Луиджи Бертелли - Дневник Джанни Урагани Страница 13

Забравшись в укромный уголок, я повернулся к Марии и сказал:

– Смотри, сейчас я обрежу твои кудри, как в том рассказе, чтобы тебя не узнали.

– Мама будет ругать! – разревелась глупышка. Но я не стал её слушать и постриг, иначе игра не получится.

Потом я посадил её на камень у изгороди, теперь она как будто потерялась. А сам спокойненько пошёл к дому.

Она всё вопила и вопила, как самый настоящий раб, и мне даже пришлось заткнуть уши, ведь я хотел довести игру до конца. Тут с неба, весь день затянутого тучами, закапали первые крупные капли…

Когда я вошёл в гостиную, все уже сидели за столом и ждали нас. На скатерти красовался поднос с бисквитным печеньем и взбитыми сливками, и у меня сразу потекли слюнки.

– А вот и они, наконец-то! – воскликнула мама, завидев меня, и вздохнула с облегчением. – А где Мария? Скажи, чтоб садилась за стол.

– Мы играли в раба, – ответил я. – Как будто Мария потерялась.

– И где же она потерялась? – со смехом спросила мама.

– Здесь неподалёку, в платановой аллее, – ответил я, усаживаясь за стол.

Но папа, мама, синьора Меропе и синьор Маралли вскочили на ноги, будто в дом ударила молния, хотя на самом деле только слегка грохотало.

– Ты серьёзно? – спросил папа, больно схватив меня за руку.

– Ну да, мы играли в господина и раба. Её я одел мулатом, а сам был господином, который бросает своего раба. Потом должна появиться фея, которая отведет её в заколдованный дворец, где она, я пока не придумал как, станет самой могущественной королевой на земле.

После моих слов у всех пропал аппетит. Синьора Меропе в отчаянье ломала руки и кричала, что её девочка умрёт от страха, она ведь так боится грома, и простуду наверняка подхватит, ну и прочая ерунда.

Послушать её, так все беды мира грозят человеку, стоит ему чуть-чуть замёрзнуть и промокнуть.

– Скверный мальчишка! Негодяй! Злодей! – воскликнула Вирджиния, вырывая у меня из руки печенье, которое я собирался отправить в рот. – Когда же ты покончишь со своими проказами? Как ты посмел вернуться домой, оставив малышку одну? В темноте, под дождём? И что это торчит у тебя из кармана?

– Да ничего особенного, волосы Марии. Мне пришлось их обрезать, чтобы её не узнали. Я же уже говорил, что она теперь мулат: волосы короткие, а лицо чёрное.

Тут синьора Меропе побледнела как мел и уронила голову на грудь.

Мама всхлипнула и стала прыскать ей в лицо уксусом. Папа бросился за фонарём. Что за спешка? Далась им эта девчонка! Да будь это даже что-то ценное, к чему поднимать такой переполох? Теперь мне придётся бросить еду и показывать место, где я оставил Марию.

И как только они меня не обзывали, я чуть не оглох от их ругани. И грубияном, и мерзавцем, и негодяем, и бессердечным мальчишкой… Можно подумать, я голову ей отрезал, а не волосы!

Ну вот и всё. Завтра же синьора Меропе возвращается в Болонью: она видеть меня не может, потому что её доченька, видите ли, заблудившись в саду, попала под дождь. А мне, конечно, хоть я и промок до нитки в поисках Марии, не досталось в утешение ни поцелуев, ни объятий, ни кружки горячего бульона с яйцом; и никто мне не налил рюмочку вина с печеньем, и не потчевал фруктами со взбитыми сливками, и не уложил заботливо на софу.

Куда там! Наоборот, меня прогнали, как собаку, и папа пригрозил, что ещё задаст мне по первое число. И я, к несчастью, знаю, что означают эти угрозы. Так что я забаррикадировался в своей комнате: им до меня не добраться, разве что по обломкам умывальника и письменного стола, которыми я припёр дверь.

Тише! Там какой-то шум… Час битвы пробил? Что ж, я готов и к штурму, и к осаде: у меня есть провиант, дверь заперта на ключ и заставлена кроватью, столом и умывальником с большим зеркалом в придачу.

Это папа… Он колотит в дверь, чтоб я открыл, но я не отвечаю. Я буду сидеть тихо-тихо, как кот, забравшийся в кладовую.

Вот бы произошло чудо, и паук сплёл бы паутину в замочной скважине! Тогда бы враг решил, что комната пуста, и ушёл прочь.

А если они будут взламывать дверь? Грохот! Дверь трясётся… Кончится тем, что зеркало упадёт, разобьётся вдребезги, и, конечно же, я буду во всём виноват… Так всегда: этот скверный мальчишка, этот Джанни Урагани, вечно от него все беды… Известное дело!

