Майкл Палмер - Пятая пробирка Страница 6

—     А тот доктор, с которым ты встречалась? У вас ниче­го не получилось?

—     Мы с Риком остались друзьями.

—     Дай сообразить. Он хотел серьезных отношений, но ты не любила его?

Колдовство.

—     Я же собираюсь в ординатуру, на личную жизнь со­всем не остается времени.

—     А Терри, с которым ты приходила на обед? Он был очень милым и симпатичным.

—     К тому же он веселый и поэтому очень мне нравится. Кроме дружбы он от меня ничего не требует. Да у нас ни­когда и речи не заходило о каких-то обязательствах или... э... другом уровне отношений. Мам, поверь: почти все мои подруги, кто замужем, большую часть времени сожалеют об этом! Девяносто процентов своей энергии они тратят на выяснение отношений. В наши дни любовь — штука вре­менная, а брак неестествен; все это — работа рекламщиков с Мэдисон-авеню и телевизионных продюсеров.

—     Я знаю, что ты давно перестала меня слушать, но вот что я тебе скажу. Тебе нужно приоткрыть эту свою рако­вину и впустить любовь, иначе ты станешь очень несчаст­ной женщиной.

Впустить любовь. Натали удержалась от того, чтобы от­ветить сразу или, того хуже, рассмеяться. С двумя детьми, рожденными от разных отцов, давно пропавших, Эрмину Рейес вряд ли можно было считать олицетворением вер­ности. В ее случае, по мнению Натали, физическая красота обернулась смертельным врагом. Но ее стойкие романти­ческие чувства, вера в мужчин и неослабевающая любовь к жизни были такими же необъяснимыми, как неспособ­ность отказаться от «Винстона».

—     Сейчас у меня нет времени быть несчастной.

—     Ты уверена, что все в порядке?

—     Абсолютно. Почему ты об этом спрашиваешь?

—     Не знаю. Однажды, когда я смотрела твои забеги, я заметила, что если перед стартом ты выглядишь как-то не так, то бежишь плохо и проигрываешь. Сейчас с тобой происходит нечто похожее.

—     Да нет же, мам! Поверь, все в порядке.

В этот момент зазвонил мобильник. Натали посмотре­ла на дисплей — номер высветился незнакомый.

—     Алло!

—     Натали Рейес?

-Да.

—     Это декан Голденберг.

Натали сжала в руке трубку и вышла в холл, чтобы мать не слышала разговор.

—     Слушаю вас.

—     Натали, у вас найдется время подъехать в мой офис, чтобы обсудить утренний инцидент в больнице Метропо­литен?

—     Я смогу быть у вас через двадцать-двадцать пять ми­нут.

—     Отлично. Позвоните моей секретарше за десять ми­нут до того, как появитесь.

—     Хорошо!

Голденберг подождал, пока Натали возьмет карандаш, и продиктовал номер телефона. Во время их короткого разго­вора Натали безуспешно пыталась уловить что-нибудь в го­лосе декана и сейчас с трудом подавила желание выведать у него хоть какие-нибудь подробности столь срочного вы­зова. За годы их знакомства доктор Сэм Голденберг не раз говорил Натали о том, что болел за нее на соревнованиях и доволен ее успехами в учебе. Как бы ни сложилась ситуа­ция, они смогут разобраться, Натали была уверена в этом.

—     Неприятности? — спросила мать, когда Натали вер­нулась на кухню.

—     Ничего серьезного, просто проблема с расписанием занятий. Мне надо бежать. Извини, мам.

—     Да ладно уж.

—     Я скоро приеду навестить вас.

—     Будем ждать. Береги себя!

—     И ты, мам, тоже. Дженни, я скоро приеду!

—     Я люблю тебя, тетя Нат!

—     И я тебя люблю, малышка!

—     Паникер! — воскликнула вдруг Эрмина.

—     Что?!

—     Очень нервный, семь букв. Паникер!

Молодые годы Натали Рейес были описаны во мно­гих печатных изданиях. Ее бурные похождения на ули­цах Бостона продолжались почти год, пока сотрудникам агентства с символическим названием «Мост через бур­ные воды»[5] не удалось убедить ее и женский колледж в Ньюхаузе, что вместе они, возможно, составят непло­хой альянс. Потребовалось несколько месяцев, чтобы шаткое перемирие с учителями и администрацией поз­волило Натали обнаружить у себя способности к бегу и к учебе. Через три с половиной года она поступила в Гарвард.

После окончания колледжа, кроме тренировок и сорев­нований, Натали работала в лаборатории доктора Дуга Беренджера — ее персонального болельщика и патриота беговых дорожек Гарварда. К моменту той злосчастной травмы на предолимпийских стартах Натали уже была соавтором полудюжины исследовательских работ, вы­полненных кардиохирургом и его группой. Она закончи­ла курсы, необходимые для поступления в медицинский колледж. Рано или поздно, она все равно нашла бы свое место в медицине, но случайная травма ахиллова сухожи­лия, нанесенная бежавшей сзади соперницей, значительно ускорила ход событий.

