Евгений Осокин - Тайна Зыбуна Страница 8

— Брони бог…

— Слышали? Война с германцем идет? Самый главный сказал: «Иди на войну или пушнину дай». Поняли?

— Борони бог, зачем война?.. Бери пушнину.

Епишка, вскинув ружье «на плечо», словно окаменев, стоял в трех шагах сзади. Целый день потратил Мажоров на обучение «унтера», но цели достиг: Епишка внушал страх перед грубой, безжалостной силой, глухой ко всему на свете… И если шкурки ложились к ногам скупо, Епишка стрелял в воздух, а Мажоров повторял:

— Ясак! Ясак! Нет пушнины — садись в лодку! На войну!

Затем Степан выносил из лодки бидон со спиртом и короб с безделушками: раскладывал ленты, зеркала без оправы цветные кисеты и наливал охотникам спирт.

— Пейте! Огненная вода снимает все болезни, все горести-печали. Пейте!

После угощения начиналась «торговля»…

Нелегким был путь по многочисленным речушкам — притокам Чутыма, но, вспоминая сейчас об этом, Степан остро, с болью в сердце чувствовал, что те дни были лучшими в его жизни. Он почти не спал сам, измотал Епишку, как одержимый рвался все дальше и дальше. Успех пьянил, и он ни до, ни после этого не чувствовал себя таким счастливым. Лодка уже еле вмещала мешки, с пушниной. Только начавшиеся по ночам заморозки заставили Степана повернуть обратно. Но было уже поздно. Пришлось зимовать вдали от жилья, там где застал ледостав. Только лоси спасли их с Епишкой от голодной смерти и от холода. Степан охотился. Епишка свежевал туши, носил мясо, строил из шкур чум…

Затем Степан отправил Епишку к жилью, добывать оленью упряжку. Немой ушел и не вернулся. У Степана вышли спички.

Приходилось день и ночь поддерживать костер. Однажды, уже весной, он пошел в тайгу и вернулся к покареженной огнем куче шкур вместо чума. На Чутыме стояла наледь: еще неделя — и лед тронется. Но Степан не стал ждать, отправился по берегу реки пешком. Недели через три, когда большая вода уже скатилась, Степан добрался до Юрт и здесь от отца Жуванжи узнал о том, что круто изменило всю его жизнь: еще полгода назад в России свершилась революция.

Жуванжа рассказал ему: рано утром через Юрты на Зыбун прошли двое. Явно второпях бежали из Рыльска: один даже без фуражки, повязан чем-то и очень смахивает на купца Куперина. Жуванжа до этого видел Куперина давно и лишь один раз, но охотничий глаз зоркий. Степан решил, что, видимо, Куперин, опасаясь за свою жизнь и солидные капиталы, бежал вместе с братом, жандармским полковником, и конечно, не с пустыми руками.

— Проведешь? Ружье отдам! Трехствольное — вот!.. Нельзя упускать этого кровососа!

«Но как же решились идти через Зыбун без проводника Куперины? — подумал Мажоров. — Не обознался ли Жуванжа?» Степан вышел из юрты, чтобы наедине спокойно обдумать план своих действий.

…Эти минуты и сейчас, спустя сорок лет, Степан помнил до мельчайших деталей. Едва вышел он на берег, как увидел километрах в полутора лодку и в ней человек пять с винтовками. «Партизаны! — решил он. — Гонятся за Купериным! Надо немедленно уходить! Надо увести Жуванжу! Без проводника они не смогут преследовать Купериных, и все золото их достанется ему, ему одному!»

Он так и сделал. Но на Зыбуне Мажоров с Жуванжой никого не встретили. Жуванжа уверял: Куперины не могли прийти на гряду раньше их. Они разминулись где-то в пути. В сограх это просто — готовых троп нет.

«Что ж, теперь он справится один», — решил Мажоров и здесь же, на краю гряды, покончил с Жуванжой, а труп бросил в кусты. Чтобы Куперины не вышли позади него, он прошел за кедрач и там, в Сухом болоте, залег.

И все зря!

И сейчас, вороша в памяти события тех дней, Мажоров презирал себя за слабость, за трусость (чего он боялся, скрываясь в Туве, на Камчатке?). Надо было вернуться в Юрты! Сразу проверить, что за выстрелы слышал он, лежа в Сухом болоте? В конце концов, он мог убить и партизан — ведь их на Зыбун уходило только двое!

Мажоров наметил план действий, нашел удобное место для засады. Потом задумался: а если ребята выйдут в другом месте? Или, по неопытности, утопят золото где-нибудь в трясине? Взвесив все, Мажоров решил догнать ребят и последить за ними. Раз они сразу пошли на Зыбун, значит, золото там! И они нашли не «пустое» письмо, как уверяет Нюролька, а точный план. Не случайно скрыли содержание его даже от родителей. Ушлый пошел народец!

