Нина Данилевская - Тропою разведчиков Страница 13

Прошло минуты две. Ребята огибали уже следующий поворот, как вдруг раздался крик. Ужас и отчаяние звучали в нем.

— Это Женька! — Юра остановился, весь похолодев. — Это его голос!

Он стремглав бросился назад, к сосне, возле которой валялась брошенная кирка. За ним, толкаясь и спеша, побежали остальные.

— Стойте! — крикнул Петр Сергеевич. — Не приближайтесь к обрыву! Ждите здесь!

Вслед за Юрой он кинулся к дереву. Юра, охватив согнутый ствол руками, наклонился над обрывом.

— Он здесь, он жив, — быстро сказал Юра.

Снизу послышался испуганный, срывающийся голос:

— Ой, скорей, скорей помогите! Падаю!

Женя прижимался к каменному выступу под узловатым корнем сосны. Мальчику помогал держаться кустарник, выросший в расселине скалы. Женя изо всех сил вцепился в него руками, упираясь коленями в покатый выступ. Но при каждом движении мальчика куст заметно шевелился, постепенно обнажая корни.

— Держись, голубчик, — стараясь быть спокойным, сказал Петр Сергеевич. — Сейчас поможем. Главное — не двигайся, не шевелись. Кричать тоже не надо.

Женя и сам понимал это. Ему казалось, что от малейшего движения, даже от звука, проклятый куст оторвется и рухнет вместе с ним вниз. Пальцы мальчика побелели от напряжения.

— Сейчас, сейчас! — Юра бросился к товарищам.

Он сорвал с плеч Мити веревку и передал ее Запольскому.

Петр Сергеевич закрепил веревку за ствол сосны, а другой конец стал обматывать вокруг пояса. Он хотел спуститься в обрыв, но Юра остановил его:

— Петр Сергеевич, нельзя. Вас обоих не вытянуть… Позвольте мне.

Запольский молча обвязал мальчика, оставив возле его пояса свободный конец. Потом Петр Сергеевич стал по-альпинистски — через плечо — опускать Юру.

— Хватит! — услышал он приглушенный голос и, напрягшись изо всех сил, задержал спуск.

Женя был так утомлен, что даже не удивился, увидев рядом с собой Юру. Он почувствовал, как рука товарища быстро и ловко просунула свободный конец веревки между его телом и скалой. Миг — и Женя был накрепко привязан к своему спасителю.

— Готово! — крикнул Юра.

Запольский стал медленно вытягивать мальчиков наверх. Пот заливал ему глаза. Кровь молотком стучала в висках. «Не вытяну», — мелькнуло в голове. Вдруг Запольский заметил осторожно подползавшего Толея.

— Давайте помогу! — услышал он шепот.

И вот оба друга уже стояли на твердой земле. Впрочем, стоял Юра, у Жени подкашивались ноги, и он сел на землю.

Лишь в сумерках подошли ребята к месту привала. Немалых трудов стоило им уговорить Запольского продолжать путь. Возмущенный недисциплинированностью Жени, Петр Сергеевич сначала решил вернуться с группой обратно. Но Юра дал пионерское слово за Женю и за остальных товарищей, что больше никаких происшествий не будет.

А Толей гордо добавил:

— Вы не беспокойтесь, Петр Сергеевич. Пусть только Женька попробует ослушаться! Я его проучу. Ведь, если бы не мы с вами, лежать бы ему, дураку, на дне Быстрой!

И Толей обвел товарищей победоносным взором.

Ночь была теплая, звездная. Поужинав, все расположились на ночлег, но спать не хотелось. Ребята перешептывались, не решаясь высказать вслух то, что их занимало. Всех храбрее оказалась Наташа.

— Петр Сергеевич, вы обещали рассказать нам на привале, как партизаны шли к подводной лодке.

Подумав немного, Запольский ответил:

— Ладно. Посумерничаем немного. Расскажу я вам о мужестве и храбрости людей, с которыми когда-то шагал по этим тропам. Не о той показной храбрости, какую сегодня проявил Женя Андрющенко, рисковавший жизнью ради пустого лихачества, а о подлинной храбрости, которая приходит, когда человек знает, за что он борется.

Глава седьмая

Трудный финиш

Подводная лодка, посланная из Севастополя, должна была подойти к берегу ночью.

Больных и раненых партизан сопровождала группа под командованием Рублевского.

Всем было тяжело расставаться с товарищами, но об этом нельзя теперь думать: главное — как можно скорей доставить раненых на Большую землю.

Путь предстоял трудный и долгий. Лишь через два дня, если ничего не случится, Рублевский со своей группой мог достигнуть вершины горы Ат-Баш и оттуда начать спускаться к берегу.

Глубокая тишина стояла в партизанском лагере, когда уходили раненые. Они шли, поддерживая друг друга; тех, кто не мог идти, несли на сплетенных из сосновых веток носилках.

