Кордон «Ромашкино» - Татьяна Геннадиевна Корниенко Страница 6

– Потом. Обязательно.

– Правда?

Перспектива слушать Катины стихи Соловья не прельщала: не все любят поэзию. Но не согласиться было бы весьма опрометчиво: у юной поэтессы мама – ветеринар. Пришлось кивнуть. Катя расцвела и, не дав Соловью возможности передумать, открыла перед ним дверь в домашнюю лечебницу.

– Прошу!

Глава 4

«…Пейте, дети, молоко, будете здоровы!»

В прихожей пахло гарью. Определенно пахло! Катя шмыгнула носом.

– Воняет, – сказал Соловей.

– А я думала, мне показалось. Подождите вот здесь, на стульчике. На нем все ждут.

Катя вошла в комнату.

Вполне рациональное действие. Ввести в дом Разбойника, даже если и знакомого, и сразу тащить его в комнаты – до этого только какая-нибудь бестолочь может додуматься.

Мама была дома. В белом халате она стояла рядом с зубоврачебным креслом…

Когда к ней повалили со своими проблемами феи, царевны и царевичи, пришлось обзавестись и этим нехарактерным для ветеринара оборудованием.

…и ковырялась в широко раскрытой пасти дракона. К счастью, одноглавого.

Почему «к счастью»? А был когда-то в пациентах и трехглавый. Между прочим, с хорошей репутацией. Так вот, его головы ссорились и обзывали друг друга так, что семья Калининых считала минуты до полного излечения грубияна. Катя тогда была совсем маленькой и как губка впитывала каждое новое слово. Если бы трехглавый задержался подольше, юная леди изъяснялась бы совсем не как леди.

Мама свою дочь не заметила. Не до того было. Дракон – рептилия немаленькая. По этой же причине Кате потребовалось время, чтобы сообразить, что к чему. Зато потом кроме «обалдеть» ничего в ее лексиконе не нашлось.

А что еще можно сказать, если основная часть чудовища нервно топталась на улице и только длинная, как пожарный рукав, шея была просунута в открытое окно. Шея заканчивалась головой, покоящейся на зубоврачебном кресле. Пасть страдальца была распахнута настежь. Из нее время от времени извергались невыносимые стоны.

– Предыдущий был помельче, – задумчиво сообщила о своих наблюдениях Катя.

– А, доченька… Извини, не заметила, как ты вошла. Подожди, пожалуйста. Я тут вот этого воробышка подлечу… – Яна Семеновна пшикнула чем-то в драконий рот, предусмотрительно отдернув руку. Клацнули зубы. Пациент взвыл. – Потерпите, голубчик. Скоро полегчает. Вы, птенчик, сами виноваты. Просил же царевич не заниматься над его хоромами высшим пилотажем. Вы, дружок, не послушали. И получили маслица на язычок.

– И что с того? – Катя с интересом сунулась прямо в пасть, но Яна Семеновна отработанным жестом оттолкнула дочь к стене.

– Куда лезешь? Забыла о технике безопасности? Учишь тебя, учишь…

– Да ладно, ма. Что он сейчас может?! Вон какой несчастненький.

– Кто ж его знает? Иногда боль пациента ослабляет, но бывает и наоборот…

– Ну ты все-таки скажи, что с драконом?

– Царевич угостил нашего красавца маслом. Траектория движения извергаемой плазмы изменилась. Зубам – крышка. Рот я обработала, обезболила, насколько это возможно. Ожоги заживут, но нужно будет протезировать зубы.

– У нас?

– А где же еще? В избушке на курьих ножках?

Про избушку было сказано не для красного словца. Баба Яга частенько переходила границу для обмена лекарским опытом. Иногда, в легких случаях, Яна Семеновна делилась со знахаркой пациентами. Но зубным протезированием старуха, конечно, не владела..

– Мам, а где он жить будет? Такой огромный… И это… чем его кормить? Он же, наверное, принцессами питается…

– Издеваетесь, сударыня? – прошамкала разинутая пасть.

– Ну что вы! Простое предположение, не более, – скромно ответила Катя.

– Я, доченька, не знаю, чем или кем он питается там у себя, но у нас ему пока придется поголодать. Посидеть на молочке, творожке. А жить…

Да хотя бы и в Зорькином хлеву. Ее сейчас все равно в стойло не загонишь.

