Александр Аннин - 4 триллера Страница 8

Так вот, был там один случай, весьма опечаливший немногочисленную братию. У молоденького инока Павла страшно разболелся зуб, распухла десна, и наместник обители архимандрит Кассиан скрепя сердце отправил монашенка на соседний остров Городомлю, где был неплохой зубоврачебный кабинет при оборонном предприятии. Предчувствовал, видать, беду отец наместник, да что поделаешь? Уж больно страдал бедный Павел.

И вышло именно то, чего боялся старец-архимандрит: окрутила, охмурила смазливого инока молодая врачиха-вертихвостка, стали они всякий раз, как Павел приезжал на прием, предаваться греховным утехам. А потом инок и вовсе не вернулся в монастырь: соблазнительница бросила мужа и стала открыто жить с Павлом.

Из обители к бывшему иноку ходили посланцы, призывали вернуться и покаяться, но все без толку. Наконец с Павла сняли монашеский чин, на десять лет отлучили от причастия. Он устроился на автобазу слесарем. И что же? Страстная подруга внезапно охладела к сожителю, потеряла к нему всякий интерес и влечение. Она вернулась к мужу и тот ее простил.

А Павел… Всякое говорили про него в монастыре. То пил, как губка, то на рынке грибами торговал. Последний раз его видели у каких-то сектантов. Погубил человек свою душу, да и сия временная жизнь стала никчемной и пустой.

Геннадий подходил к своей церкви в честь Ильи Пророка, печально глядя на паутину лесов, которой был спеленут храм. Да только не видать в этой паутине «паучков», то бишь строительных рабочих. Нет и не предвидится у отца Германа денег на оплату стройматериалов и рабсилы.

Перед храмовой иконой, писанной на фанере, истово молился псаломщик Вадим. Был он бородат, лыс и шестидесяти годов от роду, однако при всем том имел душу младенца.

Геннадий рассеянно положил крестное знамение, и псаломщик тут же засеменил к нему, сложив ладошки лодочкой – правая поверх левой. Как презренный птичник в зоопарке… Хотя при чем здесь птичник? Так по традиции подходят к священнику все православные миряне…

– Батюшка, благословите!

Иеромонах черкнул в воздухе невидимый крест, протянул руку для целования. Вадим рьяно, звонко чмокнул кисть настоятеля, воззрился полубезумным взглядом. Был он явно не в себе.

– Да что с тобой, Вадим? – встревожился Геннадий. – Ты прямо весь дрожишь.

Псаломщик внезапно разразился истерическими рыданиями, бухнулся в ноги иеромонаху:

– Батюшка! Отец Герман! Родной вы наш!

Геннадий невольно попятился.

– Да что случилось? – выкрикнул он совсем неподобающе для своего сана.

Вадим вскочил с колен, проговорил, с трудом сдерживая конвульсии в горле:

– Елизавета Марковна приходила, отец Герман.

Голос его звучал с глухой торжественностью, будто псаломщик возвестил по меньшей мере о явлении пророка Илии.

– Кто такая?

– Да как же, батюшка… Вдова директора рынка, вы ж недавно отпевали его.

– А, которого конкуренты расстреляли в машине… Теперь вспомнил.

В тот день директор рынка Мжаванадзе, надо полагать, первый раз с момента крещения пересек порог церкви, да и то в виде трупа. Прости Господи…

– Елизавета Марковна ждала вас, ждала, – вещал псаломщик, и по щекам его катились беззвучные слезы, – да и не дождалась. Ушла. Я уж раз двадцать вам домой звонил, а мобильный ваш отключен.

– Я больную исповедовал, – резко ответил Геннадий. – Так чего этой вдове было нужно?

Лицо псаломщика стало суровым, и он проговорил ровным, замогильным голосом:

– Деньги она принесла. Пожертвование. На помин души мужа своего.

– Да? – встрепенулся Геннадий. – Это хорошо. Это кстати. И много денег?

Вадим оглянулся по сторонам, словно желая убедиться, что кроме них в храме никого нет.

– Мильён. Мильён рублей, отец Герман.

Псаломщик проворно схватил иеромонаха за руку и повлек его в ризницу. Там бородач шумно высморкался в замызганный носовой платок, сунул его в широкий карман стихаря и принялся методично выгружать на стол из-за пазухи пачки тысячерублевых купюр в банковской упаковке. Не сдержался, снова принялся беззвучно рыдать.

Ровно десять пачек. Геннадий оторопело смотрел на свалившееся с неба богатство, для верности взял один «кирпичик» в руку, повертел. Псаломщик внезапно успокоился.

– Ключ-то от сейфа у вас, отец Герман.

Геннадий положил пачку на стол, широко перекрестился.

– Господи, слава Тебе! Святый пророче Божий Илие, благодарю тя!

