Салли и похититель грёз - Ши Эрншоу Страница 15

Я рву женьшень, шалфей, подорожник и мяту, быстро наполняя металлическое ведёрко, а потом крадусь обратно. Даже отсюда мне слышно приглушённое бормотание старца, хотя он довольно далеко. В городе так тихо, что даже его едва различимый голос долетает до моих ушей сквозь застывший воздух. Он что-то напевает – колыбельную, как мне кажется. Баюкающую и манящую. Я начинаю задумываться, не чувствует ли он, что ещё кто-то в городе не спит – кто-то, кого он ещё не нашел, – и не пытается ли подманить меня таким образом.

Как можно быстрее преодолев каменную дорожку до дома, я тихо закрываю за собой дверь, чтобы зовущая мелодия больше не проникала в мои мысли, заставляя забыть, что мне нужно сделать.

В тускло освещённой кухне, где у стены ютятся плита на одну конфорку и крошечный кривой морозильник, я завариваю травы в кастрюле с грязной водой. Помешивая кипящую смесь, я чутко прислушиваюсь к каждому шороху на улице. Наконец пространство наполняется тяжёлым пьянящим ароматом, травы теряют свой цвет, а отвар становится похож на сероватое молоко – всё готово. Я переливаю его в фарфоровую кружку и осторожно несу в спальню.

Джек по-прежнему лежит без движения, ровно в той позе, в которой я его оставила. Чуть приподняв его голову, я осторожно, чтобы не пролить ни капли, вливаю ему в рот тёплую микстуру. Когда кружка пустеет, я кладу ладони на его грудь и жду. Он должен проснуться, ещё немного, и его чёрные бездонные глаза откроются и посмотрят на меня.

– Пожалуйста, – шепчу я так тихо, что ему всё равно меня не услышать. Слёзы текут по моим щекам, капая ему на лицо. – Джек! – Мой голос срывается, отчаянный, умоляющий.

Я так хочу, чтобы он сжал мою руку, чтобы проснулся и стёр слёзы с моего лица. Мне казалось, что я хочу остаться одна, но теперь понимаю, что не учла одно кошмарное обстоятельство. Остаться одной – значит почувствовать себя одинокой. Стоять там, где раньше кипела жизнь, и слышать лишь собственное дыхание.

Я так сильно ошиблась!

И мне очень нужно, чтобы Джек очнулся ото сна.

Старые часы в холле громко тикают, так что каждая секунда гудит у меня в ушах. Прошло слишком много времени. Зелье, которое я приготовила, достаточно сильное, чтобы поднять самых капризных мертвецов из самых старых гробов. Джек должен был открыть глаза, едва первая капля коснулась его губ.

Но проходит ещё минута, а травы лишь окрашивают его скулы еле заметным розоватым румянцем. Надежда, которая ещё теплилась во мне, будто вся выплеснулась прямо на пол, превратившись в лужу тягучей боли.

Он не проснётся.

Я убираю ладонь с его чуть заметно вздымающейся груди, гляжу в окно – прохладный ночной ветерок шевелит шторы – и ощущаю, как страх распространяется по всем моим швам и стежкам.

Если зелье не в силах разбудить Джека, если я не могу отменить чары, которыми окутал город этот призрачный старик, значит, я действительно осталась совсем одна.

* * *

С улицы всё громче доносится неразборчивое мурлыкание старика.

Баюкающая мелодия, колыбельная песня, которую поют младенцам перед сном. Но она совсем не похожа на те, что поют в городе Хеллоуина о воющих призраках и жутких чудищах, которые прячутся под кроватями и нападают на непослушных малышей, пока те спят. Его песня о белоснежных летних облаках и пушистых овечках, которые пасутся на васильковых лугах и мирно дремлют под звёздным небом.

Я осторожно подхожу к окну, стараясь не издавать ни малейшего шороха, и выглядываю наружу. Колыбельная плывёт над чёрными черепичными крышами, приближаясь с каждой секундой. Едва дыша, я поворачиваюсь обратно к Джеку... и тут что-то мелькает у самого окна. Неясная тень. Плохо различимая, пугающая и совсем близкая.

Спотыкаясь о собственные ноги, я прячусь за штору и вжимаюсь в стену. Но я не успела спрятаться.

Он заглядывает в окно, песок сыплется из карманов, тихо ударяясь о выложенную камнем дорожку внизу. Впервые мне удаётся разобрать слова его манящей колыбельной.

– Ночь тепла и тиха, вот и в сон тебя клонит, – напевает он. – Приди же ко мне, усталость в подушке утонет.

Я опускаюсь на пол и закрываю уши ладонями. Не хочу слышать его зов, не хочу погружаться в смертельный сон, как Джек и все остальные. Зеро спрятался в шкафу, мне очень хочется перебраться к нему, но я боюсь, что тогда старик заметит меня.

– Не беги и не бойся: сны приятные я подарю, – уговаривает он чарующим голосом, – лишь глазки прикроешь, дверь в мечту отворю.

Я сглатываю ужас, подступающий к горлу, в груди бушует ураган из высохших листьев. Мне нельзя оставаться здесь, у открытого окна. Но прежде чем я успеваю побежать к двери, в спальню врывается порыв ветра, который приносит с собой облачко сверкающих пылинок, похожих на сахарную пудру.

Песок.

Он стелется по полу, оседает в трещинах, попадает в волосы. Я вдыхаю несколько крупинок – в горле начинает першить. Как я ни сдерживаюсь, всё равно кашляю, и манящая мелодия тут же затихает.

Теперь он точно знает: в доме кто-то есть.

Старик нашёл меня.

Я должна бежать. Сейчас же.

Я срываюсь с места, скользя на тонком слое песка. Чудом удержав равновесие, я добираюсь до шкафа и распахиваю дверцу. Внутри дрожит Зеро, он в ужасе.

– Нужно уходить, – шепчу я ему.

Он выскальзывает из укрытия, и мы вместе бежим в коридор, вниз по лестнице к выходу. Схватившись за ручку, я осторожно приоткрываю дверь, уже собираясь нырнуть в сумерки, но в последний момент замечаю, что над головой мелькает тень.

Старик кружит у дома, ищет нас.

Листья в груди взлетают до самого горла, всё вокруг пульсирует от сотрясающего меня страха. Я хочу тихо закрыть дверь, но внезапно налетевший порыв ветра распахивает её, с громким треском ударяя о стену. Мы с Зеро отскакиваем назад в коридор.

Спустя мгновение старик появляется в дверном проёме и смотрит прямо на меня.

Бесконечную секунду мы глядим друг на Друга.

– Погружайся в мир снов, в царство сказки. Закрывай, моя прелесть, сонные глазки, – убаюкивает он меня, его голос нежен, как касание шёлка к коже.

Я замираю, ноги подкашиваются. Призрачный старик переходит порог дома и медленно приближается ко мне, напевая себе под нос. Он