– Ага! Творческий подъем в лунные ночи! – хохотнула Катя.

– Вот-вот. А дракону там места хватит. Если хвост и лапы подогнет. – Яна Семеновна снова заглянула в раскрытый рот, удовлетворенно кивнула. – Ну вот и ладненько. Теперь пойдет на поправку. – Обратилась к дочери: – Катюша, отведи господина дракона в хлев. И дай литров десять молока. Если нашего не хватит, попроси у бабы Марфы.

– А что ей сказать, если спросит? Для чего столько?

Яна Семеновна усмехнулась.

– Баба Марфа не спросит. Можешь по этому поводу не волноваться. Иди. И, кстати, на огороде морковка сорняками заросла. Прополи, пожалуйста. Желательно сегодня. Сделаешь?

Катя обреченно вздохнула – вполне красноречивый ответ.

За окном, соседним с тем, в котором торчал дракон, что-то хрустнуло, раздался нечленораздельный звук. Катя подскочила, выглянула, но, не заметив следов чьего-либо присутствия, снова подошла к маме.

– Подожди… Я еще одного привела… За дверью сидит.

– Еще одного дракона? – Брови Яны Семеновны подскочили и выгнулись коромыслом. – Они что, теперь стаями ходят?

– Нет. Соловья. Разбойник который.

– Этого еще нам не хватало.

– Ой, мам, он ничего себе дядечка. С документом. У него резонанс пропал.

– Так, ясно. Разберемся. – Яна Семеновна открыла дверь. – Заходите, уважаемый. А ты, Катя, иди, иди…

Дракон ждал ее под окном.

Конечно, не будь Катя дочерью своих родителей и не имей того опыта, который приобрела, опять же, как дочь пограничника, обморок был бы ей обеспечен. Почему? Ну, тут, кажется, пояснений не требуется. Однако перед Катей был пациент. Существо болеющее, а значит, несчастное.

– Как зубы? – спросила Катя. Вопрос был лишним – и так ясно. Но нужно же с чего-то начинать разговор!

– Уже лучше. Мать твоя обезболила. А до того думал, помру. Чтоб этому царевичу…

– Кстати, о царевиче. Он красивый? Или так себе?

Может нормальная девчонка, выросшая на сказках, не поинтересоваться на данную тему? Не может. Вот Катя и поинтересовалась.

– Как и положено – красавец. Чтоб ему, заразе, кикиморы по ночам снились!

– Ой, так нельзя ругаться! Вы разве не в курсе, что мысли материальны?

– Потому и говорю, чтобы они материализовались, – огрызнулся дракон. – Я бы ему и не такого пожелал!

– Что же мешает? – хитро сощурилась Катя.

– Так эта самая материализация, будь она неладна. Где гарантии, что царевич не пожелает мне того же или еще похуже? Нет уж, спасибочки! С меня хватит!

– Может, познакомимся? Мне теперь для вас молоко десятками литров несколько дней таскать. Поговорить захочется. Неудобно просто выкать.

– Горыныч я.

– Ух ты! Змей Горыныч?! А скажите, вы в биологическом смысле к кому относитесь?

– Не понял, уточни.

– Ну, змей – это змея? Или другой кто-то?

– Сама ты змея, – огрызнулся дракон. – Я что, на гадюку похож?

Катя смерила взглядом гигантское тело.

– Не особенно. Скорее, на длинноногого крокодила. Я вообще думаю, что вы – дракон.

– Ну да, дракон. Или змей по-нашему. Все от места жительства зависит.

– Как это?

– В царствах живут змеи, в королевствах – драконы. Ты зови, как хочешь, не обижусь.

– Понятно. Интересно, как это у вас с такой массой получается летать да еще и фигуры высшего пилотажа выписывать?

– Крылья хорошие. Большие. И формы аэродинамические.

Разговор уже давно проходил рядом с Зорькиным хлевом. На слове «большие» Катя измерила Горыныча взглядом и мысленно вписала в прямоугольник коровника. Получилось.

– Ладно, мы пришли. Располагайтесь, отдыхайте. А я за молоком сбегаю.

Проследив за тем, как втянулся