глаза.

— Нереально то, что вам удалось избежать испанского правосудия за растрату церковных денег, — сдерживая подступившую ярость, прошипел Валендреа. — Все знали, что вы вор, но у них не было доказательств. Они есть у меня, мне предоставила их одна юная сеньорита, с которой вы хорошо знакомы. И вам двоим тоже лучше умерить свои амбиции. — Лица всех троих побелели. — Я знаю кое-что не очень приятное и о вас. Вы в курсе того, что мне нужно. Начните процесс. Обратитесь к помощи Святого Духа. Я не хочу знать как, но вы должны это сделать. В случае успеха вы останетесь в Риме.

— А если мы не хотим оставаться в Риме? — спросил другой.

— Неужели лучше оказаться в тюрьме?

Обозреватели, пишущие о делах Ватикана, любят предполагать, что происходит во время конклава. Все книжные полки забиты журналами с описанием того, как богобоязненные прелаты идут на сделку со своей совестью. На прошлом конклаве некоторые кардиналы называли недостатком Валендреа его молодость, поскольку слишком долгое правление одного человека не идет на пользу церкви. Лучше всего, если понтификат длится от пяти до десяти лет. Если больше — могут возникнуть нежелательные последствия. И это мнение не лишено оснований.

Власть вкупе с непогрешимостью составляют слишком опасную смесь. Но именно эта смесь и позволяет реформировать церковь. Престол святого Петра представляет собой верховную трибуну, и с сильным Папой нельзя не считаться. Валендреа собирается стать именно таким Папой, и его совершенно не устраивает, чтобы из-за троих ничтожных глупцов расстроились все его планы.

— Утром я хочу услышать свое имя семьдесят шесть раз. Если мне придется ждать, это приведет к определенным последствиям. Сегодня мое терпение подверглось испытанию. Мне бы не хотелось, чтобы это произошло еще раз. Если до завтрашнего дня мне не придется улыбаться верующим с балкона собора Святого Петра, то не успеете вы вернуться в свои комнаты в Санта-Марте за своими вещами, как от вашей репутации ничего не останется.

Проговорив все это, он повернулся и ушел, не дав им возможности произнести ни слова.

Глава XXXXIX

Меджугорье, Босния и Герцеговина

29 ноября, среда

1.40

Мишнер пытался различить окружающее сквозь туманную пелену. В голове стучало, желудок выворачивало наизнанку. Он пытался твердо стоять на ногах, но не мог. В его горле стоял вкус желчи, перед глазами все кружилось.

Он до сих пор стоял под дождем, который стал гораздо слабее. Раскаты грома свидетельствовали, что ночная гроза продолжалась, но были слышны уже в некотором отдалении. Он поднес к лицу часы, но в глазах мелькали разноцветные пятна, и он не мог разглядеть светящийся циферблат. Мишнер помассировал лоб. На затылке ощущалась шишка.

Он подумал о Ясне и уже был готов произнести ее имя, когда в небе показался яркий свет. Сначала он решил, что это очередная вспышка молнии, но это сияние было гораздо меньше, им как будто кто-то управлял. Мишнер подумал, что это вертолет, но когда сине-белое свечение приблизилось к нему, он не услышал никакого звука.

Сияние проплывало перед ним в нескольких футах от земли. Кружилась голова, и странное ощущение внутри не давало ему стоять на ногах. Он лег на каменистую землю и стал смотреть в небо.