Лейла Слимани - Идеальная няня Страница 5

Постепенно Луизе удалось приручить дикарку. День за днем она рассказывала ей сказки, в которых действовали одни и те же персонажи. Сиротки, заблудившиеся девочки, томящиеся в темнице принцессы… Она описывала заброшенные замки, в которых поселились ужасные людоеды, диковинных животных, странных птиц с кривыми клювами, однолапых медведей и печальных единорогов. Девочка сидела тихо-тихо, ловила каждое слово и без конца просила рассказать, что было дальше. Откуда у Луизы брались эти истории? Они рождались в ее сознании сами и изливались бурным потоком без малейшего усилия с ее стороны, без напряжения памяти или воображения. Из каких темных озер, затерянных во мраке непроходимых чащоб, черпала она эти жестокие сюжеты, неизменно заканчивавшиеся гибелью героя, перед смертью все-таки успевшего спасти мир?

Мириам не любила, когда по утрам открывались двери их адвокатской конторы. После 9:30 начинали собираться коллеги: они пили кофе, звонили по телефону, расхаживали туда-сюда. Прощай, покой.

Мириам всегда приходила на работу первой, еще до восьми. Включала маленькую настольную лампу. Перед четким кругом света, в почти кладбищенской тишине к ней возвращалась сосредоточенность, знакомая по годам студенчества. Забыв обо всем, она с наслаждением погружалась в изучение папок с делами. Иногда она прогуливалась по темным коридорам с тем или иным документом в руке и вслух говорила сама с собой. Брала чашку кофе и шла на балкон выкурить сигарету.

Утром своего первого рабочего дня Мириам поднялась чуть свет, преисполненная почти детского энтузиазма. Надела новую юбку и туфли на каблуках, так что Луиза воскликнула: «Какая вы красивая!» На пороге квартиры няня с Адамом на руках подтолкнула хозяйку к выходу. «Ни о чем не волнуйтесь, – повторяла она. – У нас все будет хорошо».

Паскаль встретил Мириам очень радушно. Он отвел ей кабинет, смежный со своим и разделенный дверью, которая почти никогда не закрывалась. Через пару-тройку недель Паскаль поручил ей несколько дел, которые доверил бы не всякому более опытному коллеге. А через несколько месяцев Мириам уже самостоятельно вела дела десятка клиентов. Паскаль говорил, что ей надо набить руку, и тогда она сумеет проявить свою фантастическую работоспособность. Она ни от чего не отказывалась. Не вернула Паскалю ни одного дела. Не жаловалась, что вынуждена задерживаться вечерами. Он часто говорил ей: «Ты просто гений». На протяжении долгих месяцев она не поднимая головы корпела над всякой мелочовкой. Защищала уличных наркодилеров, неплательщиков алиментов, одного эксгибициониста, незадачливых воришек, пьяных водителей. Вела дела недобросовестных должников, мошенников с банковскими картами и присвоением чужой личности.

Паскаль рассчитывал на нее в привлечении новых клиентов и советовал посвятить часть времени изучению судопроизводства. Дважды в месяц она отправлялась в суд коммуны Бобиньи и до девяти вечера сидела в коридоре, глядя на часы, стрелки которых, казалось, прилипли к циферблату. Иногда выдержка ей изменяла, и она грубо отшивала растерянных клиентов. Но она старалась и в конце концов добивалась своего. Паскаль не уставал ей повторять: «Ты должна знать дело назубок!» И она не ленилась. До глубокой ночи читала и перечитывала судебные протоколы. Цеплялась за малейшую неточность, за каждое нарушение процедуры. Она отдавалась каждому делу с маниакальной страстью, что вскоре принесло свои плоды. Бывшие клиенты рекомендовали ее своим друзьям. Ее имя стало популярным среди осужденных. Один парень, которого Мириам спасла от тюремного срока, клялся ей в вечной благодарности. «Ты меня вытащила, – говорил он. – Я этого не забуду».

Однажды ей позвонили посреди ночи с просьбой присутствовать при предварительном аресте. Бывшего клиента задержали по обвинению в нанесении побоев супруге. Он, однако, утверждал, что не способен поднять руку на женщину. Было два часа ночи. Мириам оделась в полной темноте, стараясь не шуметь, только наклонилась поцеловать Поля. Он заворчал и отвернулся.

