Дидье Ковеларт - Вне себя Страница 8

— Да нет же, послушайте, все в ваших руках, вам решать! Поговорите с нами обоими, сопоставьте… Вы знаете большинство моих работ, так убедитесь, кто из нас настоящий.

— Это какое-то безумие, — вздыхает он, утирая потный лоб рукавом. — Я готовлю докладную записку для медицинской академии, у меня нет времени на… — Он вдруг умолкает, пристально смотрит на меня и медленно произносит: — В связи с каким случаем я заинтересовался вашими работами?

— Когда суд штата Висконсин, рассматривая дело об убийстве, счел возможным приобщить к делу свидетельство растений. Вы прочли в интернете мое экспертное заключение и, узнав, каким образом я разоблачил виновного, написали мне.

Он сплетает руки, поднимает правую ладонь, прикусывает ноготь, не сводя с меня глаз.

— Продолжайте.

Я лихорадочно ищу деталь, которая решила бы дело в мою пользу, хотя прекрасно понимаю, что Всемирная паутина позволяет кому угодно узнать все что угодно. Однако журналисты, освещавшие тот процесс, наверняка упустили какие-то подробности, известные мне одному.

— Преступление было совершено в оранжерее. Ни одного свидетеля, трое подозреваемых. Я предложил судье подключить электроды к гортензиям, после чего перед ними прошли один за другим двенадцать человек, в их числе подозреваемые. Стрелка гальванометра зашкалила, когда приблизился брат убитого. Дело, конечно, не в том, что растения подали сигнал, желая помочь правосудию, им на это плевать, но убийца и жертва дрались в оранжерее и помяли цветы: в присутствии виновного у гортензий сработала система электрохимической защиты. Убийца был так потрясен, что сознался.

Свой рассказ я закончил, глядя в глаза Мюриэль.

— Невероятно… — выдыхает она.

Кермер останавливает ее нетерпеливым жестом, выпаливает следующий вопрос:

— Чего я жду от нашего сотрудничества?

— Доказательства двойной контаминации. Вы предполагаете, что мутации трансгенных растений идут в нарастающем темпе и передаются соседствующим с ними нормальным растениям, которые в качестве защитного сигнала выделяют газ, способный еще больше ускорить неконтролируемые мутации трансгенов.

— На чем я основываюсь?

— На моих выводах о повышении содержания танина в листьях акаций при нападении антилоп.

— А в чем мы расходимся?

— Мутации, которые я наблюдал, были только реакцией на внешние раздражители. Но пока у меня нет оснований полагать, что внедрение гена защиты против гусеницы-огневки грозит изменением ДНК, — зато я доказал, что это совершенно бесполезно: кукуруза защищается самостоятельно, подавая газовый сигнал, привлекающий истребителей огневки, однако распространению этого газа мешают пестициды. Если отказаться от трансгенов и пестицидов, мы вернемся к самозащите кукурузы, ничего нам не стоящей и безопасной.

— Как зовут моего племянника?

Я смотрю на него — и впервые теряюсь. Роюсь в памяти, перебираю имена… Напряженный взгляд Мюриэль и тиканье стенных часов создают впечатление пародии на телеигру.

— Ну? — торопит меня Кермер.

— Постойте, — протестует Мюриэль, — ведь по вашим опытам он ответил на «отлично»…

— Это ничего не доказывает: любой хакер мог прочесть наши письма и вызубрить их наизусть. А попадаются как раз на таких мелочах, на личных подробностях, которым не придают значения. Так как зовут моего племянника?

— Я пытаюсь вспомнить…

— А ведь я много рассказывал вам о нем, — настаивает он, досадливо морщась.

— Да, я помню… Мальчику тринадцать лет, вы растите его с тех пор, как его родители погибли в аварии, он не ладит с вашей новой женой, плохо успевает по математике, отлично по испанскому, у него есть подружка, ее зовут Шарлотта…

— Вы все это запомнили? — удивляется Кермер.

Теперь он слушает меня благосклонно, но нервное напряжение от этого только усиливается.

— …Один из трех его хомячков заболел, он сам лечит его антибиотиками, гомеопатии не признает, исключительно чтобы позлить вас — это ваши слова, сейчас он в лагере в Верхней Савойе, он пишет вам, что обжирается трансгенными продуктами на завтрак, обед и ужин, но его имя — нет, извините, забыл… И что это, по-вашему, значит? Что я агент «Монсанто»? Какое-то дурацкое имя — вот все, что я помню.

Он снимает трубку телефона и начинает набирать номер с приклеенной скотчем к стене бумажки. Я подхожу ближе. Первые цифры мобильного те же, что у моего, того, что я утопил в Сене. Лиз купила ему такую же карту.

