Станислас-Андре Стееман - Осужденный умирает в пять Страница 7

Шум голосов перед входом в отель в конце концов пробудил от неглубокого сна пожилого ночного дежурного. Неуверенными шагами он подошел к двери и окинул улицу изучающим взглядом.

— Нас слушают, дражайший мэтр! — заметил Лазар. — Кроме того, уже поздно. Госпожа Лежанвье, насколько я успел ее узнать, должно быть, обеспокоена вашим отсутствием. На вашем месте я бы вернулся домой кратчайшим путем.

Он выплюнул свой окурок, раздавил его ногой:

— Не знаю, что меня заставляет сказать вам об этом, но я к вам очень привязан, дорогой мэтр. Я надеюсь назвать вас — вполне законно — папой.

— Негодяй! — пробормотал Лежанвье, сознавая собственное бессилие.

И то, что он повторяется.

Диана не спала, когда он бесшумно открыл дверь спальной.

— Жоэль вернулась?

— Да, — ответила Диана. — Она мне устроила сцену.

— Она вам устроила сцену?

— Похоже, я шпионю за ней, настраиваю вас против нее… Я приготовила вам пижаму, дорогой, а здесь ваша порция виски… Вы виделись с этим человеком?

— Да.

— Что он вам сказал?

— Он рассчитывает стать моим зятем.

— Что?

— Он рассчитывает стать моим зятем.

— И вы это так оставите? — спросила Диана недоверчиво, побелев, как ее батистовая ночная рубашка, открывающая округлые плечи. — Вы, Лежанвье, великий Лежанвье, вы потерпите, чтобы какой-то субъект?..

Лежанвье скинул свои замшевые ботинки, вылез из рукавов пиджака, отстегнул промокший воротничок рубашки, начал расстегивать брюки. Обычно он раздевался в прилегающей туалетной комнате, но сейчас…

— Нет! (Он склонил свою крупную голову.) Завтра утром, пораньше, я позвоню в «Жнивье». Мы проведем там неделю, две — столько времени, сколько понадобится. Если этого недостаточно, чтобы Жоэль отвлеклась, я вновь пошлю ее во Флоренцию, Рим, Портофино, ей там понравилось…

Диана, успокоившись, притянула его к себе, поцеловала в кончик носа:

— Дорогой, я вновь узнаю вас! Какой-то момент я боялась, что вы поддадитесь…

Лежанвье рассмеялся. Последнее слово напомнило ему о чем-то:

— Т-сс! Клиент — тем более экс-клиент — не всегда прав.

Он тут же понял, что это не смешно.

Даже Билли Хамбург сказал бы лучше.

Но Билли было не пятьдесят, и ему не предстояло сейчас спать с женщиной на пятнадцать лет моложе.

У Билли не было дочери. А следовательно, проблем.

Билли не заботило, чтобы восторжествовала справедливость.

— Дорогой! — разочарованно прошептала Диана. — Вы думали о чем-то другом…

Глава пятая

Лежанвье любил приезжать в «Жнивье», рано ложиться, завтракать в обшитой дубовой панелью столовой, пахнущей воском, откуда через застекленные двери открывался вид на зеленую долину Шеврез, напротив недопроснувшейся Дианы, потной и утомленной, с трудом справлявшейся со своими кружевами.

— Надо бы почаще сюда приезжать, — расслабленно вздохнул он. — Слышите, голуби?

— Думаю, это цесарка… Еще чашку кофе, дорогой мэтр?

— Охотно.

Разумеется, кофе без кофеина, который он пил без удовольствия, вдыхая аромат того, что пила Диана.

Диане не пришлось вызывать Сабину звонком. Старая служанка сначала вошла, затем постучала:

— Извините, там господин спрашивает хозяина.

— Кто еще? — проворчал Лежанвье.

— Не знаю. Не захотел назваться. Кажется, лучший друг хозяина.

Лежанвье уже понял.

«Может быть, нам придется сменить континент?» — вздохнул он, бросая салфетку.

Диана тоже поняла, но не казалась слишком взволнованной.

— Гостевая комната готова, — лишь сказала она. — И не выставляйте его в дверь, он вернется через окно.

Лазар теперь ездил на собственном автомобиле, «кадиллаке» пятилетней давности, но выглядевшем почти как новый, слишком широком для узкой подъездной аллеи, поднимавшейся к дому. Его ярко-красное крыло ободрало последний розовый куст.

Лазар через переднее стекло дружески помахал рукой:

— Хэлло, дражайший мэтр! Париж становится просто убийственным, если время от времени не выезжать за глотком свежего воздуха. Я привез вам хороших друзей, которые и убедили меня принять ваше сердечное приглашение. Они уверяют, что «Жнивье» может приютить полк солдат. Догадайтесь, кто это?

Билли Хамбург и Дото неуверенно ступили на гравиевую дорожку с видом не очёкь торжественным, хотя ставшая рыжей Дото надела головокружительное полосатое платье, открывавшее ноги до колен и придававшее ей аппетитный вид английской карамельки.

