Нил Стивенсон - Зодиак Страница 5

Мы сняли номера, чтобы доказать страховой компании, что больше на нем не ездим, а после я забрал из бардачка «термит». Всегда полезно держать его под рукой на случай, если понадобится приварить друг к другу две шпалы. Серийный номер фургона был выбит на моторе, подвеске и в трех местах на кузове — списав его, я положил на все немного «термита» и поджег от сигары. Эта смесь порошка алюминия с оксидом железа дает такой жар, что мгновенно расплавляет любой материал. Боевик мафии срезал бы подушечки пальцев с трупа жертвы.

Идентификационные номера еще дымились, когда мы сели в «омни». И тут же за нами притормозила еще машина: «бронко II» с щетиной антенн и мигалкой на крыше.

— Гребаные охранники! — выругался Гомес. — Под копов выделываются.

Сам будучи когда-то таковым, он проникся нелепостью такой затеи.

Выйдя из машины, я вернулся назад, чтобы прочесть надпись на дверце «бронко»: «СЛУЖБА БЕЗОПАСНОСТИ "БАСКО"». «Баско» я хорошо знал. Этой компании принадлежали большая часть земли по обоим берегам Эверетт и участки вдоль Щелочной улицы. Да что там, если ступить с обочины шоссе, окажешься на их территории. А после твои ботинки растворятся.

— Доброе утро, — сказал «наемный коп», который, как и Гомес, был молодым и худощавым. Начальственного живота истинных бостонских полицейских у этих никогда не бывает.

— Доброе, — отозвался я тоном очень спешащего человека. — Что-то случилось?

Он смотрел на мою фотку в папке, слишком уж похожей на досье. Еще там было изображение моего босса и одного идиота по имени Дэн Смирнофф. Да, и типа, которого я уже давно не видел, скрывающегося от закона малого по фамилии Бун.

— Сэнгеймон Тейлор?

— У вас есть ордер? Ха, а вы ведь не настоящий полицейский, верно?

— У нас есть свидетели. Несколько наших ребят из охраны наблюдали за вами из главного здания. Так вот, этот фургон нам известен.

— Я сразу понял, что мы закадычные друзья.

— Ага. Мы опознали его, когда он остановился тут вчера вечером. А потом наблюдали за тем, как вы снимаете с него все, что возможно. Даже серийный номер уничтожили, а?

— Послушайте. Чем меня доставать, просто пойдите к своему боссу и скажите «рН». Только это одно слово.

— «рН»? Разве это не то, что в шампуни кладут?

— Почти. Скажите ему «рН тринадцать». И ради собственного же блага поищите другую работу. Да, и когда будете патрулировать территорию, не заходите на отмель. Поняли? Там опасно.

— Ага. — Мое предостережение очень его повеселило. — Там водятся страшные преступники.

— Вот именно. Совет директоров «Баско». Семейство Плеши. Не дайте им себя убить.

Когда я вернулся в «омни», Гомес спросил:

— Что ты ему сказал?

— рН. Я был тут на прошлой неделе и замерил у них рН. Было тринадцать.

— Ну и?

— Так ведь лицензия у них только на восемь. Это значит, они сбрасывают в реку дрянь, у которой концентрация вдвое больше предельно допустимой.

— Вот черт! — возмутился Гомес. Еще одно очко в его пользу: ему никогда не бывало скучно.

А ведь я даже не сказал ему всей правды. На самом деле дрянь, извергавшаяся из трубы «Баско», была в сотни тысяч раз более концентрированной, чем разрешено законом. Разница между рН 13 и рН 8 — пять, а это значит, что рН 13 — это десять в пятой степени, то есть щелочи там в сто тысяч раз больше, чем в рН 8. Такое случается сплошь и рядом. Назови людям большие цифры, и, сколько бы дипломов ты ни повесил на стену, они отмахнутся от тебя как от дешевого паникера. Трудно даже заставить людей поверить, как часто нарушаются законы об охране окружающей среды. Но если я говорю «вдвое больше предельно допустимой концентрации», они могут возмущаться без опаски.

3

Я попросил Гомеса высадить меня на Гарвард-сквер, где собирался встретиться за ленчем из зернового пирожка и тофу с репортером из «Уикли». Выбросив перед входом сигару, я вошел в отделанное светлой сосной сумасбродно дорогое заведение, стоявшее чуть в стороне от площади, улыбнулся в возмущенную физиономию менеджера и, наконец, отыскал взглядом сидевшую в дальнем углу Ребекку.

— Как поживает Гранола Джеймс Бонд?

