Лев Давыдычев - Генерал-лейтенант Самойлов возвращается в детство Страница 11

Иван Варфоломеевич знал, что врагов речами, даже самыми умными, самыми сердечными, самыми справедливыми, самыми доброжелательными, ни на йоту не переубедишь. Тот, кто хочет воевать, будет заниматься этим жестоким, бесчеловечным и грязным делом. Но зато можно, нужно и необходимо, чтобы все честные люди нашей планеты знали, что есть на свете несокрушимые и необозримые силы, способные не только не испугаться наистрашнейшего агрессора, но и заставить его забыть о возможности даже втайне мечтать о войнах. И чем больше людей на планете будут верить в силы мира, тем хуже придётся воякам.

Иван Варфоломеевич словно и не заметил, что уже произносит речь. Приведу из неё лишь ту часть, которая имеет непосредственное отношение к нашему повествованию, и с вашего позволения, уважаемые читатели, изложу для краткости мысли ученого своими словами.

Итак, враги мира страшны, помимо всего прочего, ещё и тем, что уничтожают детей страшными, изуверскими способами, лишают их детства — самой прекрасной поры жизни. Поэтому одна из главнейших и благороднейших задач борцов за мир — борьба за счастье детей, за то, чтобы детство каждого ребёнка на планете было замечательным. Враги мира — это в первую очередь враги детей, — своих и наших. Обратите внимание: мы должны беспокоиться и о детях врагов мира, искать возможность доказать им, что детство бывает не только головорезным и жестоким, а светлым и добрым. Да здравствуют дети всей планеты — её будущая и её великая, ничем не заменимая надежда!

Речь Ивана Варфоломеевича не просто имела огромный успех, а произвела на слушателей сильное сердечное впечатление. Вот тогда-то он и разволновался самым серьёзным образом и едва сдержал себя, чтобы не рассказать о своей сокровенной мечте — создании живых зверюшек-игрушек, о том, что эта мечта близка к исполнению. Не рассказал он и о происшествии в здешнем магазине детских игрушек, с которыми можно проводить маневры под названием «Сегодня играем — завтра воюем!».

Но и того, что он сказал, оказалось достаточно, чтобы враги всполошились, взбеленились, ещё больше озверели. Доказательства этого он получил уже вечером.

В номере Иван Варфоломеевич налил чай из термоса, включил телевизор и увидел на экране… себя! Голос его звучал глухо, как бы в отдалении, голос переводчика — громко и четко. Иван Варфоломеевич, хотя и не очень владел иностранным языком, но с удовлетворением отметил, что мысли его передаются правильно, и мысли эти, не будем зря скромничать, звучат убедительно, современно и даже своевременно. Он ещё раз порадовался тому, как душевно и восторженно принимал его зал, но когда на экране появился следующий оратор, Иван Варфоломеевич долго не мог понять, почему у него от возмущения задрожали руки, сердце захлестнула боль, и он бросился к телевизору словно не для того, чтобы выключить, а — разбить!!! Ведь из речи убрали самое главное — ту часть, где Иван Варфоломеевич говорил о судьбах детей всей планеты как о её будущем и её великой, ничем не заменимой надежде!

Зачем это сделали?

Совершенно ясно, зачем: а вдруг вздрогнут сердца хотя бы матерей и бабушек наших врагов или даже отцов и дедушек? Вдруг им возмечтается, чтобы сын и внук готовился не к службе вояки-убийцы, а собирался бы, например, стать врачом, токарем, учителем или инженером?

Желая хоть сколько-нибудь успокоиться, Иван Варфоломеевич сел полистать вечерние газеты, которые любезно, как он сначала решил, кто-то из персонала отеля положил на стол в его отсутствие.

И на первой же странице первой же газеты, которую он взял, Иван Варфоломеевич опять увидел… себя! Он стоял в магазине детских игрушек с поднятым вверх кулаком, широко раскрытым ртом!

Подпись под снимком сообщала, что советский ученый Мотилетшник (так звучала его фамилия на иностранном языке) возмущается, что в магазине нет детских игрушек типа «Хиросима» или «Нагасаки»! И тут же было напечатано крупными буквами:

ВСЕМИРНО ИЗВЕСТНАЯ ФИРМА ПО ПРОИЗВОДСТВУ ДЕТСКИХ ИГРУШЕК

«МЕМЕНТО МОРИ!»

(«ПОМНИ О СМЕРТИ!»)

В СКОРОМ ВРЕМЕНИ ПРИСТУПИТ

К ИСПОЛНЕНИЮ ПРОСЬБЫ ИЗВЕСТНОГО СОВЕТСКОГО УЧЕНОГО-ВЫПУСКУ ДЕТСКИХ НАСТОЛЬНЫХ ИГР «ХИРОСИМА» И «НАГАСАКИ»!