— Мертвый сезон, нечем заняться, — бормотал Билли, выпрашивая прощение влажным взглядом. — Бездельничать так бездельничать, почему бы не бездельничать в «Жнивье»?

Молодой возбужденный голос донесся с крыши:

— В. Л.! Кто там?.. Это не Тони?

— Отвечайте, дорогой мэтр! — подсказал Лазар. — Это малышка вас спрашивает, она ждет вашего одобрения.

— Кто там? — продолжала кричать Жоэль, свесившись головой и плечами из окна так, что чуть не падала. — Это не Тони?

— Да, именно! — сказал адвокат, но таким глухим голосом, что никто не услышал.

— Говорите громче, дражайший мэтр! — дружески посоветовал Лазар. — Представьте, что вы в суде, требуете оправдания для невиновного. Повысьте голос. Мое почтение, дражайшая госпожа. (Диана появилась на пороге, по-прежнему пытаясь привести в порядок кружева.) Мэтр был так любезен, что пригласил ваших добрых старых друзей и меня, а мы имели слабость принять приглашение. Очаровательно, живописно, роскошно, — восклицал он, охватывая широким жестом четыре основных направления. — Кто это там воркует? Горлинки?

— Цесарка, — твердо ответила Диана.

Глава шестая

— Дорогой, вам нехорошо?

Лежанвье сел в кровати и огляделся блуждающим взглядом. Он не узнавал знакомой обстановки своей спальни и лишь постепенно вспоминал, что покинул дом на авеню Ош и приехал в «Жнивье».

— Который час? — с трудом проговорил он. — Что… Что случилось?

Диана, сидя в соседней кровати, с тревогой смотрела на него:

— Вы разговаривали во сне. Кажется, вам было трудно дышать. Вы кричали, пока я не зажгла свет.

На лбу адвоката выступил холодный пот.

— Я разговаривал во сне? Что я говорил?

— Я плохо поняла. Вы говорили тихо и очень быстро. Кажется, вы произносили речь за или против кого-то.

Речь?..

Конечно, он произносил речь. Он вспоминал мельчайшие детали процесса. Лазар требовал для него высшей меры. У него не было адвоката, он сам себя защищал, боялся сказать слишком много или слишком мало, искал глазами в зале Диану…

— Вы переутомились, дорогой. Вам необходим настоящий отдых, в Этрета или Савойе, а не просто выходные два раза в месяц… Лежите, не вставайте. Вы сильно вспотели, я вам сейчас дам другую пижаму.

Она накинула кружевной пеньюар и направилась к комоду, и тут впервые Лежанвье в свою очередь поразился ее изменившимся чертам. Без сомнения, тут сыграли свою роль и первые проблески зари, смешивавшиеся с электрическим светом, — муж редко застает жену в такой час, — но они не могли все объяснить: бескровные губы, ввалившиеся щеки. Диана явно тоже провела тяжелую ночь.

С размытыми чертами лица она возвращалась от комода, как с края земли:

— Вот пижама, дорогой.

Просто из нежности он попытался притянуть ее к себе, но она высвободилась, успокоив его порыв одной фразой, и он внутренне вздохнул свободнее — усталость Дианы объяснялась одной из самых естественных причин.

— Обещайте мне, что если я опять стану разговаривать во сне, вы не колеблясь меня разбудите?

— Обещаю, дорогой. Разве что вы будете говорить что-нибудь действительно забавное.

Она погасила лампу у изголовья, повернулась на правый бок, и по ее ровному дыханию Лежанвье вскоре заключил, что она заснула.

Он же, вперив широко открытые глаза в бледные просветы ставень, борясь с тоской и усталостью, силился не заснуть.

Думать, размышлять, строить планы.

Глава седьмая

«В. Л., мы с Тони пообедаем у мамаши Лалуэтт» (Жоэль).

«Дорогой мэтр, вы позволите похитить Диану до вечера?» (Билли и Дото)

Вернер Лежанвье с трудом смирялся с тем, что стареет, то есть, что надо следить за давлением, умерять шаг на подъеме, соблюдать диету и все же толстеть, носить длинные кальсоны и все же мерзнуть, кашлять с хрипом, скромно отворачиваться, когда Диана надевает чулки.

Еще труднее ему, кого больно ранили яркая молодость одной и наглое обаяние другого, свыкнуться с тем, что его дочь с каждым днем все сильнее влюбляется в убийцу и шантажиста. Убийцу, обязанного ему своим незаслуженным оправданием, шантажиста, шикующего на его деньги…

Адвокат целые часы проводил в маленькой комнате на первом этаже, закрытой от всех шумов. Он походил на алхимика, ищущего секрет философского камня, на современного физика, ищущего секрет атома. Но он не искал ни того, ни другого. Проводя долгие часы наедине с красной тетрадью, полной разных сведений, он искал наилучшего способа отделаться от убийцы и шантажиста. Без шума. Без скандала. Не прибегая к убийству, одна лишь мысль, о котором приводила его в ужас.