Я едва не разразился тирадой про Токсического Человека-Паука, но тут вспомнил, что кое-кто мной искренне восхищается (Ребекка из их числа) и что именно восхищению и легендам про Джеймса Бонда мы обязаны бесплатными машинами и анонимными звонками о токсинах в воде и почве. Поэтому я спустил ей вопрос. Ребекка выбрала самое солнечное местечко в зале, и от яркого света ее зеленые глаза горели как сигнал светофора, а с кожи поднимались ароматические масла духов. Мы с ней пару раз забирались в спальник, и от того факта, что в скором будущем повторение не предвидится, она становилась в сто тысяч раз — ух! — вдвое красивее. Чтобы отвлечься, я прорычал официанту что-то про пиво и сел.

— У нас есть… — начал официант и сделал ужасающе глубокий вздох.

— «Джинси Крим эль».

— Этого нет, сэр.

— «Бекс». — Потому что, по моим прикидкам, платить Ребекке.

— Фирменное здесь — газированная минералка с лимоном, — сказала Ребекка.

— Мне нужно прополоскать рот после Эверетта.

— Был там на своем «зоде»?

— Для тебя он «Зодиак». Ответ — «нет», не был.

Мы всегда начинаем разговор с обмена пустыми колкостями. Ребекка работает в отделе политических новостей и полжизни проводит, разговаривая с косноязычными и сладкоречивыми. Общение с человеком, способным сказать «хрен» в диктофон, действует на нее как таблетка бензедрина. А еще подспудный флирт («Эй, а помнишь?» — «Да, помню». — «Неплохо было?» — «Ага».).

— Как продвигается «Проект омар»?

— Ухты, подготовилась к интервью. Проект в порядке. Как газета?

— Как обычно. Гражданская война, мятеж, финансовый кризис. Но все читают рецензии на новые фильмы.

— Вместо твоих репортажей?

— Зависит от того, что я раскопаю.

— И что на сей раз?

Улыбнувшись, она подалась вперед и хитренько глянула на меня.

— Плеши выставил свою кандидатуру.

— Который из них?

— Большой Плеши.

— Подхалим?

— Ага, он метит в президенты.

— Вот черт. Конец ленча. Есть расхотелось.

— Так и знала, что тебя это порадует.

— А как же «Баско»? Разве ему не придется перевести компанию в «слепой траст»?

— Уже сделано. Как еще, по-твоему, я узнала, что он выставил свою кандидатуру? У меня есть знакомые в его банке.

Семья Плеши заправляла «Баско» (она и основала компанию) и потому являлась Загрязнителем номер один Бостонской гавани, Отравителем Вьетнама, Авангардом движения за токсичные отходы. Уже несколько лет я пытался объяснить разным ее представителям, насколько глубоко они увязли в дерьме, иногда даже забивал трубы с заводов гидроцементом, чтобы до них дошли мои слова.

В этом году главным Плеши был Олвин, он же Подхалим, важный член команды правительственных экспертов и гениев внешней политики, которые добились для нас победы во Вьетнаме.

Ребекка показала мне образчики творчества его писак: «Многие поборники защиты окружающей среды излишне остро отреагировали на присутствие этих соединений (не химикатов, не токсичных отходов, а «соединений»!)… но что такое, по сути, единица на миллион?» Далее следовал рисунок с изображением капли из пипетки, полной «соединений», которая падает в железнодорожную цистерну чистой воды.

— Ага. Обрабатывают зрителя ТКЭП. Капля в цистерне. Подумаешь, важность! Но можно и иначе повернуть: футбольное поле — это площадка — в сколько? — в сорок пять тысяч квадратных футов? У банановой кожуры площадь, скажем, одна десятая квадратного фута. Значит, «объем» банановой кожуры, брошенной на футбольное поле, — каких-то пара единиц на миллион. Но если форвард поскользнется на банановой кожуре под конец матча…

— ТКЭП?

— Разве я тебе про него не рассказывал?

— Объясни.

— Сокращенное «точка в конце этого предложения». Помнишь в школьных брошюрах по гигиене говорилось, что «у жителей города размером с Даллас можно вызвать галлюцинации каплей ЛСД размером не больше точки в конце этого предложения». Ее проще себе представить, чем, скажем, микрограммы.

— А при чем тут футбол?

— Мое дело — пытаться объяснить научные идеи среднему любителю пива, так? Этот средний Джо или Гарри, возможно, заучил свод правил НФЛ, но не понимает, что такое ПХБ и не отличит микрограмм от минета. Я говорю ему, что микрограмм приблизительно равен одной ТКЭП. Единица на миллион — это капля в железнодорожной цистерне, — вот что твердят химические компании, чтобы заморочить нашему Джо голову. Если выложить нос к хвосту всех детенышей тюленей, убитых в этом году, хватит на сотню футбольных полей. Слезы, пролитые их мамами, заполнят железнодорожную цистерну. Сбрасываемые в Бостонскую гавань непереработанные отходы могут еженедельно заполнять по стадиону.