Олег Верещагин - Ох уж, эти детки! Страница 26

— Логично, заметил Макс, сглотнув остатки глюкозы. — Но решать тебе.

Федька прошелся вдоль обрыва, подобрал несколько галек, черт его знает когда занесённых сюда ледником. Не выходя в кусты, покидал их в болотину, и кивнул:

— Ночуем… Я пойду вон там уток подстрелю, а вы займитесь лагерем.

— Осторожней, — сказал Макс. — Вдруг…

— Никаких "вдруг", — отмахнулся Федька. — Я быстро…

…Он в самом деле обернулся быстро — прямо у края топи подбил вскидку трех селезней, достал их палкой. Отрывистые выстрелы некрупного калибра тем не менее далеко разносились над болотом, и Федька подосадовал на себя, что не взял складной лук. Но из лука он, если по правде, стрелял плоховато. Оставалось утешать тем, что тут пусто, да и запутается выстрел в лесу, исказится, а там и вообще заглохнет… Повесив на ремень селезней, мальчишка уже развернулся — и зацепил взглядом что-то тако… Он повернулся. Шагнул. Носком кроссовки поддел и выбросил из прибрежной грязи металлическую гильзу.

Федька, присев, поднял гильзу двумя пальцами и закусил губу. Старая, выдержавшая множество выстрелов и неоднократно переснаряжавшаяся, со следами оправки, но ухоженная. Тяжелая, а не утонула — значит, стреляли совсем недавно. Федька нюхнул — ударило в ноздри несомненным запахом дымного пороха. Двенадцатый калибр… Люди Большого Ха? Эту мысль Федька отмёл сразу. Во-первых, как и зачем они сюда забрались? Но это ещё ничего, а вот сама гильза… У них наверняка будут навороченные «ремингтоны» и «моссберги» с пластиковыми гильзами западного производства…

Местные охотники? Да, конечно, Баклашовские леса — охотничий рай. Но в округе настоящих промыслов нет — не Сибирь, а из остальных охотников едва четверть осмелится забраться на самом деле глубоко в лес. Но и им нечего делать ТАК глубоко.

Вывод? Федька внимательно огляделся и прислушался. Большинство жителей городов не представляют себе, кто и зачем может жить в лесу. Скорее всего, это какой-то отшельник-человеконенавистник. Вопрос в том, как далеко простирается человеконенавистничество?

Спрятав гильзу в карман, Федька при последнем вечернем свете начал обшаривать берег. Если это и в самом деле житель леса, то выследить его у Федьки шансов столько же, сколько самого Федьку — у ребят с Железнодорожного. Конечно, может быть, он уверен, что тут нет никого, тогда может и подрастерять осторожность… но такие люди за осторожным поведением не следят. Просто это часть их жизни.

После получаса рысканья мальчишка признался себе — ничего похожего на следы нет. Можно даже подумать, что гильза подброшена специально… да нет, зачем? С этими мыслями Федька вернулся к ожидавшим его друзьям, которых нашел только после того, как Макс негромко свистнул — лагерь был отлично замаскирован, костер не дымил и не пах в специальной яме.

— Ты где ходил? — поинтересовалась Саша. Вместо ответа Федька предъявил гильзу и занялся селезнями…

…- Даже если кто-то и явится, — сказала Саша, усаживаясь в корнях большого дуба и кладя полуавтомат поперёк колен, — ну и фик ли? Их один, я трое. Прибьём и похороним.

— Один с топором и двое с носилками ждут его, — дополнил Макс. — Ну, я думаю, сразу конфликтовать мы не станем. Но и он едва ли полезет на троих вот так сразу. А если прячется, так и вообще постарается нам на глаза не попадаться.

Федька сидел со скрещенными ногами, прикрыв глаза. Какое-то время он молчал, словно заснул сидя. Он почти испугал друзей, сказав: — Да, наверное.

Когда Полярная Звезда заглянула в глаза Федьке, он не сразу понял, спит или нет. Взгляд звезды был колок и внимателен. Проследив направление " медвежьего хвоста", Федька определил — третий час ночи.

Послышавшийся ему звук заставил мальчишку вздрогнуть… а потом — похолодеть. Совсем неподалёку поскрипывали колёса, пофыркивала лошадь, и мягко постукивали копыта. Звуки приближались. И он ПОНЯЛ, что это такое.

"Я сплю, — подумал Федька. — Я сплю, ничего этого нет. Мне это снится. Главное — лежать и не двигаться. Не слушать. Сейчас ОН проедет… сейчас…" Но вместо этого мальчишка поднялся и пошёл на звук. Сон, это сон наяву он бы ни за что не оставил товарищей… А так — шёл, отводя рукой от лица ветви, пока не вышел на тропку, залитую пронзительным лунным светом.

