Даниил Аль - Дорога на Стрельну Страница 23

Майор распоряжался отправкой машины с документами. Под его наблюдением грузили каким-то имуществом одну из полуторок. Здесь же я увидел задержавшего меня лейтенанта.

— Саня! Сюда, быстрей! — Это голос Андрея. В тусклом свете зарева узнаю его спину без ремня, непокрытую голову. Он что-то с усилием вытягивает из дверей сарая.

— Андрей! Андрей!

Со всех ног кидаюсь к нему.

Рядом с Андреем лежит вытащенная из сарая плащ-палатка. Все наше имущество — винтовки, трофейное оружие, ремни с подсумками — цело.

— Андрей! Вот мы и опять вместе!

— Опять воюем, Саня. Снаряжайся быстро.

На мне снова каска, ремень. Десятизарядку я закинул за плечо. Для рук — чувствую — будет много дела.

Я вижу перед собой прежнего Андрея. Перетянутый ремнём, с винтовкой за плечами, с трофейным пулемётом в руках, он стоит, чуть расставив ноги, на фоне багрового неба.

— Фашисты рядом, Саня.

— Знаю.

— Подтащим этот арсенал на позицию.

Слово «позиция» не очень-то подходит к сложившейся здесь обороне.

Пограничники комендантского взвода лежат цепочкой прямо на траве. Нескольких штабных командиров с пистолетами и вовсе нельзя считать сколько-нибудь серьёзной военной силой.

Мы с Андреем отнесли плащ-палатку к большому дереву, возле которого залёг начальник разведотдела. Андрей подполз к нему.

— Товарищ капитан, разрешите доложить. Вот трофейные автоматы и ручной пулемёт. Запасных магазинов мало. Но патронов хватит для одного хорошего боя.

— Ясно, сержант. Младший лейтенант Корнейко, ко мне.

На правом фланге цепочки пограничников поднялся долговязый человек в плащ-палатке и в каске. Он направился к нам короткими перебежками. Когда он падал на траву, развевающаяся за его плечами плащ-палатка оседала вслед за ним. Казалось, по саду летит огромная летучая мышь.

Корнейко приблизился, и капитан приказал ему раздать три трофейных автомата и запасные рожки к ним.

Андрей снова обратился к капитану:

— Неплохо бы послать кого-нибудь вниз, на шоссе. Хотя бы, например, майора. Там могут проходить одиночные бойцы, легкораненые. Может, часть какая-нибудь двигается. За дорогой рабочие возятся, броневые колпаки устанавливают. У них есть оружие. Пусть все, что можно, сюда направляют. Фашистов выпускать на шоссе нельзя.

— Дело.

Капитан подозвал майора и объяснил ему задачу.

— И последнее, товарищ капитан.

— Говорите, сержант.

— Разрешите паренька этого, Данилова, — Андрей кивнул в мою сторону, — отправить вместе с майором. Он шустрый и район тот знает. Быстро обегает поле, соберёт стройбатовцев.

— Разрешаю. Идите с майором, Данилов.

Мне сразу стало жарко и стыдно, точно мне влепили пощёчину.

— Не надо меня спасать, Андрей. Я здесь останусь.

— Для пользы же тебя посылают, пойми, — начал было Шведов. Но капитан вмешался:

— Идите один, майор.

— Слушаюсь. — Майор исчез в кустах.

— Правильно вы поступили, Данилов, — сказал капитан. — Не трус вы, значит.

— И не дезертир.

— Ну, ладно, ладно, чего не бывает. Разобрались ведь.

Шведов подполз ко мне поближе, нащупал мою руку и пожал.

— Извини, друг. Про мамашу твою подумал. Трогательная она у тебя. Одеколон её вспомнил «для промывания ран». Градусник…

— Понимаю, Андрей. Спасибо. Но мою маму вы себе неверно представляете…

— Ну, сказал же: извини. Понял я это. Давай на всякий случай попрощаемся, друг. Потом некогда будет. — Андрей снова пожал мне руку. — Главное, Саня, не отчаивайся. На войне всякие неожиданности могут быть. Ты сам в этом убедился. Мы не на необитаемом острове. Мы участок фронта. Может быть, командующий фронтом сейчас думает: «Эх, продержался бы Саня Данилов минут двадцать — успел бы я в это время что-нибудь сюда подбросить…»

Зелёная ракета из-под горы прошуршала в небо.

— Как полагаете, сержант, — спросил капитан у Шведова, — удержим оборону?

— Продержимся малость. Немцы ночной бой вести не умеют, избегают его… А тут уж им, видно, приспичило… Штурмовать высоты тоже не великие мастера. Обычно в обход норовят… Но и мы тоже не в лучшем виде их тут встречаем. Окопчики не отрыты для бойцов. Все на голом месте. Огневых средств мало…

— Кто же знал, что так получится! Отдам приказ: «Всем умереть, но с места не сходить!».

Капитан уже приподнялся было на локте, чтобы встать, но Андрей тронул его за рукав.

