Стивен Кинг - Конец смены Страница 5

— А мать как звали? — спрашивает он.

— Дженис Эллертон. Ее муж Джеймс умер двадцать лет назад, как утверждает… — Пит, человек старой закалки, как и Ходжес, ходит не с айпадом, а с блокнотом. Теперь он заглядывает в записи. — Как утверждает Ивонна Карстерс. Она и вторая помощница Джорджина Росс нашли тела вскоре после того, как пришли сюда утром около шести. Им за такие ранние приходы дополнительно платят. Росс нам не очень помогла…

— Она что-то неразборчивое молотила, — объяснила Иззи. — А вот Карстерс молодцом держалась, голову не теряла. Сразу позвонила в полицию, и мы уже в шесть сорок прибыли на место.

— Сколько было маме?

— Точно не знаем еще, — сказал Пит. — Но не первой свежести дама.

— Семьдесят девять, — сказала Холли. — В архивах новостей, которые я просматривала, дожидаясь Билла, чтобы собраться с мыслями, нашлось, что на момент трагедии у Городского Центра ей было семьдесят три.

— Тяжело в таком возрасте об инвалиде заботиться, — прокомментировал Ходжес.

— Но женщина была в хорошей форме, — отметила Изабель. — Ну, по крайней мере, Карстерс так говорит. Сильная. И помогали ей много. У нее были деньги, потому что…

— …они получили страховку, — заканчивает Ходжес. — Меня Холли дорогой просветила на этот счет.

Иззи искоса поглядывает на Холли. Холли не обращает внимания. Она разглядывает комнату. Фотографирует взглядом. Принюхивается. Проводит рукой по спинке маминого кресла. У Холли эмоциональные проблемы, женщина безумно начитанная, но при этом открыта к внешним раздражителям, как мало кто из людей.

Пит говорит:

— Две помощницы приходят утром, две днем, две вечером. Семь дней в неделю. Частная компания, — заглядывает в блокнот, — «Домашние помощники». Все, что нужно было тяжелого поднимать, делали они. Также есть экономка Нэнси Элдерсон, только, очевидно, ее здесь нет. В кухонном календаре написано: «Нэнси в Чагрин-фоллс» — отмечено сегодня, вторник и среду.

В холл зашли двое мужчин — также в перчатках и бахилах. Очевидно, из той части дома, где жила покойная Мартина. У обоих в руках пакеты с вещественными доказательствами.

— Все произошло в спальне и ванной, — говорит один из них.

— Есть у вас что-нибудь?

— Ну, примерно то, что и следовало ожидать, — говорит второй. — Вынули из ванны несколько седых волос, что не удивительно, ведь в ней мылась пожилая женщина. Нашли в ванной и следы кала — но только следы. Тоже ничего странного. — Увидев вопросительный взгляд Ходжеса, специалист добавляет — Она носила подгузник. Женщина ее подмывала.

— Фу-у-у… — кривится Холли.

Первый специалист говорит:

— Там есть и стульчик для душа, но он стоит в углу: на нем полотенца сложены. Похоже, им никто никогда не пользовался.

— Может, ее мочалкой обтирали, — говорит Холли.

Холли, видимо, до сих пор было противно — или от мысли о подгузнике, или о дерьме в ванной, — но ее взгляд и дальше бродит вокруг. Она могла бы о чем-то спросить, бросить какое-то замечание, но в основном женщина молчит: люди всегда ее пугали, особенно в замкнутом пространстве. Но Ходжес хорошо ее знает — ну, по крайней мере, насколько это возможно — и хорошо понимает: она настороже.

Заговорит она уже потом, и тут уже Ходжес будет внимателен. В прошлом году, когда распутывали дело Зауберса, он обнаружил, что внимательное прослушивание Холли серьезно окупается. Она мыслит вне шаблонов, часто в милях от шаблонов, и ее догадки могут оказаться просто чрезвычайными. И хотя она по природе и робкая — Бог ее знает, по каким причинам, — эта женщина способна выказывать отчаянную храбрость. Именно из-за Холли сейчас Брейди Хартсфилд, тот самый Мистер Мерседес, лежит в Клинике травматических повреждений головного мозга при Мемориальной больнице Кайнера. Холли шарахнула его по голове носком, наполненным шариками от подшипников, и проломила череп — и Хартсфилд не успел вызвать катастрофу еще более страшную, чем то кровавое событие у Городского Центра. Ну а теперь преступник живет в сумеречном мире, о котором главное светило Клинике травматических повреждений головного мозга говорит: «Стабильное вегетативное состояние».

— Парализованных можно мыть в душе, — добавляет Холли, — только это неудобно из-за того оборудования, к которому они подсоединены. Поэтому их, в основном¸ обтирают мочалкой.

— Пойдем на кухню, там светлее, — говорит Пит, и все так и делают.