Подвода стояла в каком-то шаге — Федька видел конский бок, трещины на коже, затягивавшей груз. Молодой парень — да нет, мальчишка чуть старше Федьки — стоя у конской морды, поглаживал её и чутко прислушивался. Федька видел заломленную шапку, блеск луны на сабельной рукояти, грязные пятна на сапогах и на полах кафтана, то, как Кузьма покусывает губу. Он не выглядел ни вообще страшным. Вот он вздохнул, погладил коня ещё раз и, подойдя к повозке, начал поправлять кожу. Сказал, не поворачиваясь:

— Вижу я тебя… Не бойся, худа не сделаю.

— Ты… — Федька вышел из кустов, — ты Кузьма? Стрелец Кузьма?

Парень кивнул, повернул к Федьке лицо — печальное, строгое:

— Грех на мне, — тихо сказал он. — Не довез я казну… Поди, ради Христа, сыщи казну-то, да отдай на доброе дело. Тягостно так-то скитаться. Христом-богом прошу, сделай-то….

— Где она — отчаянно спросил Федька. — По карте непонятно ничего, все поменялось. Слышишь?! Где она?!

— Ради Христа… — прошептал стрелец, гладя конскую гриву. — Ради Христа — на доброе дело… а то так и истлеет душа моя без вины… поди, сыщи казну… сыщи…

… Федька проснулся, хватая широко открытым ртом воздух. Сердце колотилось в висках, всё тело покрывал пот.

Было ранее утро, ещё серо и туманно. Лес молчал. Но Федьке всё ещё слышался скрип телеги и голос — явственный, не из сна, звонкий голос мальчишки: "…ради Христа… на доброе дело…"

ГЛАВА 7

Тяжело в деревне без нагана…

— Ещё три дня, — Шурка вздохнул и поправил панаму. — Знаю это — место это ваше. Но я сразу предупреждал — долго идти.

— Долго? — проворчал Большой Ха. — Мы уже три дня идём! Веришь ты что, Шурик.

Мальчишка равнодушно пожал плечами:

— Мне это надо?

— Да нет вообще-то… — признал Большой Ха. Просто я думаю: может, ты заблудился, а теперь боишься признаваться?

— Да чего мне признаваться? — снова пожал плечами мальчишка. — Ушел бы от вас — ищи-свищи.

Большой Ха не мог не признать правоты мальчишки. Шурка Суханин в лесу и в самом деле чувствовал себя, как дома. И не похоже было, что он заблудился — уверенно шел к какой-то цели, почти не сверяясь с картой. В конце концов, бывали в жизни у Большого Ха и куда более длительные и сложные экспедиции — он и разговор-то завел, чтобы малость надавить на мальчишку, отличавшегося редкой независимостью. Трое сопровождавших Большого Ха охранников к лесной жизни оказались совершенно не приспособлены — он и не подозревал этого и жалел, что оставил в Изжевино Гомера. Накаченные громилы сопели, пыхтели, потели, спотыкались, шумели на весь лес, переругивались и падали. Шурку все трое пытались «припрячь», взвалив на него хозработы, но мальчишка только усмехнулся и предоставил Большому Ха график дежурств на блокнотном листе. Сам Ха туда включён не был, но охранников Шурка не обошел вниманием и на все попытки заставить работать "не в очередь" не реагировал. Вообще-то Большой Ха не мог не признать, что это справедливо… но временами наглость мальчишки казалась ему просто чрезмерной. А ещё иногда он вдруг начинал думать, что это и не наглость вовсе, а… чувство собственного достоинства. Смешно у такого сопляка, но…

Людей с таким чувством Большой Ха не терпел.

— Ты уверен, что мы найдем то, что ищем? — Задал вопрос Большой Ха. Шурка отстегнул с пояса новенькую фляжку, попил, прополоскал рот, сплюнул и только после этого ответил:

— Я уверен, что выведу вас на место, которое на этой тряпке. Остальное — не моё дело. И платите вы мне, как договаривались, в любом случае… Отдыхайте ещё пять минут, потом идем, — и отошел, совершенно неутомимый, хотя и тоненький.

— Не пойму, — проворчал один из охранников, всё это время рассматривавший натёртую ногу, — дурак он, или притворяется?

— А что? — Большой Ха, выглядевший намного бодрее своих «лбов», невзирая на комплекцию, обмахивался панамой, сидя на пне. Охранник пожал плечами:

— Пацан в лесу, с ним четверо здоровых мужиков, а он с ними, как хозяин… Давануть разок за шейку — и все дела… Вот это я — и говорю, типа: он дурак, или притворяется?

— Не исключено, что притворяется дураком… — пробормотал Большой Ха себе под нос — так, что больше никто не услышал…

Болото казалось непроходимым.

Ну, то есть, где-то в нем, может быть, лежали тропинки, по которым можно было пробраться. Даже наверняка. Но нашарить их не удавалось, а вслепую — тут и там, куда ни ткнись, черный жидкий торф, взятый в руку, юрко сочился сквозь пальцы, показывая: лучше не соваться. Звенели комары, сверху пекло, от болотной поверхности поднимался еле заметный пахучий туман, размывший перспективу.