23 ноября

Всё по-старому.

Вчера синьора Меропе и правда отправилась восвояси со своей неженкой-дочкой. Вы бы послушали, сколько любезностей им наговорили! Похоже, Маралли вызвался проводить их до самой Болоньи.

Дверь в мою комнату больше не осаждали.

Но всё равно я решил не сдавать позиции. Наоборот, я укрепил баррикады и сделал небольшой запас провианта: когда вся семья отправилась с синьорой Меропе на вокзал, я спустил из окна корзинку, и Катерина её наполнила.

24 ноября

После бури воцарился покой! Три дня тучи сгущались, теперь опять выглянуло солнышко. Мир заключён, осада снята.

Утром сквозь замочную скважину мне было обещано, что никто меня пальцем не тронет, взамен я торжественно поклялся снова ходить в школу, хорошо учиться и быть паинькой.

Итак, честь спасена… а также мебель и большое зеркало, потому что я разобрал баррикады и вышел из комнаты.

Да здравствует свобода!

28 ноября

Все эти дни я не вёл дневник, ведь мне пришлось много заниматься, чтобы догнать одноклассников. Все домашние мной довольны, и вчера папа сказал:

– Возможно, тебе всё же удастся заслужить велосипед, который ты упустил из-за выходки с Марией.

Посмотрим!

29 ноября

С сегодняшнего дня у меня новое испытание… Интересно, удастся ли мне заполучить этот долгожданный велосипед, который вечно ускользает прямо из-под носа.

Дома остались только я, Вирджиния и Катерина. Родители и Ада отправились на недельку к Луизе. Мама уезжала со словами, что эта поездка её подкосит: мол, она вся изведётся от страха, что я что-нибудь натворю в её отсутствие. Но я умолял её не беспокоиться и обещал быть умницей: не прогуливать школу, не задерживаться после занятий, слушаться сестру – короче говоря, я буду образцовым мальчиком.

Я призвал на помощь всех святых, чтоб они избавили меня от искушений. Катерина говорит, что главное начать, ведь не так уж трудно хорошо себя вести одну неделю: стоит только захотеть. Ей-то откуда знать, она ведь никогда не была мальчишкой. Правда, ради того, чтобы получить наконец велосипед, я, может, и смогу не бросаться камнями в уличных собак и не прогуливать школу. Что и говорить, если уже через неделю я буду гордо колесить по улицам на шикарном велосипеде марки «Ралей»! И меня будут ставить другим детям в пример… Самому не верится!

30 ноября

Прошли всего сутки с тех пор, как папа, мама и Ада уехали, но надо сказать, я вполне доволен собой. Правда, вчера я разбил зеркало в маминой спальне, но не нарочно. Мы с Карлуччо играли в мяч, запершись в комнате, чтобы Вирджиния не услышала. Я привязал мяч к калошам сестры – хотел проверить, будет ли он лучше прыгать, и он угодил прямо в зеркало на комоде, которое разбилось вдребезги, да ещё флакон одеколона пролился на новый ковёр.

Тогда мы решили пойти играть в сад, но тут как назло начался дождь. Пришлось укрываться на чердаке и копаться там во всяком старье.

К обеду я спустился в старой дедушкиной шинели, которую откопал на чердаке; как же хохотали Вирджиния и Катерина, глядя на меня в этом наряде, просто не описать.

Неужели я получу велосипед?

Кажется, я вёл себя вполне сносно.

1 декабря

Прошло два дня и две ночи с тех пор, как уехали родители, а я только и думаю о велосипеде.

Уверен, на этот раз он будет моим.

Сегодня был чудесный день: лёгкий свежий ветерок так и манил отправиться на рыбалку. Только бы не свалиться в воду, как в прошлый раз, а то не видать мне велосипеда! После школы я купил новую леску и крючки и пошёл на речку.

Сначала попадались одни водоросли, потом два бычка, которые выскользнули обратно в воду; но уже в сумерках наконец-то настоящий угорь, толстый, как крокодил.

Что делать? Разумеется, я притащил его домой, чтобы поджарить на завтрак, но шутки ради положил его пока на рояль в гостиной. После обеда Катерина зажгла там свет, сестра спустилась вниз, села за рояль и запела свой любимый романс, который начинается со слов:

Никто не увидит, никто не услышит…

И вдруг как завопит:

– А‑а-а‑а! Змея! Ах! Ох! Ой‑ой‑ой!

Ну и вопли!.. Гудок паровоза в сравнении с ними пустяк! Я бросился в гостиную, за мной примчалась Катерина; Вирджиния, запрыгнув с ногами на софу, вертелась и визжала.

– Посмотри, там что-то на рояле! – сказал я Катерине.