И опустился на колени перед маленькой иконой Ильи Пророка, висевшей в углу ризницы.

Вслед за ним гулко стукнул лбом в деревянный пол псаломщик Вадим. В таком положении они оставались несколько секунд, затем Геннадий стремительно поднялся, достал из сумки связку ключей. Подошел к довоенному коричневому сейфу с треугольной табличкой «артель Мосметаллснабсбыт».

Сложив пачки на полочку сейфа, тщательно заперев его и перекрестив дверцу, он положил псаломщику руку на плечо:

– Ну, Вадим, услышаны наши молитвы. Теперь к Покрову внутренность храма приведем в божеский вид. Иконостас в епархиальной мастерской закажем. Утварь купим, праздничные облачения. Пошли, брат Вадим, служить благодарственный молебен.

– Пойдемте, батюшка, – счастливо улыбнулся псаломщик.

– Да, Вадим… И запиши этого раба Божьего, как его там, убиенного директора рынка, на вечное поминовение…

Глава одиннадцатая

Сергей попробовал загладить неловкость, вызванную его эскападой насчет эксгибиционистов и ханжей:

– Кстати, Елена Сергеевна, вы только что подали мне замечательную идею.

– Это какую же? Разместить внутри макета фигурку голой девки? – фыркнула Крутикова.

– Честно говоря, мне эта смелая мысль в голову не приходила, – с сожалением в голосе молвил Сергей. – Видимо, с фантазией напряженка…

Меницкий деланно хохотнул, при этом ожесточенно подавая Сергею недвусмысленные знаки: мол, хватит пикироваться с Крутиковой, ты что, брат, с ума сошел?

Сергей чуть заметно кивнул своему покровителю: мол, понял, больше зарываться не буду.

Сказал по-деловому:

– Идея другая, Елена Сергеевна. Можно закачать в воду краситель, и цвет стен станет любым, по желанию заказчика.

– Хм, заказчика! – иронично отреагировала Крутикова. – Ну скажите на милость, какой нормальный человек захочет жить в доме из воды? Лично я не представляю.

Меницкий счел нужным применить тяжелую артиллерию:

– Да разве в этом дело, Боже ж ты мой! Вот вы, Елена Сергеевна, ходите на демонстрации мод?

– Хожу, – с вызовом отвечала доцентша.

– Не понимаю, при чем тут… – попытался вступиться за Крутикову Шпилько.

– А при том, – весело перебил его Меницкий. – Скажите, Елена Сергеевна, разве все платья из представленных коллекций можно носить в реальной жизни?

Крутикова презрительно усмехнулась, и было непонятно, по чьему адресу – то ли по адресу Меницкого, то ли чересчур эпатажных кутюрье.

– Так и тут, – принялся развивать свою мысль профессор. – Этой моделью мы лишь показываем возможную тенденцию в домостроительстве. Товарищи дорогие, уважаемые члены экспертной комиссии! Перед вами, – (жест в сторону макета) – принципиально новое слово в мировой архитектуре! Такого никогда и нигде не было! Мы, именно мы можем задать совершенно иное направление в этой сфере человеческой мысли, иной взгляд на архитектурный дизайн и технологию. Да за это Нобелевскую премию надо давать, если уж на то пошло…

– Ну уж и Нобелевскую, – снова скосил глаза на Крутикову профессор Шпилько.

– Насколько мне известно, в номинации «архитектура» Нобелевских премий не присуждают, – отрезала Крутикова таким тоном, словно это был главный аргумент против обсуждаемого проекта.

Меницкий не сдавался:

– Во всяком случае, будет самым настоящим преступлением, если этот макет не поедет на выставку в Венецию. Попомните мое слово, это будет самый сенсационный экспонат. Согласен, первый приз водяному дому не присудят – слишком уж революционно. Но уж специальный приз Сергею гарантирован – это, граждане-товарищи, как Бог свят.

Шпилько посмотрел на Крутикову, пребывающую в некотором замешательстве, сказал неуверенно:

– Ну да, ну да… Им там в Венеции это близко и понятно, всю жизнь на воде живут…

И, не встретив протеста со стороны доцентши, повернулся к Сергею:

– Что ж вы, батенька, столько времени тянули? А? Выставка открывается через два дня!

Меж тем во взоре Меницкого явственно читались пушкинские строки: «Уж близок, близок миг победы». Он с воодушевлением заговорил:

– А вы случайно не забыли, где мы с вами живем? Такой действующий макет даже в Америке изготовить архисложно, а уж у нас… Кстати, место на выставке для Сергея зарезервировано, так что слово за вами.

При последних словах Крутикова возмущенно вскинула взгляд на Меницкого, затем повернулась к Сергею, сказала металлически:

– Молодой человек, выйдите.