Антон Сибиряков - В поисках любви Страница 6

Оборачиваюсь. Женщина не решается войти. Стоит в дверях. На бледном лице — древний ужас далеких предков. Инстинкт самосохранения.

— В чем дело?

— Я боюсь…

Она и вправду боится. Ее трясет.

Мы словно попали в морг. Так схоже…

— Чего?

Знаю, что она не сумеет найти ответа, но…она находит.

— А вдруг она там? Сидит в своей комнате и не знает, что умерла…

Страх щекочет шею. Пытаюсь разгладить его ладонью.

— Этого не будет, — говорю ей грустным голосом. — Этого никогда не бывает.

Перед глазами плывут красные образы той ночи. Переломанное тело под колесами моей машины. Люди вокруг. Свет фар, бьющий в глаза острыми спицами. Трясущиеся руки. И белая упаковка антидепрессантов на водительском сиденье.

Ей было всего 14. И видит Бог, мне тоже хотелось, чтобы родители, придя домой, обнаружили ее перед телевизором, веселую и живую. Не знающую о своей гибели…Я всю ночь молился об этом. Но увидел наутро только красные глаза ее отца.

— Мне ведь не обязательно идти туда?

Пожимаю плечами:

— Нет.

— Тогда я подожду здесь. Эта квартира…она плохая.

Нет.

Мне искренне жаль, но плохими бывают исключительно люди.

Сверяюсь с часами.

— Скоро приедут эксперты, им нужно будет с вами побеседовать. Не уходите раньше времени.

Вхожу во мрак единственной комнаты. Окно плотно завешано старой шторой. Подхожу ближе. Холод становится невыносимым. Замечаю, что края занавески приклеены к стене рваными полосками скотча. Осторожно берусь за ткань и дергаю. Липкая лента отходит от стены вместе с побелкой. Дневной свет врывается в комнату, оголяя ее скромные околичности. Продавленный диван, замызганный компьютерный столик, горбатый, древний шифоньер. На полу — узорчатый палас, зашарканный ногами до дыр.

Оконное стекло разбито.

Когда убивают проституток, мне приходится выезжать на места преступлений. Я захожу в их съемные квартиры и вижу обстановку, подобную этой.

Места продажной любви. Они выглядят именно так.

— Кем ты была, Оксана? — не говорю. Безмолвно шевелю губами.

На столике стоит раскрытый ноутбук.

Пришло время вновь открывать цветастую коробку.

Включаю его. Жидкокристаллический экран мерцает мягкой синевой. Склоняюсь над компьютером.

Курсор мигает в строке пароля. Еще один стальной крюк в мое тело.

Тенденция моды или действительно, что-то личное? От кого она защищалась этими черными точками? И неужели действительно верила, будто кому-то есть дело до ее глупых, детских тайн?

Ввожу несколько стандартных вариантов — от имени, до возраста. Клавиши скрипят от смеха. Система непоколебима. Она ждет только ее пальцев, ее слов, ее мыслей.

— Она умерла. И не придет к тебе больше.

Ноутбук ждет. Как прирученное животное. До самого конца.

В столе есть ящики. По левую руку от меня. Выдвигаю их один за другим. Пустые. Все. Кроме последнего.

На дне, среди пыли и кожуры от семечек, лежит компьютерный диск в прозрачной коробке.

На пластиковой крышке прыгающие буквы, выведенные фиолетовым фломастером.

МОЙ ДНЕВНИК.

Засовываю болванку в карман пальто. Ноутбук теряет важность. Превращается в мертвые платы и железки. Оставляю его на растерзание экспертам. Пускай грызут обглоданные кости.

Выхожу в коридор. Жирная громадина все так же стоит в дверном проеме, загораживая путь. Выуживаю из пачки последнюю сигарету. Крепко затягиваюсь. Кольца белесого дыма медленно плывут к потолку.

— Вы знаете, что эта квартира была притоном?

Говорю спокойно. Держу ее тройной подбородок в прицеле своих черствых глаз.

Да. Она знала. Но не была причастна. Читаю все это по ее губам, намалеванным красной помадой. Они дрожат.

— Я… — противный глоток соплей. — Я не знаю…

Курю. Задумчиво и с улыбкой. Но не отпускаю лживого монстра из цепких объятий собственного взгляда.

Она не сознается. Мне плевать. Или даже…жаль ее. Корысть убила в ней все человеческое, превратила в безликое создание, мертвое от собственной слепоты к миру. Да, мне очень жаль это странное, несчастное существо.

— Что у вас вместо сердца? — задаю тот единственный вопрос, который может хоть что-то изменить.

Но большие глаза смотрят на меня в недоумении и страхе. И я протискиваюсь в подъезд.

— Дождитесь группу, — кидаю ей через плечо, в то время как мой палец уже вызывает лифт. — Непременно дождитесь…

— Да…да…конечно…

Двери с гулом раскрываются.