— Извините, товарищ командир. Только приказа «Всем умереть!» давать не надо бы. Люди могут умереть ещё до боя. Тут бы такие слова найти, чтобы не погасли люди, а загорелись.

— Не мастер я на слова, сержант. Да и времени нет особенные слова подыскивать.

— Времени отмерено мало, — подтвердил Андрей. — Минуты.

— Ладно. Скажу по-простому, как сам чувствую.

Капитан встал во весь рост и громко, так, чтобы слышали все, сказал:

— Сейчас бой будет. Справа и слева от нас обороняются другие подразделения штаба дивизии. А дивизия была там, внизу… Нам надо этот участок удерживать до конца. Фланги наши прикроют. На другую помощь приказано не рассчитывать. Короче, каждому быть за десятерых. А эту землю, — капитан несколько раз указал пальцем на траву, — приказываю эту землю считать Ленинградом.

Последние слова подействовали на меня необыкновенно. Я почувствовал, что сам вместе с землёй, к которой приник, тоже Ленинград. Крошечная частица его брони и гранита, его огня и стали.

Атака началась миномётным огнём. Потом полезли солдаты… Автоматы. Каски. Пряжки. Галдёж, заглушённый сплошным треском очередей.

Мы открываем огонь. Командиры бьют из пистолетов. Среди них Будяков и задержавший нас лейтенант. Капитан стреляет из своего маузера, надетого на деревянную кобуру как на приклад.

Немцы то лежат под самой кромкой высоты, то вскакивают и пытаются бежать вперёд, на нас. Струи пуль тогда сгущаются. Одни свищут мимо ушей, другие стукаются в деревья, третьи вбиваются в землю. Их тоже слышно. Кажется, и нет нигде живого, непродырявленного пространства.

А Шведов кричит пограничникам:

— Держись, ребята! Бой пока жидкий! Разведочка!

Я бью хоть и одиночными выстрелами, но не прицельно. Хочется разряжать винтовку все скорее и скорее. Целиться некогда. Понимаю, что это глупо, но ничего не могу с собой поделать. Еле удерживаюсь от того, чтобы не стрелять очередями. Но вот ударил пулемёт с чердака дома.

— Ага! Не понравилось! — кричу я.

Пулемётная очередь, точно щёточкой, смахивает с кромки высоты фашистов.

— Ура! — зычным басом закричал младший лейтенант Корнейко. — За Родину!

Во главе своих пограничников он ринулся вперёд, под гору.

Вслед за ним поднялись и командиры — Будяков, лейтенант и какие-то трое очкариков. Побежал вперёд капитан. Побежал и я, держа наперевес винтовку с примкнутым штыком. Мы все кричим «ура!» надрывно, нестройно, но громко.

Гитлеровцы покатились вниз, не приняв бой.

— Назад, назад! На исходный рубеж! — скомандовал капитан.

Мы вернулись на свои позиции. Наши потери — один убитый и трое раненых. Двое сами направились к дому на перевязку, третьего понесли на плащ-палатке. Среди комсостава потерь не было. Все расположились на прежних местах возле деревьев и пней.

Внешне все в нашем саду осталось прежним. Могло показаться, будто ничего и не происходило. Тем не менее произошло многое. Андрей кратко выразил это своим выкриком: «Разведочка!» Немцы провели разведку боем. Противник нащупывал слабое звено в обороне высоты. И он такое звено нащупал. Наша контратака не могла обмануть немцев. Они наверняка разглядели, что здесь обороняется кучка бойцов и несколько плохо вооружённых штабистов.

— Эй, хлопец! — кричит мне от сарая старшина Доценко. — Дуй сюда!

Я бегу к сараю.

— Тащи вот оружие.

Оказывается, у запасливого старшины есть ещё несколько винтовок. Беру все шесть — по три ремня в каждую руку.

Раздаю винтовки командирам.

— Алло, друг, дай винтовочку по знакомству.

Кто это зовёт меня? В темноте не сразу различишь. Зарево хорошо освещает небо, но слабо — землю. Ага, это лейтенант с косыми баками. Он дружелюбно улыбается. Его круглое лицо вместе с диском фуражки напоминает блин на сковороде.

— Держите. Стрелять умеете?

— А как же!

— Тогда зачем рамку прицельную подняли? Расстояние будет всего тридцать метров.

Прихлопываю рамку к стволу.

— Патронов нет.

— Принесу.

Ползу к очкастым.

— Стрелять умеете?

— Теоретически.

— Мы трибунал.

Показываю им, как целиться, как перезаряжать обойму. Инструктирую я куда лучше, чем действую сам. Ползу к Будякову. Он лежит возле пенька в середине сада. Глядит на меня насупившись. Даже в темноте видно. Молчит.

Не могу удержаться и говорю:

— Не туда смотрите, Будяков. Враг вон там. Не прозевайте.

Он огрызнулся:

— Везде враг. И там, и тут.