Павел Марушкин - Девочка из страны кошмаров Страница 49

Шерсть на загривке встала дыбом. Оскалившись и глухо ворча, он попятился и юркнул в ближайшую подворотню. Если бы кто-нибудь в этот момент заглянул под низкую каменную арку, то весьма удивился бы происходящему. Дворнягу сотрясала мелкая дрожь, от шкуры шел пар, словно от вскипевшего чайника… Спутник Шарлеманя, имевший обычно вид собаки, мог видоизменять собственное тело в довольно широком диапазоне — но на кардинальную перестройку биологии сейчас не было времени. Светлые пятна на шкуре темнели, сливаясь с черными; да и сама шерсть делалась короче и шелковистее. Ноги удлинились; обвисшее брюхо, напротив, втянулось внутрь, словно прилипнув к позвоночнику. Обозначились бочковатые ребра — пес обрел хищную, породистую грацию. Последние изменения коснулись головы: челюсти увеличились в размерах и вытянулись, морда сделалась острой, кончики больших ушей встали торчком. Черный как ночь итанский пинчер, элегантный и смертоносный, осторожно выглянул из подворотни. Эта форма мало годилась для долгих путешествий — зато как нельзя лучше подходила для внезапной и стремительной атаки. Беззвучно скаля зубы, Хуберт смотрел, как враги взламывают дверь. К тому моменту, как Тварь вновь пустилась по следу, он вполне уяснил для себя ситуацию.

Эпигоны достигли ограды городского парка, некоторое время постояли над трупом своего товарища, а затем один из них повелительно воздел руки. Мостовая дрогнула, камни брусчатки на миг разошлись — и земля стремительно всосала тело злосчастного Ксаверия. На тротуаре осталась только его шляпа; Гармодий как следует наподдал ее ногой. Расплавив участок ограды, преследователи исчезли среди деревьев. Дав им пару минут форы, пес двинулся следом. От запахов горелой краски и раскаленного металла свербило в носу. Он дрожал: короткая шерсть плохо спасала от холода, вдобавок двигался он теперь заметно быстрее, так что приходилось все время сдерживать свое новое «я». Пинчер был чрезвычайно осторожен; он не выдал себя ни единым шорохом — и когда ищейка Властителей вылезла на берег, Хуберт уже знал, что сделает. Обогнуть пруд и очутиться между Клариссой и ее преследовательницей было делом нескольких секунд. Тварь даже не успела развернуться навстречу опасности. Тугой комок мускулов проломил кусты и сбил ее наземь; клыки впились в шею бестии, с ходу вырвав огромный кусок влажной трепещущей плоти.

На вкус Тварь была такова, что Хуберта едва не вывернуло наизнанку. В пасть как будто кинули полную пригоршню травяных клопов; горло пережал спазм — но он все-таки не выпустил врага, лишь вгрызся еще сильнее в отвратительное создание, чувствуя, как трещат и лопаются под клыками упругие трубочки артерий… Наконец, что-то громко хрустнуло меж зубов — и бешено извивающееся тело разом обмякло.

Тревожные голоса звучали совсем близко: эпигоны продирались сквозь кустарник к месту схватки. Встреча с ними не входила в планы Хуберта. Тугие пружины мускулов вновь пришли в движение, унося прочь поджарое тело, — а спустя мгновение ночную тишину разорвал яростный вопль. По земле с пронзительным треском зазмеилась алая молния, но удар был нанесен вслепую и не достиг цели. Пинчер прибавил ходу, стремясь как можно быстрее оказаться вне зоны действия Власти. Затем пришло время немного успокоиться и собраться с мыслями. По-видимому, решил Хуберт, он сорвал-таки готовящееся похищение и убил непонятное чудовище. Была и плохая новость: залившая морду кровь Твари напрочь лишила его обоняния. Шансы отыскать девочку все еще оставались велики: схватка заняла совсем немного времени, и Кларисса, скорее всего, не успела покинуть парк. Но те двое тоже понимали это, значит… Пес тяжело, почти по-человечьи, вздохнул. Он не Шарлемань, чтобы на равных спорить с Властителями; однако кое-что сделать все-таки можно…

Враги по-прежнему находились рядом с телом Твари: один пытался вернуть ее к жизни, второй безостановочно сыпал ругательствами. Прикинув, до каких пределов может распространяться их Власть, Хуберт подобрался на расстояние, которое счел безопасным, и с силой толкнул плечом ближайший куст. Наградой ему был душ ледяных капель, но эпигоны услышали шорох и насторожились. Отбежав на несколько шагов, он повторил представление. Преследователи двинулись на шум. Теперь они шли осторожно, готовые в любой момент дать отпор неведомому врагу. Хуберт оскалился в гримасе, подозрительно похожей на улыбку. Он намеревался морочить эпигонов до тех пор, покуда не истощится их терпение; за это время девчонка, если только она не совсем дура, уберется как можно дальше отсюда.

