Сергей Давыдов - Санаторий доктора Волкова Страница 11

— Долго простоим? — спросил Волков. Шофер объяснил:

— Можете гулять полчаса. Далеко не уходите. — Он принялся копаться в моторе.

Волков вместе со всеми спрыгнул на землю и спустился к Неве. Еще недавно они сидели с отцом на этих ступенях, и зеленоватая вода так же тихо плескалась у ног. Не верилось, что началась и идет война, что коварный враг нарушил Государственную границу Советского Союза и в приграничных городах рвутся бомбы и снаряды, гибнут люди. Настал час, когда все врачи, и особенно хирурги, немедленно должны занять свои боевые места. Волков был уверен в себе. Он отлично подготовлен, даже отец признает, что у него уже руки настоящего хирурга и верный глаз. Как только они приедут к пункту сбора, надо попросить направление в полевой госпиталь. Там он и пройдет специализацию, а кончится война, вернется в институт и сдаст все зачеты. Следовало бы только позвонить в институт, сказать, что он уходит на фронт.

Волков поднялся со ступеней, вышел на набережную. Телефонных будок поблизости не было. Четыре красноармейца тащили мимо огромный аэростат, он был похож на слона без ног.

— Борис! — раздался сзади девичий голос.

— Здравствуй! — сказал Волков с волнением. — Как ты выросла, Бе... то есть... — Он сбился. — Перед ним в легком шелковом платье, придерживая рукой светлую шляпку, стояла уже совсем взрослая девушка. Вся школа за пышные белокурые волосы и огромные светло-голубые глаза когда-то ласково прозвала ее Белочкой. Даже учителя звали ее Белочкой, вызывая к доске.

— А ты уже доктор? — Она улыбалась, глядя ему в глаза. — Я так рада, что увидела тебя, так рада. Я всегда вспоминаю, как ты мне стихи читал на переменах.

— Рада?..

Неужели он не ослышался? Белочка рада его видеть...

— А ты разве не рад? Ну-ка, признавайся? — И она засмеялась. — Ты мне всегда нравился. Всегда.

— Я нравился? — Это было совсем неожиданно. Он никогда об этом не догадывался. В их классе были более заметные мальчишки. Они всегда окружали ее.

— Я тебя даже любила, — вдруг призналась она. — Немного.

Нет, в глазах ее сейчас нет смеха. Неужели она всерьез? Но ведь он тайно и безнадежно так давно любил ее...

— Ты всегда был такой занятый. Медицина, только медицина. И не обращал на меня внимания.

Он почувствовал укор в ее голосе.

— Белочка, милая... извини... — Он не знал, что сказать, как оправдаться перед ней. — Ты знаешь... — Он хотел сказать, что очень любит ее, но сказал совсем не то. Потом, на фронте, он так жалел, что не смог ей прямо признаться, не сказал самого главного. — Знаешь... я ухожу на войну, — произнес он каким-то виноватым голосом.

— Когда, Борис?

— Прямо сейчас. Меня уже зовут.

Она поглядела на грузовик, который сейчас должен увезти его, и на глазах у нее показались слезы.

— Как все быстро! — Она пошла с ним к машине.

— Война скоро кончится. — Он перелез через борт и постарался приободрить ее улыбкой. — Я напишу тебе.

— Да, да. Обо всем пиши. — Грузовик тронулся, она пошла за ним. — Пиши обо всем, — повторяла она, — и я буду писать...

— Все будет хорошо, вот увидишь! Он уехал очень счастливый.

Через два месяца после начала войны фашисты прорвали фронт под Лугой. Борис Волков находился в медсанбате. Первое время он был ассистентом у главного хирурга, но вскоре уже оперировал самостоятельно. Войска вели тяжелые бои, и Волков потерял счет времени и количеству операций. Здесь и проявился твердый характер молодого хирурга. Он мог работать, не думая о сне, отдыхе, еде. Иногда он оперировал прямо в землянках, сотрясаемых артобстрелами, а иногда даже приходилось самому брать автомат и отстреливаться от наседающих врагов.

Однажды, уже в феврале 1942 года, он пробирался по траншеям к себе в медсанбат и услышал стоны за высоким бруствером. Волков перебрался через бруствер и сразу же наткнулся на трех подростков. Двое были убиты. Третий стонал. Волков потащил его к брустверу. Мальчишка вдруг открыл глаза и проговорил: «Я знаю вас... вы доктор Волков. Я — Кислицын, из вашего дома...» Волков приказал ему замолчать и потерпеть, пока он перетащит его через бруствер. Но в тот момент, когда Волков с парнишкой на спине уже заполз на бруствер, почти рядом с ними застучал немецкий пулемет, и пуля ранила доктора в левую руку пониже локтя.

После этого случая судьба доктора Волкова круто изменилась. Вскоре он оказался в «особой бригаде», став обитателем глухого каменного подвала, именуемого «ночным санаторием».

Глава II

НОЧНОЙ САНАТОРИЙ

Главный хирург медсанбата подписал направление, сердито прихлопнул печатью и со вздохом протянул его Волкову.

— Поезжайте в Ленинград. В хороший госпиталь вас направляю.

