Луиджи Бертелли - Дневник Джанни Урагани Страница 14

Ну и вопли!.. Гудок паровоза в сравнении с ними пустяк! Я бросился в гостиную, за мной примчалась Катерина; Вирджиния, запрыгнув с ногами на софу, вертелась и визжала.

– Посмотри, там что-то на рояле! – сказал я Катерине.

Катерина подошла к роялю, но тут же отпрянула и метнулась к двери:

– На помощь!

На крик сбежались все соседи, и каждый, взглянув на рояль, принимался вопить как резаный.

– Это же всего-навсего угорь, – сказал я, когда мне наскучила вся эта кутерьма.

– Что-что? – хором сказали все.

– Обычный угорь! – расхохотался я.

Женщины ужасно глупые: поднимать всех на уши из-за какого-то угря, которым сами с удовольствием полакомятся, когда он – жареный и приправленный – появится на столе.

Мне сказали, что только бессердечный мальчишка может так напугать сестру. Ну конечно, старая песенка. Если Вирджиния не может отличить угря от змеи, я-то чем виноват? Просто с сестрой не повезло.

2 декабря

Вирджиния сегодня опять бранилась: за то, что я весь день ловил рыбу. А я ведь ещё порвал штаны и посадил жирное пятно на хороший костюм. Так что домой, уже к вечеру, я прокрался через чёрный ход, чтобы незаметно переодеться.

За обедом сестра сказала:

– Джаннино, сегодня приходил учитель жаловаться, что ты опять прогулял. Если ты будешь продолжать в том же духе, я всё расскажу папе… когда он вернётся.

– Я больше так не буду.

– Ну-ну. Ты опять притащил домой змею?

Нет уж, дудки, хватит с меня и одной.

Я помню о велосипеде и не хочу подмочить свою репутацию такой ерундой.

3 декабря

Моя сестра ужасная трусиха! Сейчас, когда мама с папой уехали, она так боится воров, что не спит ночами. Каждый вечер она заглядывает под кровать, за все двери, за занавески на окне, проверяя, не прячется ли кто в комнате, и ночь напролёт не гасит свет. Не пойму, как девчонки могут быть такими глупыми!

Сегодня ночью, когда я давно уже сладко спал, меня разбудил истошный вопль, будто дом охвачен пламенем. Я вскочил с кровати, и тут в комнату ворвалась Вирджиния в ночной рубашке, схватила меня за руку и заперла дверь на ключ.

– Джаннино! Джаннино!.. Под кроватью вор! – задыхаясь выпалила она.

Потом распахнула окно и как закричит:

– Караул! Грабят!

От крика проснулись все соседи и через минуту уже столпились у наших дверей на радость Катерине с Вирджинией, которая едва успела натянуть халат. И все с тревогой спрашивают:

– Что случилось? Что случилось?

– Мужчина под кроватью! Своими глазами видела! Скорее! Бегите туда… Только умоляю, возьмите с собой револьвер!

Двое соседей посмелее бросились наверх, ещё двое остались с Вирджинией. Я тоже поднялся в комнату сестры. Эти смельчаки опасливо заглянули под кровать. И правда: там лежал человек. Они схватили его за ногу и выволокли наружу. Он не сопротивлялся и даже не думал пускать в ход зажатый в руке пистолет.

Один из доблестных спасателей тем временем схватил стул, чтобы запустить его в вора, а другой выставил вперёд револьвер на случай, если он будет оказывать сопротивление. И вдруг они оба замерли и вытаращились на меня:

– Джаннино, опять твоя работа?!

– Ну да, – ответил я. – Вирджиния же вечно трясётся, что у неё под кроватью вор. Вот уж не думал, что она так удивится, когда обнаружит его на самом деле.

Дорогой мой дневник, знаешь, что так напугало мою сестру и взбудоражило соседей? Старый папин костюм, набитый самой обыкновенной соломой!..

4 декабря

Прошло всего пять дней с отъезда родителей, но сегодня Вирджиния послала им телеграмму, умоляя вернуться пораньше.

Она рассказывает каждому встречному и поперечному, что ещё чуть-чуть – и я сведу её с ума…

А я между тем опять останусь без велосипеда… а всё почему? Потому что мне не повезло с чересчур трепетной сестрицей, которую ничего не стоит напугать.

Разве это справедливо?

5 декабря

Сегодня вернулись папа, мама и Ада – в ужасном расположении духа.

Что и говорить, все обрушились на меня, мол, я негодяй, неисправимый хулиган и тому подобное, что я уже и так наизусть знаю.

Папа из-за этого дурацкого чучела битый час меня отчитывал: дескать, на подобные выходки способны только такие бессердечные и безмозглые злодеи, как я.