Муж часто говорил ей, что она совсем заработалась, и это ее злило. Обиженный, он старался проявлять преувеличенную заботу о ней, уверял, что беспокоится о ее здоровье и что Паскаль ее эксплуатирует. Она гнала от себя мысли о детях, связанные с пожиравшим ее чувством вины. Порой ей казалось, что все сговорились против нее. Свекровь твердила, что «Мила часто болеет потому, что чувствует себя брошенной». Коллеги никогда не приглашали ее зайти после работы в бар и изумлялись, что она сидит в конторе допоздна. «У тебя же вроде дети, ты забыла?» А тут еще воспитательница Милы вызвала Мириам для разбора глупой ссоры ее дочери с мальчиком из группы. Мириам принялась извиняться за то, что не ходит на родительские собрания, отправляя вместо себя Луизу, и воспитательница, седовласая дама, широко разведя руки, произнесла: «Если б вы только знали! Это болезнь века. Бедные дети предоставлены самим себе, а у родителей только карьера на уме. Они все время куда-то спешат. Знаете, какое слово они чаще всего говорят детям? «Быстрее!» И разумеется, бесследно это не проходит. Дети заставляют нас платить за свои тревоги и чувство заброшенности».

Мириам ужасно хотелось поставить ее на место, но она почему-то не решилась. Может, из-за того, что сидела на неудобном детском стульчике в комнате, пропахшей акварелью и пластилином? Эта обстановка вкупе с «учительским» тоном собеседницы словно вернула ее в детство, к годам послушания и принуждения. Мириам улыбнулась. Пробормотала, что благодарна за внимание, и пообещала, что Мила исправится. Она сдержалась и не высказала этой старой гарпии, что думает о ней, ее женоненавистничестве и ханжестве. Она слишком боялась, что та выместит свою злобу на ее дочери.

Зато Паскаль, судя по всему, отлично понимал ее азарт, всепоглощающую жажду признания и желание бросить вызов судьбе. Они как будто вели незримый бой, от которого каждый получал острое удовольствие. Он толкал ее вперед, она ни разу не споткнулась. Он испытывал ее на выносливость, она ни разу его не подвела. Однажды он пригласил ее выпить по стаканчику после работы. «Сегодня ровно полгода, как ты к нам пришла. Это стоит отметить!» Они молча шли по улице. Он открыл перед ней дверь бистро, и она ему улыбнулась. Они выбрали столик в глубине зала и сели на мягкий диванчик. Паскаль заказал бутылку белого вина. Они заговорили о последнем деле, но почти сразу переключились на воспоминания о студенческих годах. О грандиозной вечеринке, которую устроила их сокурсница Шарлотта в родительском особняке в восемнадцатом округе Парижа. О том, как тряслась бедняжка Селин в день устного экзамена. Мириам пила быстро и смеялась шуткам Паскаля. Ей совсем не хотелось домой. Не хотелось никого предупреждать. Не хотелось, чтобы ее ждали. Но у нее был Поль. И дети.

Эротические флюиды, легкие, покалывающие, заиграли у нее в горле и в груди. Она провела кончиком языка по губам. Впервые за долгое время она ощутила простое, здоровое, эгоистическое желание. Желание быть собой. Мириам любила Поля, и тело мужа было для нее связано с множеством воспоминаний. Когда он входил в нее, он входил в ее отягощенную материнством утробу, которая так часто принимала сперму Поля. Благодаря складкам и изгибам этой утробы они создали семью, вместилище безмерных тревог и безмерного счастья. Это Поль массировал ее отекшие ноги со вздутыми венами. Это он заметил, что простыня вся в крови. Это он держал ее голову, пока ее рвало, жалкую и скрюченную. Он промокал ей лицо во время схваток. Это он достал из нее детей.

Ей всегда претила мысль о детях как о препятствии к личному успеху, к свободе. Как о якоре, тянущем ко дну, как о камне, привязанном к ногам утопленника. Поначалу осознание этой истины погрузило ее в глубокую печаль. Ей казалось, что это ужасно, до отчаяния несправедливо. Она понимала, что никогда не сможет избавиться от чувства неудовлетворенности, боязни, что она неудачница, что принесла одну часть своей жизни в жертву другой. Она переживала это как настоящую трагедию, не желая отказываться от мечты об идеальной семье. И убедила себя, что все в ее силах, что она может добиться своих целей и при этом не превратиться в стерву или в трудоголика. Она не собиралась играть роль мученицы или мамаши Кураж.

Почти каждый день Мириам получала сообщения от своей подруги Эммы. Та постоянно публиковала в социальной сети обработанные в технике сепии снимки двух своих белокурых детей. Малыши еще играли в песочнице, но прозорливая мать уже записала их в школу, которая, несомненно, поможет расцвести их талантам. Она дала им непроизносимые имена, заимствованные из скандинавской мифологии, и с радостью объясняла их значение новым знакомым. Эмма сама присутствовала на этих снимках, красивая и довольная. В отличие от мужа, обязанность которого сводилась к роли фотографа идеального семейства. Иногда он, правда, предпринимал попытки пролезть в кадр. Он носил бороду и ходил в джемперах из натуральной шерсти, а на работу облачался в неудобные узкие брюки.