Ал. Платонова - Над Днепровским курганами[повесть из жизни Киевской Руси] Страница 4

— Я бы сказал, княже.

— Говори, Лют!

— Почитаешь ты богов, княже… Все холмы, почитай, ими украсил… И дают боги тебе победу, А еще лучше будет, и сердце точить тоска перестанет, когда построишь храм в честь Перуна. У других народов есть храмы, даже у христиан, а у нас нет… Не добро это, княже… Если построить храм… Жертву сначала богам принесем и начнем строить… Приятное это будет дело богам. — Кудесник говорил как будто совсем спокойно, но глаза его зорко следили за князем.

— Что ж… Я богов всегда почитал. Пусть будет по–твоему, — сказал Владимир, садясь за стол, — стройте… А теперь прости… Ко сну клонит.

Лют поклонился так же низко, как и давеча, и вышел. Он торжествовал: «Посмотрим: уйдете ли теперь от руки Люта!».

Идя к себе, он нарочно свернул немного в сторону, чтобы пройти мимо дома Дулеба. Там горели огни, слышался какой–то шум и женский плач.

Лют понял, что Дулеба уже схватили.

— Ладно, не дождешься ты князя… Сгниешь раньше, — прошептал он, грозя кому–то в темноту ночи.

С черными думами шел Лют по знакомому лесу; крепко задумался и чуть было своей избы не прошел. Вдруг кто–то окликнул его: «Лют, сюда, Лют!» Он очнулся, вздрогнул и оглянулся в сторону.

Несколько человек на шкуре медведя несли чье–то тело. Одного взгляда достаточно было Люту, чтобы догадаться, кто это.

Рванул он седые волосы, вырвал клок и с диким воплем бросился к телу: «Олег!»

Перед ним лежало обезображенное, окровавленное тело. Вместо головы была какая–то бесформенная масса, и только по одежде да по золотой серьге, уцелевшей в правом ухе, он узнал сына. Взглянул на него Лют и понял, что медведь одолел на охоте Олега и снес ему череп. И снова дикий нечеловеческий вопль пронесся по лесу.

Глава V

Месть Люта

Прошли недели. Давно ушел в поход князь Владимир, давно опустел дом Дулеба, и Светлана тосковала и плакала дни и ночи: сразу потеряла она жениха и отца, оплакивала, как мертвых. Только и утешением было для нее, что ходила она на курган, где лежала ее мать, плакала там, а то просто лежала на нем, припав грудью к сырой земле.

Даже Вахрамеевна не могла ничего сделать с ней.

— Для кого мне теперь жить, мамушка? Горькая моя долюшка… Сиротинка я горемычная… — причитала девушка и, случалось, до позднего вечера сидела на могиле у матери.

Вот и сегодня только вечер да приближающаяся гроза заставили ее покинуть дорогую могилку. В это же время вышел Лют из своего убежища.

Печаль о сыне наложила новые тени на его лицо: еще более хмурым и злым стало оно. Казалось бы, о какой мести мог теперь думать Лют, когда тот, за кого он мстил, погиб такой страшной смертью! Но и за мертвого Олега мстил Лют, а главное — мстил он за себя самого, за кровную обиду, нанесенную ему… Были и еще причины, по которым ненавидел он весь дом Дулеба: чуяло его сердце, что совьет тут варяг Феодор гнездо христиан, а до этого не мог допустить он, старый Лют, служитель богов. Да и такова уж была душа Люта, что, раз запала в нее черная, злая мысль, он должен был непременно задуманное дело довести до конца, увидеть его своими глазами.

Солнце село, когда Лют, завернувшись в темный плащ, вышел из хижины.

Лес шумел, точно стонал. Где–то испуганно кричал филин, а ему жалобным плачем отвечала сова. В болоте квакали лягушки. «Гроза будет», — подумал кудесник.

Тучи в самом деле наплывали грозные, сизые. Солнце скрылось быстро, и быстро же поползли по земле вечерние густые тени. Где–то в горах уже гремело.

Пройдя рощей, жрец вышел на берег Днепра. Днепр сегодня был злым и бурным. Волны чернели и клубились, разбиваясь у высоких крутых берегов белой пеной. Ветер крепчал.

Никого не было видно. Только на самой середине реки качалась какая–то лодочка, похожая на рыбачью.

— Рыбаки! Да хранит вас Перун, и да не причинят вам вреда ветры, Стрибожьи внуки! — проговорил Лют и вдруг замер на мгновение, так как до слуха его донеслись обрывки какого–то странного, незнакомого ему пения… «Владычице, помоги!» — можно было разобрать слова, если бы старик внимательно вслушался. Но ему некогда было слушать, и он, закрываясь в плащ от свирепевшей погоды, пошел берегом Днепра к знакомому дому опального воеводы.

«То–то порадуется, — злобно усмехаясь, подумал он, — когда узнает, что рядом с ним строится храм Перуну».