Ну это тоже старый комплимент, хоть бы что-то новенькое придумал. Обозвал бы хоть для разнообразия бесселезёночным злодеем, к примеру, или безжелудочным, или там бескишочным.

Но сегодня мне особенно повезло: на Джанни Урагани – как дразнят меня мои мучители – беды обрушиваются обязательно по две за раз, как вишенки на веточке, вот только две ягоды всем в радость, а две беды – чересчур.

В общем, не успел папа закончить свою нотацию, как пришло письмо от досточтимого синьора директора, решившего доложить родителям о вчерашнем ерундовом случае в школе, который почему-то всех так всполошил.

Вот как было дело.

Вчера я принёс в школу пузырёк красных чернил, который нашёл у папы в письменном столе… в этом же нет ничего дурного, правда?

Но как ты, дорогой дневник, уже знаешь, мне всегда страшно не везёт, и тут опять. Сам посуди: я приношу в школу пузырёк красных чернил ровно в тот день, когда мама Лорда Замарашки вздумала нацепить на него этот широченный накрахмаленный отложной воротничок. Или так: она нацепила своему сыну этот воротничок ровно в тот день, когда мне вздумалось принести в школу пузырёк красных чернил.

Словом, сам не знаю, как мне пришла в голову идея воспользоваться ослепительной белизной его широкого воротничка… но я обмакнул перо в красные чернила и осторожно, чтобы Бетти не заметил, написал у него на воротничке:

Смирно все!Всем молчать!Мускула не раздражать!

Вскоре Профессор Мускул вызвал Бетти к доске, и весь класс, прочитав на его белоснежном воротничке эти три красные строчки, так и покатился со смеху.

Сначала Мускул ничего не понимал, и Замарашка тоже, как в тот раз, когда я подложил ему на лавку смолу и он прилип. Но потом учитель обнаружил этот стишок и рассвирепел как лев.

Он бросился к директору, который, разумеется, стал проводить расследование.

Я тем временем уже сунул пузырёк с красными чернилами под ножку парты; но директор стал обыскивать наши портфели (дикость какая – рыться в чужих вещах, как будто мы в какой-нибудь России!) и нашёл у меня перо, измазанное в красных чернилах.

– Я так и знал, что это вы! – сказал директор. – И вы подложили смолу на его лавку… Хорошо же! Повадился кувшин по воду ходить, там ему и голову сложить…

Вот так директор написал на меня жалобу.

– Видишь? – взревел папа, тыча мне под нос письмо директора. – Видишь? Не успеваю я отругать тебя за одну выходку, как всплывает новая, ещё хлеще!..

Да, с этим не поспоришь. Но разве я виноват, что письмо от директора пришло ровно в тот момент, когда папа ругал меня за историю с чучелом?

6 декабря

Пишу, глотая слёзы. В буквальном смысле: доедаю суп, в который наплакал с досады, что приходится его есть.

Папа вчера распорядился, в наказание за выходку с чучелом для Вирджинии и за эту пустячную эпиграмму на Профессора Мускула, шесть дней подряд кормить меня только супом.

Само собой, такое наказание они изобрели ровно потому, что я терпеть не могу супов. А люби я супы, они бы, наоборот, держали меня шесть дней без супа. И они ещё говорят, что я злой!

Надо сказать, весь день я держался и вообще отказывался от еды – лучше умереть с голоду, чем терпеть такое жестокое обращение. Но, к сожалению, к вечеру я не выдержал и смирился, обливая горькими слезами свою несчастную судьбу и суп с вермишелью.

7 декабря

Вот уже восьмая тарелка супа за два дня… и опять с вермишелью. Интересно, во времена инквизиции кто-нибудь додумался до такой изощрённой пытки?

Но всему есть предел, и я нашёл способ сопротивляться этим гонениям. Час назад я пробрался на кухню и подсыпал пригоршню соли в кастрюлю, где тушилось мясо.

Сегодня они как раз ждут к ужину синьора Маралли! Что ж, тем лучше: я в своей комнате буду есть девятый суп с вермишелью, но и им вкусного жаркого не видать!

Проглотив свой суп, я не смог удержаться и спустился вниз посмотреть, как им понравилось щедро посоленное мясо. Я просунул голову в дверь столовой, и как раз вовремя, потому что уловил обрывок очень интересного разговора.

– Значит, – сказала мама, – послезавтра надо встать в пять!

– Безусловно, – отозвался папа, – бричка будет ровно в шесть, дорога займёт часа два, не меньше. Служба длится где-то с полчаса, значит, к одиннадцати мы уже будем дома…