— Дождитесь…

Потная ладонь в кармане держит пластмассовую коробку диска. Пускаю дым из носа и захожу в вонючую коробку лифта.

На улице темнеет. Сумерки перемешиваются с гарью предстоящей ночи. Холод тянет тиски все сильней.

Куда ушло время?

Осматриваюсь.

«Мама, что это?..»

Эхо памяти. Детский голос. Удивление и страх маленького сердца.

«Просто снег, сынок»

«Снег…»

Белый мир. Моя первая встреча зимы. Серебряный холод в ладонях.

— Просто снег…

В домах загораются окна. Сотни желтых точек вокруг, как будто где-то здесь, в центре, под моими ногами, кроется сила немыслимого притяжения. Словно вся звездная пыль, все пульсаторы и метеоры стремятся служить ей. Здесь и сейчас. Ей одной. И я…готов.

Иду. Сливаюсь с ночными огнями города. Мимо людей, мимо машин. К китайскому ресторану, что прячет свои двери в одном из многочисленных проулков города. Часы на руке учащают стук каблуков. Я почти бегу.

Она ждет меня у ярко-красных дверей, под вывеской, иероглифы которой горят попеременно и тускло. Красивая женщина, с тонкой шеей и крутыми бедрами. В черной юбке, готовой задраться на талию при первом моем желании.

— Лера… — шепчу на ходу ее имя.

В висках пульсирует кровь. На лбу выступает пот. Я слишком много курю. Тянусь за сигаретой в карман. Но нащупываю только пустую пачку. Сминаю ее в кулаке.

— Антон! — она видит меня и улыбается. Машет рукой.

Подхожу. Облизываю пересохшие губы.

— У тебя нет сигареты?

Она смеется.

— Нет. В жизни не курила. Забыл?

Голос, полный счастья. А я уже сутки ничего не ел.

— Пойдем поужинаем…

Беру ее под руку и тащу в ресторан…

…диван скрипит. В такт нашим плавным, медленным движениям. Я беру ее снова и снова, в темноте съемной квартиры. Ее ноги на моих плечах. Стоны и изгиб спины. Вхожу так глубоко, что ощущаю жар ее внутренностей. Ногти впиваются мне в спину. Она шепчет.

— Еще…

И я даю ей то, чего она так просит. Чужую любовь.

Она вскрикивает, напрягается, и теплая вязкость заливает мои бедра. Ногти срывают кожу со спины, кровь тонкими ручейками струится по телу и падает вниз. На белоснежные простыни, мгновенно въедаясь в их тонкую грань. Я продолжаю двигаться. Продолжаю раздавать свою, обжигающую холодом, любовь.

Диван скрипит. Как лестница. Там. В подвале.

Ее губы у моего уха.

— Любимый…

Сжимаю ее крепкие ягодицы.

— Милый…

Скрипы. Стоны. Чьи-то взгляды.

Лестница.

Кто-то невидимый рядом.

— Боже…

Вырываюсь из горячего плена.

— Антон? — она поднимается на локтях, хватая меня за руку. Ее пальцы испачканы кровью. Скользят.

— Он был там! Этот сукин сын был там!

Натягиваю трусы. Майку, штаны.

— Да что случилось-то, можешь объяснить?!

— Мне нужна твоя машина.

— Ты не можешь так уйти…

Времени на споры нет. Зажигаю ночник.

— Ключи, — раскрытая ладонь тянется к ее лицу.

Она смотрит с непониманием. Обнаженная женщина, ищущая любовь. Готовая на все, ради собственного счастья.

— У тебя нет прав, я поеду с тобой…

Отмечаю складки на ее худом животе. Когда она сидит вот так, согнувшись пополам, демоны и бесы времени оголяют свою суть. Вытаскивают наружу все то, что она прятала. Чего боялась.

И посреди ночного мрака, здесь, в глубинах города, я вижу ее настоящую мечту, которую она принимает за страшный грех. Стать матерью. Любить. И быть любимой.

— Собирайся…Лера.

Быть может когда-нибудь, я пойму, что эти два слова и были той самой, настоящей любовью. И скитания наших одиноких сердец прекратятся. Когда-нибудь…не сейчас.

Она накидывает куртку. Хватает со столика кобуру. Черный ручка пистолета вращается во мраке пространства. Горит желанием влиться в чью-нибудь ладонь.

— Идем…

Я следую за ней прочь из квартиры.

Старая «Тойота» мигает фарами. Садимся в промерзлый салон. Изо рта идет пар.

— У тебя есть лом?

— Да, в багажнике.

Ночь необычайно темна. Не вижу собственной руки, поднесенной к глазам. Лера зажигает в салоне свет. Тусклое свечение, разбрасывающее тени. Дергает ручку скоростей.

— Куда?

Я говорю ей. Свет фар скальпелем вспарывает ночную мглу.

— Расскажешь? — тонкие ручки крутят руль.