Не успел обескураженный и, скажем прямо, уважаемые читатели, напуганный (а вдруг кто-то и поверит этой несусветнейшей клевете, и его речь на форуме сторонников мира окажется бесполезной!) Иван Варфоломеевич прилечь, чтобы хоть отдышаться, унять дрожь в руках, как раздался настойчивый и требовательный стук в дверь.

На приглашение войти, которое хозяин номера произнес совершенно машинально, вошли двое мужчин в одинаковых ультракоричневых костюмах, чёрных рубашках, повязанных белыми галстуками, усеянными малюсенькими фашистскими свастичками.

Один из вошедших, седой, невысокого роста, был в огромных очках кровавого цвета; второй — высокий, широкоплечий, русоголовый, в очках с зеркальными стеклами, в которых во время последующего разговора отражались два маленьких Ивана Варфоломеевича.

А он никак не мог определить, почему ему сразу стало страшно, в душе тут же возникло предчувствие беды, но, быстро совладав с собой, он предложил незнакомцам присесть, извинился, что вынужден принять лекарство, — проглотил успокоительные таблетки. Неведомый страх постепенно исчезал, а недоброе предчувствие оставалось.

— Извините, многоуважаемый господин профессор, за внезапное вторжение, — сказал седой в очках кровавого цвета на русском языке с чуть заметным иностранным акцентом, — и разрешите представиться. Мое имя Прэ Зидент, а это мой молодой, относительно, конечно, коллега Серж фон Ллойд. Мы знаем, что вы устали, не очень здоровы: брали в аптеке успокоительные таблетки, понервничали в магазине детских игрушек и так далее и тому подобное. Постараемся не долго вас утомлять. По-русски мы говорим оба, и это значительно облегчит нашу нелегкую беседу.

Надо ли говорить, уважаемые читатели, что слова Прэ Зидента всполошили и без того растревоженного Ивана Варфоломеевича? Но он сделал вид, что его ничего не смутило, и сказал, сколько ни сдерживался, недружелюбным тоном:

— Да, я устал, плохо себя чувствую и совершенно не расположен к разговорам с незнакомыми людьми. Прошу покороче. Чем могу служить?

— О! О! О! — понимающе воскликнул Прэ Зидент и долго, задумчиво, с сожалением кивал головой. — Искренне соболезнуем вам, но разговор наш имеет в первую очередь огромное, может быть, решающее для всей вашей жизни значение.

Серж снял очки с зеркальными стеклами, в которых до этого отражались два маленьких Ивана Варфоломеевича, и пронзительно, изучающе разглядывал его, и под этим взглядом ученому становилось всё более не по себе. Серж водрузил очки на место, и Иван Варфоломеевич опять не мог оторваться от своих маленьких отражений в зеркальных очках.

— Мы имеем сведения о прискорбном случае с вами в магазине детских игрушек фирмы «Мементо мори!», — неторопливо заговорил Прэ Зидент, — что в переводе с латинского на ваш язык означает…

— Знаю, знаю! — раздражённо перебил Иван Варфоломеевич. — Помни о смерти! Довольно странное название для фирмы по производству детских игрушек! Правда, если учесть, какие— игрушки предлагает эта фирма… Кстати! — он показал, Прэ Зиденту на снимок в газете. — Читали? Может быть, вы имеете отношение к этой подлой клевете?

— Некоторое, — скромно ответил Прэ Зидент и оживлённо начал объяснять: — По-вашему — подлая клевета, а по-нашему — отличная реклама и для вас, досточтимый профессор, и для фирмы. Минуточку! — Жестом, в котором, явно проскользнула повелительность, он предложил ученому сесть. — Сейчас вы всё узнаете. И я не завидую вам, так уж слишком горячо заботящемуся о судьбах чужих детей! Позвольте полюбопытствовать, глубокоуважаемый господин профессор, а где ваши собственные дети?

Тут Серж опять снял зеркальные очки, Иван Варфоломеевич перестал в них отражаться, и от этого ему словно бы стало чуточку легче, хотя недоброе предчувствие давило на сердце. Беспокоил его и холодный, пристальный взгляд Сержа.

— Моя семья погибла, — глухо ответил Иван Варфоломеевич, — под первой же бомбежкой, во время войны. А второй семьи я не завел. Да какое вам дело до меня?

Прэ Зидент подчеркнуто сочувственно покачал головой, задумчиво помолчал, переглянулся с Сержем и тоном приказа посоветовал:

— Примите на всякий случай ещё успокоительных таблеток.

— Это шантаж, — слабым голосом выговорил Иван Варфоломеевич. — Я сейчас же позвоню в наше посольство.

— Не имеет, смысла, — Прэ Зидент криво усмехнулся. — Мы пришли не шантажировать вас, дорогой господин профессор, а помочь вам, доставить вам необычайную радость. Примите, примите таблетки, сейчас вам будет очень и очень тяжело, но — повторяю! — не по нашей вине. Мы желаем вам только добра.