Василий Клепов - Четверо из России Страница 27

Пока Димка уничтожал следы нашего пребывания, я снова забрался на стену. Враги были от нас уже настолько близко, что я не мог не узнать Рудольфа Фогеля и Думмкопфа. Немцы остановились, оглядывая местность. Наконец, Фогель протянул руку к развалинам. Преследователи свернули к нам. Я сполз со стены и увидел, что Димка уже подтащил к отверстию кусок шифера, которым собирался прикрыть вход.

– Найдут, – опасливо покосился я на его затею.

– Ничего не найдут. Тут его вон сколько, – обвел он рукой развалины, усеянные кусками шифера.

Мы нырнули в темную дыру и, опустив над головой шифер, стали слушать. Собака терлась у моих ног. Я нагнулся и зажал ей рукой пасть, чтобы не вздумала гавкать. Преследователи были уже над нами. Мы отчетливо слышали их шаги и голоса.

– Ночевали здесь, но ушли. Недавно. Если поспешим, схватим.

– Подожди, не сидят ли они в камнях? – ответил голос Рудольфа.

Над головой у нас послышались толчки, посыпалась пыль и каменная крошка. Потом резко грохнуло, и я едва успел отскочить: куски шифера с шумом полетели к нам в подвал. Голоса стали тише, пока не затихли совсем.

– Ушли, – прошептал Димка, переводя дыхание.

– А может, хитрят, – возразил я. – Притаились и ждут, когда мы вылезем…

Димка осветил спичкой подвал и улыбнулся. Несмотря ни на что, на огромном сундуке, прижавшись друг к другу, спали Левка и Белка.

– Хоть живьем бери, – произнес Димка.

– А что ты хочешь? Еще хорошо, что Белка выдержала такой путь. Все-таки она – молодец!

Наконец мы решили выглянуть наружу. Димка уперся руками в камень, который, разбив шифер, вошел в отверстие, и удивился:

– Что за черт?

Камень не отодвигался. Мы пробовали приподнять его вдвоем, но скоро убедились, что нам это не под силу. Только тут я понял, что значил грохот снаружи, который мы слышали, – нас придавило камнем.

Димка снова чиркнул спичкой, чтобы осмотреть каменный свод, и я увидел его побелевшее лицо. Но спокойно, как всегда, Дубленая Кожа проговорил:

– Ничего, Молокоед, как-нибудь выкрутимся.

– Я вовсе и не боюсь. Это даже хорошо получилось: теперь они нас ни за что не найдут.

– Теперь нас, пожалуй вообще никто не найдет…

Только сейчас я осознал наше положение: мы погребены заживо! Я промолчал. Стоило ли говорить страшные слова, когда, может быть, еще есть надежда выбраться…

Мы принялись шарить руками в темноте, чтобы найти хоть какое-нибудь подобие выхода из этой могилы. Безуспешно!

– Знаешь что, Димка? Давай условимся: Левке пока ничего не говорить.

– А Белке?

– Белке можно. Она – не робкого десятка. А Левке мы скажем, что спрятались сюда от Фогеля и выжидаем, пока он снимет осаду.

Мы принялись обшаривать наш склеп. Нашли большой бидон с маслом.

– Ничего, – воскликнул Димка, потирая руки, – жить можно!

Он попросил у проснувшейся Белки какую-нибудь тряпочку и, когда она дала ему носовой платок, оторвал от него полоску, потом оборвал у своего пиджака пуговицу, просверлил в ней дырочку и пропустил через нее тряпочку. Получился фитиль, который Димка тут же обмакнул в масло и поджег. Фитиль затрещал, но уже через несколько минут спокойно плавал в бидоне с маслом и мирно освещал наше жилище.

Стало веселее. Но мы совсем ожили, когда, приподняв крышку сундука, обнаружили в нем ветчину, большой круг сыра и даже целую батарею бутылок с вином. Ветчина, правда, позеленела, но я достал складной нож и стал счищать верхнюю корочку. Под ней оказалось вкусное солоноватое мясо.

– Ну и хороший хозяин был этот Штейнбах! – весело воскликнул ничего не подозревавший Левка.

Мы присели на крышку сундука и стали есть.

– Хлеба только у нас маловато, – произнесла Белка. – Каждому дам по кусочку, наваливайтесь на ветчину!

– Эх, напиться бы!

Воды у нас не было. Я достал из сундука бутылку.

Кисловатое вино хорошо утоляло жажду, но после него почему-то хотелось спать.

– Сейчас день или ночь? – спросил, насытившись, Левка.

– Ночь, – ответил я. – Ложись и спи!

Белка подстелила ему какое-то свое платьишко, и он улегся на сундуке.

Когда Левка уснул, мы принялись совещаться о том, как нам выйти из подвала. Снова осмотрели все стены и потолок и убедились, что выхода нет.

«Никогда не надо предаваться отчаянию, – думал я. – Пока мы живы, есть все шансы на спасение» – и предложил всем улечься спать рядом с Левкой: утро вечера мудренее.

