Виталий Коржиков - Весёлое мореплавание Солнышкина Страница 7

Солнышкин отёр лицо, просунул голову в толпу. Сзади, положив ему руки на плечи, стоял Перчиков, и они услышали потрясающую новость: полчаса назад «скорая помощь» увезла из пароходства капитана Морякова. Произошёл редчайший в медицине случай: у сорокалетнего капитана неожиданно обнаружилась младенческая болезнь — корь!

Перчиков хотел от удивления всплеснуть руками, но они прилипли к спине Солнышкина.

Команда заволновалась. Солнце уже стояло в зените, до вечера оставалось немного времени. Как быть без капитана? Кто пойдет с ними в рейс?

Но скоро все повернулись к трапу. У Перчикова вдруг покраснел нос, а рыжий артельщик захихикал и потёр руки.

— Хе-хе! — сказал артельщик, и его толстые ноги стали выбивать твист. — Хе-хе, вот это капитан! Вот с ним мы заживём! И сарделечки он уплетает — будь здоров.

По трапу с чемоданчиком в одной и с клеткой в другой руке поднимался новый капитан. В клетке вертелся бесхвостый белый попугай, который показался Солнышкину очень знакомым. Что касается капитана, то тут не было никаких сомнений: сегодня утром Солнышкин так мило беседовал с ним в парикмахерской.

— Вот это повезло! — Артельщик бросился к капитану: — Счастливы приветствовать!

Но капитан прошёл мимо.

— Плавали — знаем! — сказал он.

Потом он выпучил глаза на Солнышкина, потёр небритую щёку и стал подниматься к себе в каюту.

ПЕРВАЯ КОМАНДА ПЛАВАЛИ-ЗНАЕМ

Боцман парохода «Даёшь!», седой, крепкий Бурун, последним подошёл к трапу. Но уже за несколько шагов он стал присматриваться к следам, оставленным капитанскими сапогами. Он плавал со всеми капитанами и точно знал, кто как ставит ногу. Сейчас он увидел кривой и неровный след.

— Что? — испуганно спросил Бурун. — Плавали-Знаем?

— Да! — ответил Перчиков.

— Ну, всё! — сказал боцман. — Начинается весёлое плавание!

Дело в том, что имени нового капитана никто не знал. Но весь флот знал его по кличке Плавали-Знаем. Кто бы ни обращался к нему с советом, что бы ему ни говорили, все слышали от него один небрежный ответ: «Плавали — знаем». Знаний у него было с гулькин нос, но важности хватило бы на сто капитанов. И, говорят, капитаном он стал только из-за своей важности. Когда на экзаменах ему задавали какой-нибудь вопрос, он так важно отвечал: «Плавали — знаем», что старым профессорам становилось неловко спрашивать его и они в смущении ставили ему пятёрки.

Но боцман Бурун знал его лучше всех преподавателей, поэтому он и почесал себе затылок. Солнышкин тоже сощурил глаз. Такая перемена обещала ему мало хорошего, но он не привык унывать. Тем более, что он был на палубе настоящего корабля, и корабль уже готовился к отплытию.

И едва он об этом подумал, вверху в рубке появился Плавали-Знаем и крикнул в микрофон:

— Машинисты, заводи примус! Палуба, по местам!

Боцман бросился на бак. Солнышкин за ним, сзади побежали Петькин, Федькин и Стёпка-артельщик с куском сардельки во рту. Через несколько минут на палубе всё было как в бою: поползли цепи, загрохотали якоря. Бурун шумел на артельщика: «Брось сардельку, держи трос!» Солнышкин изо всех сил тянул мокрый и толстый канат; от лебёдок шёл пар и дым, как от подбитых танков, и пароход потихоньку отваливал от причала. Оставалось убрать последний трос, когда на причале раздался спокойный голос:

— Стойте! Стойте!

Из-за пакгауза вышел доктор Челкашкин с чемоданчиком в руке.

— В чём дело? — спросил строго Челкашкин, так что все притихли, и посмотрел на часы голубыми глазами. — До отхода ещё ровно две минуты. Почему убрали трап?

Плавали-Знаем молчал.

— Я спрашиваю: почему убрали трап?! — сказал Челкашкин.

— Явились после меня и хотели, чтобы я ждал медицину! — закричал Плавали-Знаем.

— Во-первых, явился я вовремя! Во-вторых, я спасал человека, и, в-третьих, я не собираюсь бегать впереди вас стриженым бобиком!

— Что?! — спросил капитан, и щетина у него на подбородке стала вдвое длиннее.

— Трап, — показал Челкашкин пальцем. Боцман побежал на помощь, но Плавали-Знаем крикнул:

— На место! Не сметь!

— Ах, даже так! — возмутился доктор. — Ну ладно!

И вдруг он разбежался, вскочил на трос и быстро побежал по нему, помахивая чемоданчиком. На палубе не успели даже мигнуть, как он перелез через борт, и перед всеми оказались его черные усики.