Во время учебы Натали деканом в колледже был док­тор Сэм Голденберг. Человек мягкий, увлеченный своим делом, блестящий эндокринолог, он считал, что поступить в медицинское учебное заведение — дело более серьезное и ответственное, чем самообучение в нем.

Как просил Голденберг, Натали позвонила ему в офис за десять минут до своего прихода. Сейчас она сидела в приемной и пыталась сформулировать фразы, из которых бы следовало, что в результате ее самовольных действий никто не пострадал, но она понимает, что вопрос можно было решить другим, более правильным путем. И теперь она хочет одного: урегулировать конфликт с доктором Ренфро и снова взяться за работу.

Через пару минут в приемную вышел Голденберг, без обычной теплоты пожал Натали руку, поблагодарил за то, что она так быстро откликнулась на его приглашение, и сопроводил в свой кабинет. Вокруг стола для совещаний стояли с мрачными и встревоженными лицами ее ближай­шие коллеги: Дуг Беренджер, Терри Миллвуд, а также Ве­роника Келли, которая зачастую проявляла в отношении важных, самоуверенных профессоров большую нетерпи­мость, чем сама Натали.

Внезапный холодок, пробежавший по спине Натали, не имел никакого отношения к температуре в кабинете. Оба хирурга официально поздоровались с ней за руку. Верони­ка, с которой Натали довелось путешествовать на Гавайи и один раз даже в Европу, напряженно улыбнулась и кив­нула. В свое время они вдвоем часто гуляли по Бостону — настолько часто, насколько могли себе позволить занятые студентки медицинского колледжа, а приятелю Вероники, биржевому брокеру, приходилось иногда даже поднимать настроение Натали, когда оно опускалось ниже уровня «нет-нет, у меня все в порядке».

Голденберг пригласил всех сесть и занял место во главе стола. Надежды Натали очаровать декана и восстановить отношения с Клиффом Ренфро начали таять.

—     Мисс Рейес, — начал Голденберг, — я хотел бы, чтобы вы прочитали докладные, написанные доктором Клиффом Ренфро и миссис Беверли Ричардсон, медсестрой, присут­ствующей при инциденте сегодня утром. Затем я хотел бы узнать, есть ли у вас существенные возражения по поводу изложенного.

Удивленная таким быстрым развитием событий, На­тали прочитала обе докладные. Не считая двух-трех не­значительных расхождений, содержание документов совпадало, и факты были изложены точно. Бев Ричард­сон постаралась объяснить душевное состояние Натали в описываемый момент, однако ее разговор с Клиффом передала почти дословно. На бумаге все выглядело сухо и недвусмысленно. Натали ощутила прилив страха, и в голове вдруг всплыло семибуквенное слово из книжки с кроссвордами матери.

—Факты изложены подробно и весьма точно, — с тру­дом произнесла Натали. — Но я думаю, что здесь не указан мотив моих действий.

—Нат, — сказал Беренджер, — уверяю вас: мы понима­ем, что в ваших мотивах не было злого умысла.

Сидевший рядом с Беренджером Миллвуд кивнул в знак согласия.

—Я буду рада признать ошибочность своих действий и извиниться перед доктором Ренфро.

—Боюсь, все не так просто, мисс Рейес, — сказал Гол­денберг. — Доктор Шмидт, который, как вы знаете, явля­ется заведующим хирургическим отделением, настаивает на вашем исключении из медицинского колледжа.

Слова, словно кинжал, вонзились в грудь Натали.

—Не может быть! У меня всегда были хорошие оцен­ки, и, насколько я знаю, практику в клинике я прошла успешно.

—Видите ли, — ответил Голденберг, — к вашей работе с пациентами действительно не было никаких замечаний, однако имелись жалобы, что вы неуважительно относи­тесь к руководству, проявляете нетерпимость в отноше­ниях с ординаторами и даже однокурсниками, а ваша са­моуверенность, как предположил один из преподавателей, может стать источником серьезных проблем в будущем.

—Этого просто не может быть! — снова повторила Натали. — Единственный инцидент с однокурсником, насколько я помню, заключался в том, что я отказалась работать с ним в паре, потому что он имел обыкновение разбрасывать части трупов по анатомичке!

—Простите, декан, что вмешиваюсь, — подала голос Вероника, — но я считаю, что должна поддержать в дан­ном вопросе Натали. Когда доктор Миллвуд позвонил мне и объяснил, что случилось, я попросила его узнать, можно ли мне присутствовать. Я благодарна вам за разрешение. Студент, о котором говорит Натали, вел себя абсолютно недопустимо и заслужил такое отношение. Натали и я были подругами с первых дней учебы, и я хочу, чтобы вы знали, как любят и уважают ее все студенты и студентки, а также то, как иногда сложно бывает общаться с доктором Ренфро. У меня самой произошло с ним несколько стычек во время практики в хирургии.