Кудесник прошел на работы. Они начались только сегодня, и теперь несколько человек спешно закладывали доски.

— Помогай, Перуне! — крикнул Лют, подходя к работникам.

— Благодарствуем на добром слове, — отвечали в один голос работники, — жертву бы Перуну принести надо…

— Живого человека в основание закопать… Вот кто завтра первый поутру пойдет.

Внезапно новая злая мысль мелькнула в голове у Люта, и не успел он высказать ее, как сами боги помогли ему: вдали показалась какая–то фигура.

Лют сразу узнал ее, и сердце его забилось так, что, казалось, хотело выпрыгнуть из груди.

— Первого, кто мимо пройдет, возьмем и на рассвете завтра принесем в жертву Перуну. На живой душе храм прочнее стоять будет — проговорил Лют.

Зарывать живого человека в основание постройки было жестоким обычаем у многих славянских племен. Схватывали обыкновенно первого, кто шел мимо постройки с утра. Лют решил воспользоваться этим обычаем, несмотря на то, что был вечер. Фигура между тем приближалась. Через несколько минут можно было уже заметить, что это шла женщина. Она тоже издали увидала группу людей около постройки и сделала движение, чтобы свернуть в сторону. Но Лют дал знак, и несколько человек бросились за девушкой. Она вскрикнула и побежала. Но было уже поздно. Не прошло и трех минут, как трепещущая жертва была уже перед кудесником.

Лют не ошибся: перед ним была Светлана.

— Вот и жертва Перуну, — проговорил он, и холодная костлявая рука его легла на плечо обезумевшей от страха девушки.

Она не поняла, что сказал Лют, но сердце ее почувствовало недоброе.

— Завтра утром тебя закопают живой в эту яму… А на ней построят храм Перуну… — проговорил Лют, злобно усмехаясь, — такова воля богов… Не думали мы, что они изберут дочь изменника, врага княжеского.

Но Светлана уже ничего не слышала: в глазах у нее потемнело, и она без чувств упала на землю.

Очнулась она позже, в своей светелке, куда ее принес Лют.

Глухие раскаты грома раздавались над самым домом, и зигзаги молнии, точно гигантские змеи, извиваясь, прорезали мрак.

— Это гнев Перуна, ты слышишь? — спросил Лют, наклоняясь к лицу Светланы.

Злоба обезобразила его лицо, и в эту минуту он казался похожим на Чернобога, который, как говорили, собирал ведьм и кикимор на Кучинской горе у берега Днепра. Он прошел несколько раз взад и вперед по светелке. Гром раздавался уже вдали; но молнии все еще вспыхивали, хотя уже широкими полосами. Внизу раздавались вопли и причитания Вахрамеевны.

Светлана наконец совершенно пришла в себя, вспомнила и поняла, что грозит ей, и с рыданием упала к ногам кудесника:

— Сжалься, пожалей меня… Дай мне жить… Верни отца…

Он оттолкнул ее и засмеялся.

— Отца? Ты увидишь скоро и отца, и Олега. Олег умер и скучает без тебя там. Сам Перун посылает тебя к нему… Не хотела быть женой Олега, ничьей не будешь!

Тяжелая рука снова легла на плечо Светланы; она уже не пробовала ни вырываться, ни убегать. Спасения не было. Она закрыла лицо руками и горько заплакала.

— Готовься же, завтра утром, — проговорил Лют, оставляя наконец Светлану, — и помни: никто не войдет к тебе.

Он вышел из горницы, и девушка слышала, как щелкнул засов.

«Умереть от руки Люта! Заживо быть зарытой в землю!.. Но тогда лучше смерть какая–нибудь другая…», — мысли одна за другой вихрем неслись в ее голове. Вспомнилась дочь Вахрамеевны, бедная Минвана… Надежды все погасли, и одно отчаяние, холодное и мрачное, осталось в груди. И в смертельной тоске душа ее вдруг взмолилась: — Помоги мне, Христос, Которому служит дом Феодора! О, если бы Ты помог мне! Что делать?!

Глава VI

Побег

Гроза понемногу утихла. Пронеслись бурливые тучи, стих ветер, и даже месяц проглянул на темном полночном небе. Днепр все еще не хотел успокоиться, но волны его уже не так бушевали, и не было на них прежних белых гребней.

— Вот и хорошо, что пережили грозу, боярин, — говорил знакомому нам варягу Феодору его верный слуга Всеслав. Они оба в этот день ходили разыскивать избу, где томился Дулеб. Отыскали, и стражники обещали их к нему пропустить, так как один из них был греческой веры и знал Феодора.

— Вот увидим его и Светлану обрадуем, да кто знает, может, и поправится еще воевода, поклеп с него снимут, да и в веру вашу еще перейдет… — говорил Всеслав. — А хорошо у вас, — прибавил он потом, — скажу и жене своей, чтобы к вам ходила.