— Вот так, — сказал Челкашкин и улыбнулся. — А с ним, — он показал наверх, — мы ещё поговорим. — И тут же отправился к себе в лазарет.

В это время из-за угла, запыхавшись, выбежали три молодых красивых штурмана. Они отвезли Морякова в больницу и теперь отчаянно размахивали руками. Но пароход уже уходил из бухты.

РУКУ НА ДРУЖБУ, СОЛНЫШКИН!

Скоро за бортом забурлило море. Наступила ночь. На небе высыпали тысячи звёзд, и все отразились в воде. Пароходик бежал по ним, как петух по зерну.

Солнышкин стоял на самом носу парохода.

Сзади бежала луна и догоняла пароход. Солнышкину казалось, что сам он — тугой, наполненный парус. Мешало только тесто, которое начало подсыхать на спине, и поэтому пришлось спуститься в душ.

Там уже приплясывали Петькин, Федькин, плюхался толстый Степан. Солнышкин еле пробился к душу, и тугие горячие струйки забарабанили по спине. Но через минуту ему стало совсем тесно. Он повернулся боком и увидел, что артельщик вроде бы увеличился в объёме. Он хотел повернуться поудобнее, но деться было некуда. От горячей воды артельщик разбухал, как сарделька.

— Ого! — сказал Солнышкин.

— Что? — запел ехидно артельщик. — А ну-ка, вали отсюда! И вы валите! — прикрикнул он на Петькина и Федькина, шлёпая себя ладонями по мокрому брюху.

— Я уже, я сейчас! — заторопился Петькин и шмыгнул в коридор весь в мыле.

— Ты что? Винтик потерял? — усмехнулся Федькин и покрутил  пальцем у лба.

Солнышкин поглядел на артельного исподлобья и начал мылить голову.

— Ты что? Не слышал? — зашипел артельщик. — Да я тебя…

Но не успел договорить — в душевую вошёл боцман Бурун с берёзовым веником под мышкой.

— А-а, опять тут артельщик разоряется! — сказал он. — А ну-ка, хватит! Дай людям после работы помыться.

Артельщик сразу прикусил язык и  поплёлся к двери. Но пролезть в неё  ему было не так-то просто.

— Поможем-ка человеку! крякнул боцман и, раскачавшись, навалился на Степана.

Солнышкин и Федькин с разгона так двинули его в спину, что он с грохотом вылетел в коридор. Солнышкин снова забрался под душ, и старый Бурун принялся хлестать его веником. Это было особенно приятно после длинной дороги и всех событий, которые свалились на голову Солнышкина.

Наконец всё утихло. Поблёскивая вымытым лбом, Солнышкин направился в каюту. На пороге его встретил Перчиков и протянул новенькую тельняшку:

— Держи!

Глаза у Солнышкина загорелись.

— Ух ты, вот это да!

— Бери, надевай, — сказал Перчиков и сам засиял от удовольствия, потому что очень любил делать людям приятное.

Когда Солнышкин просунул голову в тельняшку и рассмотрел себя в зеркале, Перчиков вдруг озабоченно спросил:

— Слушай, Солнышкин, а почему Плавали-Знаем так сердито на тебя смотрел? И что у тебя случилось с артельщиком?

Солнышкин забрался на верхнюю койку, которую, понятно, Перчиков уступил ему, и рассказал всё по порядку, начиная с того момента, когда он забился в Хабаровске в пыльный мешок. В каюте стоял приятный полумрак, за бортом бежали волны; Перчиков ремонтировал какой-то радиоприёмничек, и от света ламп носик его тоже светился, как радиолампочка. С каких-то неизвестных берегов в каюту доносились попискивания азбуки Морзе, долетала тропическая музыка, и Перчиков посмеивался над приключениями Солнышкина. Но когда тот рассказал о случае с милицией, о встрече в парикмахерской и о последней стычке в душевой, Перчиков задумчиво сказал:

— Да, тебя могут ждать неприятности. Но ничего, мы тебя в беде не оставим. — И протянул вверх руку: — Руку на дружбу, Солнышкин!

И хотя Солнышкин сам не собирался давать себя в обиду, он с радостью пожал мужественную руку Перчикова.

ПЕРВЫЙ ПРИКАЗ БРАВОГО КАПИТАНА

Ночь прошла спокойно. И Солнышкин начал утро в самом боевом настроении. Под плеск волн он сделал на палубе зарядку, под крики чаек встретил солнце. Оно выкатилось из-за моря и радостно полетело ему навстречу. Потом Солнышкин позавтракал куском хлеба с маслом, настоящим флотским чаем и теперь в раздевалке ждал команды боцмана.

— Федькин! Петькин! — крикнул Бурун, влезая в сапоги. — За мной! Солнышкин, за мной!

Но тут в коридоре раздались тяжёлые угрюмые шаги, и у раздевалки остановился Плавали-Знаем. Правая рука его была в кармане, а левая поглаживала густую щетину и ощупывала подбородок.