Вредные каникулы и спасение чести школы - Александра Калинина Страница 14

– Пока я свой лепил бы, я бы передумал, – отмахнулся Крутиков-старший. Он похлопал Вовку по плечу и добавил виновато, как я, когда Мурзика забываю покормить: – Получается, меня вообще никто не любит?

Антон что-то шептал Шерлоку на ухо. Тот смеялся тонко, как комар. Я подумал, что смеющиеся комары это мило и страшно. А ещё их убивать нельзя было бы.

Кто же замочит весёлое насекомое и испортит себе настроение? А потом мне грустно стало, потому что я понял: Шерлоку сейчас так хорошо, а может, они с братом больше вообще разговаривать не будут? И разлетятся по разным планетам. Один – на Марс, другой – на Юпитер.

– Юрка, ты это… – Я не придумал, что дальше говорить. – В общем, не расстраивайся. Младшего легко любить, он же как котёнок. А потом подрастёт, натворит ужасов, как ты. И всё, сразу перестанет быть самым дорогим.

– А я к тому времени успею не ужасы, а кошмары натворить. Со мной вообще разговаривать никто не будет. Даже собака, про которую мне не рассказали.

– Хуже, если она будет с тобой лазговаливать, – прозвучал звонкий Шерлоков голос. – А что вы такие глустные?

– Ты наш разговор не слышал?

– Мне Антон лассказал, какую он шутку плидумал для вас к пелвому аплеля! А тепель мы готовы детективничать.

Юрка присел на корточки, посмотрел Шерлоку в глаза и грустно ухмыльнулся:

– Андрюха с Вовкой узнали, что ты – самый дорогой человек для родителей. А я – так…

Шерлок смотрит на него, как будто пытается понять, в чём подвох.

– Они всё неплавильно узнали, – рассудил Шерлок. – Я – мамина Лыба, Юлке она говолит «спокойной ночи, птичка Юлок»… А папе – «доблых снов, мой самый дологой человек». Она его очень любит. А то бы ни за что собаку ему не купила.

Вовка и Антон хохотали так громко, будто это соревнование по смеху. Толь ко один гоготал, а второй всё больше хрюкал.

– Ой, не могу, Юрка, поздравляю, ты – птичка! Птичка! Между прочим, не все птицы доживают до десяти лет! Ты у нас старенький! Ох!

Юрка от радости запрыгал и под толстенный наст провалился.

– Обожаю зиму, – говорит. – Всюду ловушки. Получается, Шерлок не любимчик. А собака – для папы? Я думал, люди, когда разводятся, делят собак, а не покупают новых.

– Какой ещё лазвод? – Шерлок смотрел то на Юрку, то на меня.

– Это когда людям стало друг без друга лучше, чем вместе. И они разъезжаются по разным квартирам.

– У нас нет лазных. – Шерлок то ли не понимал, что творится, то ли шутил. – Так что никто не лазведётся. Я им не лазлешу.

Вдруг он сильно-сильно прижал кулаки к глазам и резко куда-то рванул, не глядя под ноги.

Мы – за ним.

– Постой! – кричал Юрка. – Ты отлично придумал. Давай вместе не разрешим. Но тогда нам нужно домой.

И вот стоим мы все на кухне.

Крутиков-папа уже добрался до гренок. А вот это, думаю, нехорошо. Вот убьёт человека чеснок. И не станет Дракулы Крутикова. Ну и что, что он вампир, зато добрый и с моим дедушкой дружит. Ой, а вдруг дедушка тоже вампир? А вдруг мы с Шерлоком и Юркой вообще родственники?

– Вы лучше не ешьте это. – Я решил, что спасу Дракулу. – Мы вас не боимся, очень уважаем и не хотим, чтобы вы отравились.

Папа посмотрел на меня, как на НЛО или глупенькую микрособачку:

– Это хорошо, что уважаете. А чем я должен отравиться?

– Чесноком.

– А, так я ем гренки без чеснока.

– Вы так думаете, – отвечаю. – Вся эта кухня пропахла ядом. Чесноком.

– Переживу. – Папа засунул очередную гренку себе в рот. – Для меня всегда готовят отдельную порцию. Без яда. – Он даже посмеялся. – Да и не такая страшная у меня аллергия, как наша мама говорит.

Шерлок подошёл к доске, висящей на холодильнике, и записал: «Пелвое. Мама не хочет убивать папу».

– У меня еще такой вопрос, – замялся Юрка, – кто из нас уезжает жить в деревню?

– Я там только отдыхать умею. – Папа заглотил ещё одну гренку. – Жить мы будем в городе.

Юрка посмотрел на маму:

– Хоть ты скажи правду. Мы знаем, что вы решили купить Шерлоку лошадь. А это очень дорого. И ей нужно стойло, полюшко и дом для прислуги, то есть Шерлока. У него всё равно времени на остальное не останется.

– Юра. – Мама вытерла руки о платье. – Ой, я забыла, что уже фартук сняла. Зато в этом платье могу в вампирскую долину идти. Теперь от него чесноком будет нести за версту! Так вот, Юра. Посмотри, что я тебе на телефон прислала.

– Вот! – Юрка совсем разволновался. – Что это за слово такое «вёрсты», ещё скажите «стог». Всё-таки в деревню поедем, лошади служить? А как же папа? Мы его тут бросим?

– Юра, что с тобой? Посмотри на фотографию лошади, я тебе на телефон послала.

– Это ещё что? – Юрка сразу как будто уменьшился, как зелёный киношный супергерой Халк, когда перестал злиться. – Это не лошадь.

– Лошадь, только не настоящая, а конструктор. Её надо собрать и ввести нужную программу. Тогда она сможет выполнять простейшие команды. Это будет робот размером с собаку. Поможешь брату собрать? Летом.

Я без спроса стакан взял, налил туда воды и Юрку вместе с его телефоном облил:

– Очнись, друг! Видишь, никто животных покупать не собирается. Вёрсты отменяются.

– Как не собираются? А собаку?

– Какую ещё собаку? – Крутиков-папа закашлялся.

– Которую тебе мама купила. Вот разъедетесь вы с ней, и всё! Она заберёт нас, а тебе даст собаку. А собака, как мы: играет, ест, только двоек не приносит.

Юркина мама полезла в аптечку, засунула какую-то таблетку папе под язык, а сама – к Шерлоку:

– Хоть ты объясни, что тут творится?

– А я плосил не говолить папе пло собаку, – оправдывался Шерлок. – И сделжал слово. А вы нас обманываете. Юлка сказал, что вы лазводитесь.

– Точно, я слышал ваш разговор, – выдавил из себя Крутиков-старший. – Вы тогда дверь в спальню приоткрытой оставили и давай ссориться: – «Я уезжаю, не пытайся меня найти». – «Нет, это я уеду. Потерпи немного. У наших котов скоро важный день. Выставка! Им нельзя стрессов, шерсть поседеет. И не видать им медалей».

Родители рассмеялись:

– Юра, а давно у нас живут выставочные кошки? Мы же шёпотом говорили.

– Почти, – хмыкнул Юрка.

– Совсем молча невозможно репетировать.

– Репетировать что?

– У папы на работе организовали любительский театр. Вот мы и разучивали роли.

Я домой засобирался.

– Ну, теперь