Мария Некрасова - Толстый на кладбище дикарей Страница 16

Так, спокойно, не будем все валить в одну кучу. Ван Ваныч отдельно, гоминид – отдельно. Нельзя подозревать человека в саблезубости из-за того, что у него, видите ли, штормовка знакомая. А Петруха с Федькой все-таки – его сыновья…

Что мы имеем против гоминида? Только палатку, ночного гостя и парня с биноклем. Хотя связывать одно с другим и третьим – вообще верх легкомыслия. Может, они и ни при чем, а может, очень даже при чем. Пока неизвестно. Что мы имеем против Ван Ваныча? Штормовку парня с биноклем и ремонт машины накануне разгрома. При этом штормовка – более веский аргумент. Гоминид мог запросто подстеречь, когда в лагере никого не будет, – сговариваться с Ван Ванычем для этого совершенно не обязательно. Если люди отдыхают дикарями, они быстро привыкают, что вокруг – никого, можно оставлять без присмотра хоть алмазный фонд в коробочке и уходить купаться или куда там еще. Нет, Ван Ваныч здесь – фигура произвольная. А насчет штормовки Тонкий сомневался. Тот, кто подглядывал, был, кажется, моложе Ван Ваныча. А может, и нет… Непонятно, в общем.

Тонкий зло покосился на Ленку: вот сидит, попрыгунья-стрекоза, плеер слушает! У человека тут гоминиды преступные шляются, и никаких версий, догадки одни. Крыс пропал…

Впереди уже замелькали башенки городских домов. Одна радость: скоро приедем. Ленка нервно заерзала на драном спальнике, Тонкий ее понимал. После долгой дикарской жизни приятно увидеть настоящий город с людьми, машинами и домами. Вот только спальник купим…

Тетя затормозила у магазинчика с дурацкой оранжевой палаткой на вывеске. Ясно, чем здесь торгуют, пошли уже! Ленка потянулась открыть дверь, но тетя ее одернула:

– Оставайтесь в машине, я сама все куплю.

– Как это? – невольно выкрикнул Тонкий. Ему не терпелось после тряски по глине и камням ступить на твердый асфальт. А тут: «оставайтесь в машине».

– Вот именно потому, что ты задаешь этот вопрос, я делаю вывод: в магазине вам делать нечего. В твоем возрасте пора бы знать, как покупают спальники.

Тонкий не видел себя в зеркале, но точно мог сказать: после этих слов у него натурально отвисла челюсть. Тетя не хочет брать их с собой в магазин, потому что они якобы несознательные и не знают, как покупать спальники? Она что, перегрелась?

– Ты серьезно? – осторожно спросил Тонкий.

– Что?

– Ну, не возьмешь нас с собой…

Тетя пожала плечами. Лицо у нее было растерянное: поняла, видно, что сморозила глупость.

– Можете идти, никто вас к сиденью не привязывает…

Нет, она точно не хочет брать их с собой. Почему?

– Да нет, посидим, если хочешь.

– Угу. Я быстро.

Тетя Муза вышла, действительно быстро захлопнула дверь, щелкнула брелком сигнализации и скрылась в магазине.

Тонкий пнул сестру в бок:

– Ты что-нибудь понимаешь?

– Ага, у тети солнечный удар. Или свидание.

Сашка подумал, что второе ближе к истине: наверняка тетя успела договориться о встрече с каким-нибудь местным коллегой, и, возможно, это связано с утренним погромом. Хотя станет ли беспокоить опер опера из-за таких мелочей? А срывать на детях солнечный удар опер станет?

Тетя действительно вышла быстро, со свертком под мышкой, и рыбкой нырнула в телефонную будку у магазина. Вот оно что! Звонок, который Тонкому с Ленкой подслушивать не полагалось!

Тонкий и не подслушивал, он просто смотрел. Как тетя набирает номер, как ждет ответа… Мало интересного, но надо же чем-то себя занять!

