Геннадий Михасенко - Земленыр или каскад приключений Страница 7

Коршун оторвал одно крылышко. Ромка проглотил его не жуя, вместе с перьями, — и продолжил:

— А у мальчишки на плече сидит птичка. Видел?

— Видел.

— Так вот, стоит… Дай еще! — Унш бросил второе крылышко. — Так вот, стоит эту птичку съесть — век будешь сытым! Никаких забот! Ну, как секрет?

— А не врёшь?

— Да чтоб мне не быть рысёнком!

Это была суровая клятва.

— Хорошо, — сказал Унш. — Но почему ты сам, вместо того чтобы побираться, не съешь ее?

— Пробовал. Не подпустили! Отлупили. Во, пощупай! — показал он шишку на лбу. — С земли трудно! А тебе с неба — раз плюнуть! Крутись около, и чуть зазеваются — хвать!

— Да уж знаю, что делать!

Унш вытянул полуоблезшую шею и прислушался. Будущая вечная сытость толкала его на немедленную слежку, но сиюминутный голод требовал утоления, и коршун принялся торопливо рвать рябчика, соря в морду рысенка пёстрые перья.

Глава шестая

ВОПЯЩИЕ ЦВЕТЫ

Шли лесом.

Как Вася ни оберегал Ду-ю-ду от веток, они то и дело задевали ее и раз даже смахнули с плеча. Это было и больно и опасно, потому что подлый Ромка мелькал поблизости. Тогда Земленыр ловко сплёл из прутиков маленькую клетку, и птичка радостно перебралась, туда.

К полдню выбрались на опушку.

Перед ними лежало огромное, без единого деревами кустика, поле, заросшее высокой редкой травой, над которой возвышались какие-то двухголовые жёлто-красные цветы. Сильно палило солнце. Низко кружил старый коршун.^

Земленыр сказал:

— Это конец моим владениям.

— А дальше куда? — спросил Вася.

— Где-то есть дорога, но мы пойдём через поле, чтобы никого не встретить. На запад, за солнцем!

Вася повернулся к лесу и крикнул:

— Ромка! Ты где?.. Эй, уши с кисточкой! — Рысёнок не отзывался. — Я знаю, ты здесь!

— А его зачем? — нахмурился Пи-эр.

— Пропадёт без нас.

— И пусть!

— Нельзя! Человек все же! — И опять крикнул в лес:

— В общем, слушай! Мы пошли в аптеку за лекарством, чтобы вылечить Ду-ю-ду! А ты или жди нас тут, или беги за нами! Только подальше! Понял?

— Понял! — раздалось из чащи.

Земленыр махнул рукой.

— Курс — перпендикулярно!

— Это по моей части! — воскликнул Пи-эр. — Перпендикулярно-радиально-диаметрально! — И он гордо покатился вперёд.

Жёсткая, тощая трава доходила до груди. Почва была сухой, твёрдой и в трещинах. Именно из трещин росли цветы, оказавшиеся с длинными колючками. Если бы они стояли сплошь, было бы не пройти, но они торчали строго в шахматном порядке метрах в двух друг от друга, словно их специально посадили. Мясистый стебель на середине раздваивался и оканчивался двумя цветками: большим красным раструбом и жёлтым пушистым шариком величиной со взрослый кулак. Поодиночке или по три-четыре они почему-то не росли, обязательно по два.

— Я читала одну сказку, — вспомнила Люба. — Там было маковое поле. И там герои чем-то надышались и уснули. Интересно, не случится ли и с нами такое?

— Не знаю, — буркнул дед.

— Будем надеяться, что нет, — заметила Ду-ю-ду.

— Тем более что цветы ничем не пахнут, — сказала девочка, сунув нос в раструб. — А красивые! Особенно вот этот, колокольчиком. Тебе нравится, Ду-ю-ду?

— Нравится.

— Ну, если вам нравится, то… — Вася срезал раструб и протянул Любе. — Пожалуйста!

И тут случилось странное: жёлтый шарик глухо лопнул, брызнув прозрачной тёплой жидкостью, а срезанный цветок пронзительно завопил. От неожиданности Вася выпустил его, но и упав, тот продолжал вопить, покуда Земленыр не придавил его сапогом. Но — жуткое дело! — затрубили соседние цветы, да так оглашено, что путники зажали уши и прищурили глаза.

Тотчас на горизонте показались клубы пыли, неся в себе какое-то грязное чёрное ядро.

— Карета! — прошептала Люба.

— Вот она, неизвестная опасность, — заметил Земленыр.

— Ну-ка, где? — заволновался, подпрыгивая Пи-эр.

— Прячьтесь, — посоветовала Ду-ю-ду.

— Бесполезно, — сказал Вася, — коршун нас выдаст. К тому же, цветы орут только вокруг нас. Это сигнал тревоги. Нас засекли! Может, назад, в лес?

Но лес был уже далеко.

Карета между тем затормозила против них в стороне, где пролегала, очевидно, дорога. Два карлика, сидевшие на козлах, сдёрнули с верха кареты ходули, вскочили на них и огромными шагами, возвышаясь над полем, двинулись к путешественникам.

Люба шепнула:

— Дедушка Зем, унырни!