Не то от усталости, не то от выпитого вина, не то от всех переживаний, мы быстро уснули, не погасив даже фитиля в бидоне.

ОТТО

Быть может, мужество приходит вместе с трудностью положения.

Долго ли мы спали – не знаю. Но мысль о том, что я опростоволосился и попал в мышеловку, не давала мне покоя. Я встал и принялся ходить по нашей могиле, ощупывая каждый камешек. Откуда же мне было знать, что один из ребят следил за каждым моим движением!

– Васька! – послышался слабый шепот.

Я подошел к Левке. Он лежал бледный, и только глаза на его похудевшем лице сверкали неестественным блеском.

– Васька, как думаешь, выйдете вы отсюда?

– Откуда?

– Из подземелья…

– Да мы здесь прячемся от Фогеля, – самым небрежным тоном ответил я. – Как только можно будет, немедленно вылезем и пойдем дальше.

– Ты напрасно скрываешь все от меня, – чуть улыбнулся Левка. – Я знаю… Каким путем вы выйдете отсюда?

Я неопределенно махнул рукой.

– Нет, ты скажи, как? – послышался настойчивый вопрос.

Левка взял меня за локоть обеими руками:

– Собери свою волю, Молокоед! Не надо киснуть! Ищи выход! Если хочешь – сможешь. Помнишь Золотую Долину?

Я кивнул.

– Все-таки хорошее было время, правда? Мы тоже много глупостей наделали… Эта история с переодеванием. И все-таки хорошо. А как ты думаешь, сейчас уже разрабатывают Золотую Долину? Разрабатывают?

– Разрабатывают, – ответил я.

Левка легонько захихикал:

– Паппенгейму – нос! Ты подумай, Молокоед, нос – Паппенгейму, который все еще носится здесь и собирает документы. Но вы не давайте ему никакой бумаги. В случае чего ссылайтесь на меня. Большое Ухо, мол, взял и унес с собой.

«Бредит Левка», – подумал я, взял его за горячую руку и посмотрел в осунувшееся лицо. Губы у Левки запеклись, на щеках горели два розовых пятна.

– А вы меня не оставляйте, – снова услышал я прерывистый шепот. – Вынесите отсюда и… похороните наверху.

– Да ты что? – подскочил я на сундуке. – Ты уже почти поправился. Мы тебя обязательно донесем, хотя бы нам пришлось нести до дому.

Левка улыбнулся и подозвал меня к себе блестящими глазами. Я нагнулся, он слабо обнял меня, прижался ко мне:

– Все, Вася! Передай маме, что я ее очень любил…

У Левки снова начался бред. Большое Ухо говорил с матерью, вспоминал Белку, ругался с Паппангеймом, иногда кричал:

– Аи, уведите отсюда овчарку! Убейте ее! Уберите овчарку! Как болит нога! Ой, как болит нога! Дайте мне пить! Пить!

Я испугался и начал трясти сонных товарищей. Белка подошла к метавшемуся Левке, поправила у него в головах свою старенькую телогрейку.

– А все-таки пить ему дать надо. Хотя бы вина. Пришлось открыть еще одну бутылку и напоить Левку. Через несколько минут он уже спал.

Мы с Димкой снова принялись обшаривать нашу могилу. Не может быть, чтобы все камни плотно прилегали друг к другу, где-нибудь да есть щелочка! После долгих поисков, пошевелив небольшой камень, мы его вытащили, но в такое крошечное отверстие нечего было и думать пролезть.

– Все равно, – сказал я Димке, у которого по лицу катились крупные капли пота. – Будем долбить, пока не продолбим выход.

– А собака не пролезет в эту дыру? – спросил Димка.

– Идея!

Мы могли выпустить собаку, привязать ей на шею клочок бумаги. Кому-нибудь да попалась бы собака на глаза. Я живо написал: «Находимся в подвале замка Штейнбах. Освободите!» Но тут же порвал записку. К кому мы обращаемся? К фашистам! Они найдут нас и отправят обратно к Фогелям или в концлагерь, как отправили туда Лизу, Сигизмунда и других поляков. Нет, лучше умереть в этой дыре!

Димка, словно подслушав мои мысли, долбил камень. Вытащив из-за пояса топорик, мой друг долго тюкал им, пока от топорика со звоном не отлетел кусок железа. Осмотрев топор, сплюнул:

– Все пропало! Топор остается выкинуть!

При первом же ударе у меня в руках осталось только топорище. Я отшвырнул эту негодную деревяшку, схватил камень и, больно ушибая пальцы, принялся долбить им.

– Давай выпустим хоть собаку, – сказал Димка и подсадил нашего четвероногого товарища к отверстию.

Собака мигом исчезла, потом снова вернулась и, когда Димка почесал ей меж ушей, повизжала, повизжала и скрылась.

Светлая дыра манила нас, как бабочек. И мы долбили, долбили. Камни крошились у нас в руках, но мы подбирали другие, и в нашем подземелье слышалось ровное постукивание. Наконец мы утомились и сели не то завтракать, не то ужинать.