— Зачем, Вадим Антоныч? — Волков принял здоровой рукой направление. — Вы же знаете, я практически здоров, а рука... Еще успеется с «продолжением лечения». Я бы мог быть полезным у вас. Консультации, ночные дежурства, все что угодно.

Главный хирург был не намного старше Волкова, но от бессонницы и смертельной усталости выглядел стариком.

— Вадим Антоныч, — в дверь заглянула медсестра, — зовут в операционную.

— Скажите, что иду, — главный хирург поднялся. — Не унывайте, Борис Федорович, медицина теперь могуча... Массажи, процедуры, нужно только время... — Он не договорил, понимая, что утешать Волкова не надо, и вдруг закричал: — Не понимаю, зачем хирург Волков ползает за ранеными, как санитар?! Зачем? Где же логика? — Он снова замолчал, понимая, что кричит тоже зря, и сказал, краснея и отводя в сторону взгляд:

— Оставить вас не могу. Нам не дадут в таком случае другого хирурга. Не дадут единицу. Вы... полежите в госпитале, а там... судьба определится. Ленинград увидите. А за службу благодарю. Лучшего хирурга мы бы и не мечтали иметь...

Волкову повезло, нашлась попутная машина до Ленинграда. Выкрашенный белой краской для маскировки грузовичок с двумя газогенераторными баками по обеим сторонам кабины докатил до моста Лейтенанта Шмидта. Здесь грузовичок замер, упершись в сугроб на площади Труда. В баках сгорели дрова. Госпиталь помещался на Двадцать третьей линии, в бывшей образцовой школе. Волков обязан был сразу же явиться туда, сдать документы и зачислиться на довольствие.

По заметенным снегом линиям, мимо домов с плотно занавешенными окнами Волков брел почти один, только редкие пешеходы, закутанные в шали и шарфы по самые глаза, попадались ему. Уже дойдя до госпиталя, Волков повернул назад и снова вышел к Неве. В двухэтажном доме возле Горного института жила Белочка.

Он постучал в массивную, обитую красной кожей дверь. Звонки не работали, не было тока. Наконец дверь медленно отворилась — и из нее вышла какая-то старуха в каракулевой шубе и с закопченным ведром в руках. Раньше эта старуха здесь не жила. Волков не решился спросить о Белочке. Уж слишком подозрительным взглядом смерила она его. И пока он спускался вниз, она все стояла и что-то ворчала ему вслед. Но зато, выйдя из парадного, Волков тут же столкнулся с Геркой Корсаковым, своим сокурсником, комсоргом курса.

— Как дела, — спросил Герка, — в порядке? — Похоже, он не удивился их встрече.

— Как видишь.

— Вид у тебя!

— Я-то что! Вот у тебя вид!

Когда-то мощный Герка теперь сдал от голода и тонул, как ребенок, в огромном армейском полушубке и вязаном, похожем на буденовку шлеме.

— Ты в госпитале?

— Какое там! — замотал головой Герка. — В комиссии. Заводами занимаюсь. Эвакуируем больных. Необходимо сберечь специалистов. Работы — свыше сил! Но все равно уйду на фронт. А ты где это успел? — Он показал на перевязанную руку Волкова, осекся и закричал вдруг осипшим от волнения голосом: — Стой! Да ведь... Борька, я же тебя за другого принял! Ты разве... не погиб? А в институте тебя и в списках Уже нет!

— Я писал в институт. Еще в июле, — пожал Волков плечами.

— Выходит, не получили. Обстановка, сам знаешь. А сейчас и того хуже, институт эвакуируют, суматоха. Ты зайди туда обязательно. Надо объявиться.

— Сперва в госпиталь. На продолжение лечения. — Волков по-латыни назвал характер ранения и безнадежно усмехнулся.

— Здесь с этим не задержишься. В тыл поедешь. Институт закончишь, — стал утешать Герка.

— Окончу — пойду в больницу завхозом, — в тон ему подхватил Волков, — прощай хирургия! Ну, я пошел.

— Подожди... — Герасим не знал, что сказать товарищу, который должен был навсегда проститься с мечтой жизни. — Ты дома был?

— Нет. Отец и мама погибли в Киеве. Там у нас пусто... Герасим! — внезапно вскрикнул Волков, обычно сдержанный даже в самые трудные минуты. — Слушай! Как остаться в Ленинграде, а? Я готов на все. Могу быть ночным дежурным, сиделкой, нянькой... Только бы на операциях бывать. Хоть иногда.

Герасим опустил голову.

— Не знаю, как тебе остаться. Я же работаю по эвакуации.

Четыре дня пробыл Волков в госпитале. И впервые с момента своего ранения увидел, как он нужен здесь и с одной рукой. В переполненный госпиталь без конца прибывали раненые. Санитарные машины шли из-под Пулкова и Колпина, с ладожской Дороги жизни. По ночам привозили раненых после бомбежек, днем после артобстрела. Волков помогал измотанным врачам принимать и распределять раненых, подменял по ночам медсестер на дежурствах, помогал операционным сестрам на перевязках. Он делал все. И старался держаться поближе к операционной.