— Мартин Харрис? Добрый день, это Кермер. Надеюсь, вам лучше? Вы должны немедленно приехать: у нас в НИАИ административная проверка. Им нужна ваша подпись на командировочном задании и протокол о сотрудничестве с Йельским университетом. Жду вас. Сейчас приедет, — говорит он мне, повесив трубку, без всякого выражения, а затем, обернувшись к Мюриэль, добавляет тихо и печально: — Орельен, правда, красивое имя? Моя сестра его выбрала.

Прошло полчаса. Мы сидим в уголке лаборатории с подносами из институтского буфета, жуем холодную курицу и слушаем жалобы Поля де Кермера. Пару раз я пытался перевести разговор на себя, но он ушел от темы, сказав, что чем меньше будет знать, тем лучше: ему надо сохранять беспристрастность, чтобы «подловить» меня. Это слово засело во мне как заноза. Подобно многим несчастным людям, Кермер с его не отягощенным никакими комплексами эгоизмом и искренним отсутствием интереса к бедам ближнего способен уморить любую аудиторию, в простоте душевной даже не подозревая об этом. Мы уже знали все о смерти его сестры, о скверной обстановке в коллежах, об опасности антибиотиков в пору полового созревания и о неверном курсе социалистической партии, в рядах которой он уже двадцать лет борется за увеличение кредитований на исследования. Он то изображает христианское смирение, то брызжет желчью и говорит без умолку с единственной, кажется, целью: не дать мне вставить слова, а себе — задуматься. Так, по-видимому, он понимает беспристрастность.

— А, вот и он!

Услышав электрический зуммер, Кермер вскакивает на свои короткие ножки, бежит нажать кнопку, открывающую дверь, подтягивает сползшие брюки и заново стягивает волосы в хвост — как будто это ему, а не мне предстоит очная ставка. Я с тревогой кошусь на Мюриэль, ищу под столом ее руку, но нахожу только колено, которое она тотчас отодвигает. Я не свожу с нее глаз, а она с плохо скрываемым удивлением — чтобы не сказать предпочтением — взирает на вошедшего высокого блондина. Я и сам знаю, что сравнение не в мою пользу: на его фоне я сильно проигрываю. Безупречный, элегантный, загорелый, этакий отлаженный робот, он прямо-таки излучает уверенность, которой так недостает мне. Да, рядом с ним я выгляжу совсем бледно… Следя краем глаза за реакцией Мюриэль, я понимаю, что он смотрится в роли меня лучше, чем я сам. Ему и рта открывать не надо, чтобы убедить: такой человек может зваться только Мартином Харрисом и не иначе.

— Ну что, — сразу берет быка за рога профессор, — у нас завелся двойник?

Самозванец останавливается среди клеток, смотрит на меня в упор, стиснув зубы. Я медленно встаю. Вытираю рот бумажной салфеткой, спокойно, без суеты — я хозяин положения. Он резко оборачивается к Кермеру:

— Теперь понятно, почему вы мне позвонили. Мадемуазель Понто ничего не знала о проверке…

— Вы говорили с Жаклин Понто?

— Я заходил в дирекцию, думал, вы там…

Кермер бледнеет. За пару секунд он потерял и свое преимущество, и контроль над ситуацией, и беспристрастность. Он молча слушает негодяя, который советует ему позвонить в службу охраны: я-де опасный мифоман, возомнил себя им и преследую его, полиция уже однажды задержала меня, с него хватит, на этот раз он подает жалобу. Кермер поворачивается ко мне. Теперь в его глазах только злость: как я смел привлечь к нему внимание администрации, да еще зря?

— Вы довольны? — неприязненно фыркает он.

— Спросите, какие у него дипломы и ученые степени.

Тут самозванец впервые теряется. С трудом владея собой, он призывает Кермера в свидетели:

— Да сколько можно, мне осточертело предъявлять документы всякий раз, как я натыкаюсь на этого психа! Где это будет в следующий раз? В супермаркете, на теннисном корте, у дантиста?

— Ответьте, Мартин, — советует Кермер, и у меня не остается иллюзий относительно его выбора.

— Master of Forestry[2] Йельского университета, — чеканит он, — с 1990 года заведующий лабораторией в Environmental Science Center[3] по адресу: 21, Сэчем-стрит, там же, в Йеле; докторская диссертация о мутациях растений в процессе опыления; выезжал для научных изысканий в Австралию, Малайзию, Амазонию, Южную Африку; пятнадцать публикаций, в том числе исследование электрохимических сигналов как средства защиты от травоядных… Достаточно?