Парк остался позади. Дождь, похоже, только сейчас решил припустить по-настоящему: морось уступила место тяжелым монотонным струям. Кларисса почти не обращала на них внимания: за время бегства она и так промокла до нитки и продрогла до костей. Мысль о возвращении домой выглядела чертовски соблазнительно, однако сделать это мешали две веские причины. Девочка понимала, что преследователи скорее всего попытаются перехватить ее на обратном пути; кроме того, она имела весьма смутное представление о том, в какой, собственно, стороне находится особняк Нэлтье. Улицы в столице Итанского Регистрата были широкими и прямыми — одно удовольствие для пешеходов и извозчиков, однако спрятаться тут было негде. Добежав до ближайшего перекрестка, Кларисса пугливо оглянулась и свернула за угол; теперь со стороны парка ее уже не могли заметить. Повторив из предосторожности этот маневр еще несколько раз, она наконец позволила себе перейти на шаг. Если бы в этот миг девочка подняла голову и посмотрела вверх, то увидела бы сумрачную синюю звезду, летящую над мокрыми крышами; но такое просто не пришло ей в голову…

Надо было как-то дотянуть до утра. Кларисса не сомневалась, что ее наставник примет меры к розыску своей ученицы. Навыки бездомной жизни подсказывали девочке найти временное пристанище. В Уфотаффо она попыталась бы забраться в конюшню — там всяко теплее и крыша над головой, а если еще имеется сеновал, то вообще замечательно… Вспомнив своих уличных приятелей, девочка улыбнулась. Будь здесь Томми Секунда, он бы в два счета нашел подходящее место: малолетний бродяга обладал настоящим талантом по этой части. Можно, конечно, разыскать ближайший полицейский участок, это обеспечило бы ей ночь в тепле — однако утром пришлось бы искать общий язык с многочисленными полицей-регистраторами… Нет-нет! Без документов не стоило и пытаться! Размышляя таким образом, Кларисса брела по улице — и на очередном перекрестке почти столкнулась с высокой молодой дамой, испуганно отпрянув в последний момент. Итанка слабо ахнула — по-видимому, она тоже не заметила девочку — и что-то удивленно спросила.

— Асат шехти! — пробормотала Кларисса традиционное пожелание «доброго очага». Это были единственные слова кулгушти, которые пришли ей на ум в тот момент.

— Асат шехти! — откликнулась итанка, дружелюбно улыбаясь, и добавила еще что-то.

— Не понимаю… — удрученно пожала плечами Кларисса.

— Заблу… диться? — внезапно спросила девушка на ломаном титанском. Кларисса радостно закивала. Собеседница смахнула блестящие капли с завитков волос.

— Пойти греться… Тепло. Сухо. — Снова длинная непонятная фраза. — Искать дом. Завтра вместе.

О таком повороте событий девочка не могла и мечтать! «Теперь главное — не наткнуться на полицей-регистратора; хотя они все, наверное, попрятались от дождя в такую-то погоду…»

Итанка мягко взяла Клариссу за руку и повела куда-то. Дорога оказалась не слишком долгой: хлопнула неприметная дверь, и дождь остался позади. Темно здесь было — хоть глаз коли. Волны тепла наплывали откуда-то из глубины помещения. Женщина нашарила спички и запалила свечу. Тут Кларисса впервые обратила внимание, насколько красива ее провожатая; особенно хороши были волосы цвета темной меди. Дверь в дальнем конце помещения чуть приоткрылась. Итанка что-то торопливо сказала; ей ответил мужской голос. Из тьмы выступил широкоплечий здоровяк с переломанным носом, живо напомнивший Клариссе портового боксера Барсия. Что-то недовольно буркнув, он оглядел Клариссу с ног до головы и посторонился. Они прошли через скупо освещенный зал, абсолютно лишенный мебели, если не считать свисающего с потолка бревна, обмотанного в несколько слоев витками корабельного каната. Одетая в черное цирковое трико девочка-итанка исполняла возле него странные танцевальные па. Она то замирала в неподвижности, то вдруг оказывалась возле снаряда, слегка, как показалось Клариссе, касаясь его неким темным предметом, — и каждый раз бревно отзывалось глухим «чванк!». Плясунья не обратила никакого внимания на вошедших, продолжая свои упражнения. Проходя мимо, Кларисса вздрогнула: в руках у девочки был длинный стилет…

Следующая комната встретила их духотой. Здесь, на узких двухъярусных койках, под лоскутными одеялами спало множество народу — судя по миниатюрным фигуркам, сплошь дети. Одна из коек пустовала. Итанка жестами показала своей спутнице, что ей следует раздеться и лечь. Не смея перечить, Кларисса скинула мокрую одежду и юркнула под одеяло. Восхитительное тепло тотчас окутало ее со всех сторон. Медноволосая куда-то ушла, но вскоре появилась вновь, с маленькой пиалой в руках. Ободряюще улыбнувшись, она протянула ее Клариссе. Девочка послушно сделала глоток — и едва не поперхнулась: темная жидкость оказалась чем-то вроде сладковатого, но очень терпкого травяного настоя с чуть заметным гнилостным привкусом. В ушах сразу зашумело, в глазах возникла резь, все стало двоиться… Кларисса хотела вернуть пиалу, однако пальцы перестали слушаться; фарфоровая посудина упала на пол и, судя по звуку, разбилась. Девочка сделала попытку встать — но еле смогла пошевельнуться, тело словно превратилось в кусок тяжелой сырой глины. «Она меня чем-то опоила», — равнодушно подумала Кларисса. Девочка совершенно не испытывала страха, все эмоции как будто отключились — очевидно, это тоже было эффектом странного зелья. Она не испугалась даже тогда, когда потолок и стены тронули мертвенно-синие паутинки некросвета.