Пожалуй, всего вернее опередить их и отправить к праотцам в сограх у гряды. По плану он найдет золотишко и без них. Уж теперь-то он не упустит случай! Золото само плывет в руки…

ПРИШЕЛЕЦ ИЗ АФРИКИ

Щурясь от яркого солнца, Володька озирался по сторонам, оборачивался к Саньке, тяжело хлюпавшему сзади.

— Это что! Вот в горах…

Или:

— Да не брызгайся, ты!

Он почти на голову выше Хасана и видит, что осоку, растущую обычно на кочках, неподалеку разрезает полоса пырея. Значит, там суше. Но просто сказать об этом ему не позволяет сознание воображаемого превосходства. «Таежники! — думает Володька. — Чуть было не струсили…» И он придумывает, как бы задеть самолюбие Хасана, порисоваться перед Санькой.

— Лево руля, начальник! — командует он.

— Почему?

— А потому! Надо чувствовать землю и нюхом, и ногами, — и он первым сворачивает к пырею. Действительно, здесь оказались остатки узкой, но длинной гривы. Не было ни воды, ни кочек.

— Ты смотри, Хасан, и верно! — простодушно восхищался Санька. — Вот это нюх!

На гриве присели отдохнуть. Санька снова забубнил:

— Ка, пока рука, Ока… Слышишь, Ока?

— Я говорил: наш дедушка тоже погиб где-то в Зачутымье. Бежал из ссылки и погиб…

Санька достал бересту, повертел ее в руках и сказал:

— Почему с обеих сторон этого «ка» стоит «ел»? И перед «ка» ясно видно полукруглую вмятинку на бересте. Тут было «О» и не простое, а заглавное. Видишь? — поднес Санька бересту к лицу Хасана.

И вот он, отодвинувшись на всякий случай от Володьки, читает письмо по-новому:

«Полковника догнали на гряде за озером, но меня свалил тиф. Золото взял Ока, а меня завел в тайгу и бросил, — скороговоркой выпалил Санька. — Я не ел трое суток…»

— Я тебе дам Оку! — вскочил Володька.

Он рванул Саньку за плечо так, что тот слетел с ног. Между ними тотчас встал Хасан.

— Ты чо? Волчьих ягод объелся? Забыл?

— А что он тут сочиняет? Мой дедушка был большевиком, а не бандитом! Поняли?

— Там же ясно: Ока завел, не ел трое… — упрямился Санька.

Володька опять рванулся из рук вцепившегося в него Хасана, и Санька примолк. Потом примирительно протянул:

— Ну, ладно, уж и нельзя…

— А что ладно?

Санька, не ожидавший такой горячности от Володьки, опешил.

— Достань! — поддержал Володьку Хасан, кладя ружье и рюкзак на плотный ковер пригнутого пырея. Сел. Рядом с ним на корточки опустился и Володька.

Санька достал бересту. Беззвучно пошевеливая губами, Володька вглядывался в нее и карандашом вносил в свою копию какие-то еле видимые закорючки. Санька с тревожным любопытством косил глаза то на бересту, то на Володькино лицо, Хасан невозмутимо жевал зеленую былинку.

— Трепло ты, вот кто! — прервал затянувшееся молчание Володька. — Во-первых, если бы было «я не ел трое суток…», то в письме это «ел» и «тр…» стояли бы рядом, а тут видишь какой между ними пробел? На целых два слова! И «ка». Разве оно стоит рядом со словом «золото»?… Ты посмотри, Хасан.

— Ну, ладно, Санька прочитал не так. А ты как? Ты что предлагаешь? — И он поднялся, положил бересту в свой рюкзак.

— А я считаю, что сначала надо найти гряду. А там я прочту, не беспокойся!

Гривка кончилась у кустов, в середине которых стояло целое озерко воды. В таких местах после половодья остается много рыбной молоди: щурят, налимов. Нередко попадаются и рыбы покрупнее.

— А давайте посмотрим, может, кто есть? — предлагает Санька. — Тогда взмутим воду и…

И тут Володька вмешался по-своему.

— Вот и пойди с ними на серьезное дело. Им бы рыбку в мутной водичке ловить!

Кусты обошли. За ними начался зыбкий, качающийся под ногами мох.

— Фур-рс! Фур-рс! — засвистел воздух. Это взлетела пара серых куропаток. Хасан не успел даже сдернуть с плеча ружье, как они исчезли. По краям омшаника густо белела, местами еще вовсе зеленая, клюква. Моховое болото тянулось, видимо, не на один километр, и обходить его — собьешься с пути не хуже, чем в тайге.

— Пройдем!

Но ходьба по омшанику выматывает быстрее, чем грязь и кочки. Это оттого, что нервы и мускулы постоянно напряжены, каждый шаг делается с опаской, осторожно. Поначалу изредка встречались и карликовые березки, черемухи, даже кедерки. Хилые, невысокие, они тем не менее плодоносят. На кедерках зеленеют по две-три шишки, а черемухи густо обсыпаны коричневатой ягодой. Середина болота была чистой, ровной. У последнего деревца ребята присели, сняли рюкзаки.