— Успею, внучка.

— А ты, Пи-эр, прикинься мёртвым!

— На за что! Где это видано, чтобы живые прикидывались мёртвыми? — возмутился Пи-эр. — Да я их всех задавлю, клянусь радиусом. Где они там?

— Не кричи! Мёртвый ты нам быстрее поможешь. Это приказ! — почти пригрозил Вася.

Пи-эр нехотя повалился на землю.

Тут же над ними выросли две фигуры с грязными и Потными лицами, в мундирах, разрисованных теми же красно-жёлтыми цветами. Спрыгнув с ходулей, они оказались ростом с Васю, но коренастей и мощней. Это были охранники Игл и Снэйк, которые нахальством и грубостью походили друг на друга, отличались же только носами: у первого нос был узкий, с ноздрями-щелями, у второго — широкий, с ноздрями-норами. Выхватив из-за пояса пистолеты, карлики бабахнули в воздух, и раструбы мигом утихли.

— Вы арестованы! — гнусаво крикнул Игл.

— За что? — спросил Вася.

— За вторжение на Водосборное Поле!

— Но мы ничего не сделали!

— А это что? — Снейк поднял раздавленный раструб. — Вещественное доказательство! А вот сломанная коробочка! И вон! И вон! — тыкал он во все стороны.

— Где? Все целы! — воскликнула Люба. — А эта лопнула сама!

— Какой ущерб! Ты видишь, Игл?

— Ещё бы, Снэйк! — охотно подхватил узконосый. — Изверги! Они хотели погубить наше поле! А какие у них чистенькие личики, ты глянь, Снэйк! Прямо ангелочки! Представляешь, сколько драгоценной воды извели эти чистоплюи, чтобы так отмыться!

— Негодяи!

— Народ умирает от жажды, а они рожи моют! — И в благородном гневе Игл аж затопал ногами.

Люба попробовала объясниться:

— Мы еще дома умылись. Мы из страны, где много воды, целая речка — пей, мойся, купайся!

Но охранники перебили:

— Чушь!

— Вам не отвертеться!

И перезарядили пистолеты.

Люба с надеждой повернулась к Земленыру, но тот сам с датской растерянностью хлопал глазами. Тогда девочка решила схитрить и виновато пролепетала:

— Извините, мы не знали!

— Мы иностранцы! — поддержал Вася.

— Мы в лес вернёмся, вон в тот! — очнулся и Земленыр. — Отпустите нас, дяденьки!

— Отпустить? Как бы ни так! — взорвался широконосый и поднял пистолет. — Марш в карету, разбойники! Шеф разберётся, из какой вы страны! Э, а ходули? Уж не думаете ли вы, что мы их сами потащим? А это что за деревяшка? И как она сюда попала? — Он пнул круг ногой. Возьмите и ее! Пригодится на растопку! Мы часто жжём костры — готовим удобрение для Поля.

Земленыр кивнул ребятам, — мол, соглашайтесь, и взвалил на, себя одну пару ходуль. На другую Вася уложил Пи-эра, шепнув ему, чтобы он не вздумал оживать раньше времени, поставил на него корзину с клеткой, и все это они с Любой понесли как носилки. Ходули были тяжёлые да и отсыревший круг тоже, но Люба закусила нижнюю губу и терпела. Коршун Унш, видя, что клетку оставили одну, обрадовался и просвистел так низко над нею, что будь он молод и проворен, схватил бы ее на лету, но прежних сил не было, и Унш не рискнул, чтобы не выдать своих намерений.

На дороге карлики пихнули пленников с багажом в карету, забросили наверх ходули и, ругнув задремавших лошадей, помчались обратно. А за ними, захлёбываясь пылью и проклиная свет, нёсся что было духу рысёнок Ромка.

Глава седьмая

РАСПЛАТА

Шефа охраны звали Дабл-Чин. Двойное имя в Безводном Королевстве означало аристократическое происхождение, дававшее право служить в начальниках. Но несмотря на своё благородное происхождение, Дабл-Чин имел грубые манеры, нелепую громоздкую фигуру, слоновую походку и безобразную физиономию, на которой отдельные детали — брови, нос, губы, подбородок сами по себе были вроде бы породисто-правильны, но в сочетании друг с другом представляли отвратительнейшую комбинацию, о чем можно сказать лишь одно: «Таких не бывает!» Вдобавок физиономия шефа была такой потной и грязной, что глаза его напоминали сырые желтки на чёрной нечищеной сковороде.

Начальник метался по кабинету. Будь тут деревянный пол, он бы гремел и охал, но пол был земляным — для прохлады и влажности — и глушил грузную поступь шефа, который с нетерпением ждал возвращения кареты. Покой Водосборного Поля редко нарушался, и чем реже он нарушался, тем значительней становилось это событие для прокисавших от безделья служак, потому что в них с утроенной силой взыгрывал пыл усердия и бдительности. И теперь начальник азартно представлял, на каком медленном, сперва словесном, а потом натуральном, огне он будет поджаривать — пойманных злодеев, как они будут молить о пощаде и предлагать жалкие выкупы…. Но никакой пощады, ибо нет в королевстве преступления страшнее, чем покушение на Поле.