Прошло два дня. Комиссар переставил флажки, которыми отмечал на карте предполагаемое передвижение группы на вершину Ат-Баш. Вечером должен был начаться последний, самый трудный этап пути — спуск по скалам к морю.

И вдруг из Севастополя пришла по радио тревожная весть. Радист кинулся к командиру. Забегал командирский вестовой. Ни на кого не глядя, прошагал в штабную землянку начальник разведки, за ним торопливо прошел комиссар.

— Весловского к командиру! — раздался чей-то зычный голос.

Молодой партизан бросился к землянке. Здесь уже собралось все командование отряда. На столе была развернута большая топографическая карта Крыма.

Командир внимательно посмотрел на юношу:

— Скажи, Весловский, ты спортсмен?

— Да, — ответил Анатолий.

— Каким видом спорта преимущественно занимался? — спрашивал командир, продолжая рассматривать открытое лицо и ладную фигуру юноши.

— Бегом на средние дистанции.

Перед войной на последней областной спартакиаде Анатолий занял второе место в беге на полторы тысячи метров. Это было, как ему казалось, очень давно…

— А где теперь твой чугунный бегун? — вдруг спросил комиссар.

Анатолий удивился. На спартакиаде он получил приз — чугунную статуэтку бегуна. Комиссар был членом жюри; он сидел за покрытым красным кумачом столом и, как казалось Анатолию, равнодушно следил за соревнованиями и за вручением наград. А вот, оказывается, помнит!

— Ладно, вызвали тебя не за тем, чтобы узнать, где твой приз. — Кременецкий улыбнулся и посмотрел на командира.

Командир отряда Панин встал:

— Слушай, Весловский. Только что получена из Севастополя шифровка. Подводная лодка за ранеными не придет. Вместо нее будут катера «морские охотники». Они подойдут через сутки после назначенного срока.

Анатолию стало страшно. Он сразу понял, что означает для раненых эта задержка на сутки. Сейчас раненые и сопровождающая их группа партизан уже, наверное, на отрогах горы Ат-Баш. С наступлением ночи начнется тяжелый спуск по скалам к морю. Нечего и думать, что сто человек смогут снова подняться, когда убедятся, что лодка не пришла. Их обнаружат там, где застигнет рассвет, окружат и уничтожат. Всех до единого.

Командир продолжал:

— Связи с группой Рублевского мы не имеем. Сегодня ровно в двадцать два часа они начнут спуск. Тебе понятно, что это означает?

Анатолий молча кивнул.

Командир посмотрел на часы:

— Сейчас шестнадцать часов. От нас до горы Ат-Баш сорок пять километров, из них десять — крутой подъем в горы, часть пути придется преодолевать в темноте. И на все это шесть часов! Шесть часов и ни минуты больше.

— Я понял, товарищ командир. Я все понял, — волнуясь, сказал Анатолий.

Командир испытующе смотрел на него.

— Партизан Весловский! Слушай приказ…

В землянке все встали.

Уточнив задание и определив по карте маршрут, Панин отогнул рукав своей гимнастерки и отстегнул ремешок часов:

— Возьми. Они будут твоим помощником… — Он надел часы на руку Анатолия. Часы были большие, с громким ходом. — И еще вот что, — закончил командир: — ты знаешь сам — с продовольствием плохо. Это все, что мы можем тебе дать…

Два кусочка сала размером со спичечную коробку и несколько сухарей передал Весловскому вестовой.

— Для марафонского пробега маловато, но съешь хоть это, — смущенно улыбнулся комиссар.

От лагеря на Сухой Альме до горы Басман примерно десять километров. Анатолий еще в землянке по карте определил, что это самая трудная часть пути: все время в гору. Зато дальше, по Ялтинской яйле[1] до Ай-Петри, будет легче. Подъемов и спусков там почти нет.

С самого начала Весловский взял довольно быстрый темп. Ему хотелось засветло попасть на яйлу. Темнеть начнет в шесть. Можно успеть.

Первые километры бежать было нетрудно. В октябре в Крыму еще тепло, на южном берегу почти лето. Только чудесный дар осени, виноград, напоминает о времени года. А в горах октябрь — настоящая осень, прохладная, золотая.

Путь шел лесом, тихим и молчаливым. Деревья как будто присмирели перед надвигающейся зимой. Земля устлана мягкими, блеклыми листьями; они приятно шуршат под ногами. Кругом, куда ни кинь взгляд, желтые, золотые, бронзовые, оранжевые, красные листья. Зеленеют только сосны да редкие тисы.

Чем дальше, тем чаще стали попадаться мелкие острые камни, скрытые опавшими листьями. Постолы — испытанная партизанская обувь — легкие, мягкие и бесшумные, но они не защищают ноги от острых камней. И Анатолий вскоре возненавидел предательские листья.