Первое, что замечает Ходжес, — это сушилка для посуды, в которой стоит одна-единственная тарелка — та, с которой в последний раз ела миссис Эллертон. Кухонный стол просто сияет, а пол такой чистый, что хоть ешь с него. Ходжес думает: наверное, и ее кровать наверху также аккуратно застелена. Может, и ковры она пропылесосила. А тут такое — подгузник! Ну, видно, заботилась женщина, о чем могла. Как человек, который сам серьезно подумывал о самоубийстве, Ходжес может это понять.

Пит, Иззи и Ходжес сидят за столом на кухне. Холли просто слоняется вокруг — иногда останавливается за спиной у Изабель, глядя на фотографии на айпаде, которые Иззи сгруппировала в папку под названием «Эллертон / Стоувер», иногда заглядывая во всевозможные шкафчики, ее пальцы в резиновых перчатках касаются вещей осторожно, словно бабочки.

Иззи пролистывает снимки, проводя пальцем по экрану во время разговора.

На первом фото — две немолодые женщины. Обе мясистые и широкоплечие, облаченные в красную нейлоновую форму «Домашних помощников», но одна из них (видимо, Джорджина Росс, догадывается Ходжес) плачет, обхватив себя руками за плечи. Вторая — Ивонна Карстерс — очевидно, слеплена из более прочного теста.

— Они пришли сюда в пять сорок пять, — рассказывает Иззи. — У них есть ключ, и они не должны стучать или звонить. Иногда Мартина спала до полседьмого, говорит Карстерс. Миссис Эллертон в такое время уже не спала, вставала где-то в пять и тут же варила себе кофе. А утром женщины пришли, ее не встретили и запаха кофе не услышали. И подумали, что хозяйка заспалась, да и на здоровье. Они на цыпочках пошли в спальню Стоувер, вон там по коридору, взглянуть, не проснулась ли она. И вот что увидели.

Иззи показывает следующее фото. Ходжес ожидает, что Холли снова брезгливо скажет «фу-у-у…», но женщина молчит и внимательно всматривается. Стоувер лежит в постели, одеяло сползло ей до колен. Изуродованное лицо так и не восстановили, но то, что осталось от него, имеет довольно мирный вид. Глаза закрыты, искореженные руки сложены на груди. С худого живота торчит питательная трубка. Ее инвалидная коляска, которая Ходжесу больше напоминает временную капсулу для космонавта, стоит рядом.

— В спальне Стоувер сильно пахло. Но не кофе. Алкоголем.

Иззи листает. Вот столик возле кровати Мартины вблизи. Аккуратные ряды таблеток. Измельчитель, нужный, чтобы давать их парализованной женщине. А посередине — дикой нелепостью торчит 0,75-литровая бутылка водки «Смирнофф Тройной Дистилляции»; рядом — пластиковый шприц. Бутылка пуста.

— Женщина действовала так, чтобы не промахнуться, — отмечает Пит. — «Смирновка» тройной дистилляции — это сто пятьдесят процентов.

— Я так думаю, что она хотела, чтобы с дочерью все произошло как можно быстрее, — говорит Холли.

— Неплохая догадка, — отвечает Иззи, но очень сухо. Ей плевать на Холли, а Холли — на неё. Ходжес это знает, но не понимает причины. А поскольку Изабель они видят редко, то он никогда не доставлял себе хлопот спросить об этом у Холли.

— А есть измельчитель вблизи? — спрашивает Холли.

— Конечно. — Иззи листает, и на следующей фотографии измельчитель для таблеток уже здоровенный, словно летающая тарелка. В его чаше остаются следы белого порошка. — Позже на неделе будем знать точно, но кажется, что это «Оксикодон». Она получила его по рецепту только три недели назад, как свидетельствует ярлычок, а сейчас бутылочка из-под него такая же пустая, как и из-под водки.

— Мать измельчила таблетки, бросила в бутылку и вылила всю водку Мартине в питательную трубку. Видимо, это еще эффективнее смертельной инъекции.

Иззи снова листает. Теперь Холли действительно говорит «фу-у-у…», но не отводит глаз.

Первый снимок ванной, приспособленной под нужды инвалида, — широкий план: видно низкую тумбу с раковиной, так же низко расположены вешалки для полотенец и огромную комбинацию ванны и душевой. Душевая кабинка закрыта, ванну видно полностью. Дженис Эллертон лежит в воде, которая закрывает ее до плеч, в розовой ночной рубашке. Ходжес думал, что, когда женщина ложилась в ванну, рубашка должна надуться и всплыть на поверхность — но на этом снимке места преступления она прилегает к худенькому телу женщины. На голове у нее полиэтиленовый пакет, обвязанный вокруг шеи каким-то махровым пояском от купального халата. Из пакета высовывается трубочка, присоединенная к небольшому баллону, который лежит на полу. На нем этикетка с изображением смеющихся детей.