Говорила тетя долго, оживленно, смеялась, гримасничала, и вообще вела себя как дурочка, а не как опер. Хотя, наверное, все такие, когда говорят по телефону не с начальством, а с хорошими знакомыми. Вон Ленка, когда болтает, это же натуральное «Маски-шоу!» Она гримасничает, показывает язык, декламирует стихи, поет песенки. А если без звука смотреть – вообще обхохочешься. Себя Тонкий в такие моменты в зеркале не видел, а зря. Или наоборот хорошо? Тонкий предпочел бы считать себя серьезным человеком, а не клоуном…

Тетя повесила, наконец, трубку и пошла к машине. В руке она держала чехол со спальником, а под мышкой – огромный белый рулон, метра полтора длиной, ага – пенка! Пискнула сигнализация, тетя открыла дверь:

– Вылезайте, племянники! Поможете пенку привязать.

Тонкий подтолкнул Ленку в бок: чего расселась тут, движение задерживает! И выскочил вслед за ней на твердый асфальт – кайф!

– Давай, что там привязывать?

Тетя кинула в него ремень. В полминуты Тонкий прикрутил пенку к верхнему багажнику, проверил: хорошо. Тетя рассеянно наблюдала:

– Сейчас прицепим и поедем в гости… Что, все уже?

Она проверила ремень и осталась довольна:

– Прыгайте обратно, тут недалеко.

Вот это называется прогулка с тетей! Только, понимаешь, вылез из душной машины, как тебя тут же загоняют обратно!

– Ты же говорила – на экскурсию поедем? – завредничал Тонкий.

– Туда и едем. Только экскурсию должен кто-то провести. Ты можешь?

Тонкий покачал головой, Ленка, на всякий случай, тоже.

– И я не могу, я здесь была последний раз триста лет назад, когда Украина еще не была заграницей. Я даже не помню, где тут парк или кино! Вот и позвонила местному знакомому. Заедем за ним и пойдем гулять, он нам все покажет.

Тонкий подумал, что не ошибся насчет встречи с местным коллегой. Только ничего в этой встрече секретного нет, раз тетя берет с собой его и Ленку. Да и кто сказал, что этот местный – тоже опер? Мало ли какие у тети знакомые?

Машина ровно шла по широкой городской дороге без ухабов и бессмертника, и это было здорово. Еще бы Толстый нашелся… Тонкий приказал себе не думать о грустном, но как можно не думать о верном крысе, если тот пропал? Он и не грустный, а очень даже веселый, его верный крыс! Пропал только. Надо сходить в деревню, поискать.

Тетя свернула во двор и затормозила:

– Вот парадный подъезд, прошу, господа! Вылезайте, а я припаркуюсь.

Тонкий с Ленкой не заставили себя ждать: выскочили зайцами. Надо же: действительно подъезд, лавочка, бабульки, обсуждают что-то своем на украинском языке. Дети на площадке бесятся, собаки лают, все, как принято во дворах, ничего особенного. А все равно радостно! Тонкий потянулся и вздохнул: город!

Ленка стояла рядом и меланхолично чистила ногти. Кажется, она была солидарна с братом:

– Хочу в школу.

– Скоро пойдешь, а пока добро пожаловать в гости к Ивану. – Вернула на землю неожиданно появившаяся тетя Муза.

– К Ивану?

– Можно без отчества, тем более, что я его никогда не знала. Захочет – сам вам скажет, но вряд ли. Это мой старый приятель, он здесь живет, – добавила она, видимо, для тех, кто в танке. Ленка даже оскорбилась:

– Поняли уже.

– Ну поняли и прекрасно! – Она распахнула дверь подъезда. – Велкам.

Тонкий с Ленкой прошагали за ней по лестнице на пятый этаж. После гор-то? Легко! Тетя нажала на звонок:

– Не робейте, племянники, делайте умные лица.

Ленка захихикала. Она всегда хихикает, когда ее просят сделать умное лицо, так уж она устроена, эта Ленка.

Щелкнул замок, на пороге показался мужчина в джинсах и майке. На майке была нарисована стрелка вверх и надпись «Лицо года». Если бы Тонкого спросили, он бы сказал, что люди, которые сидели в тот день в жюри, сошли с ума. Ну те, которые эти лица года выбирают. Нет, без обид, господа, Тонкий тоже не Аполлон, но для этого лица носить майки с такими надписями просто кощунство. Или черный юмор, кому что. Лицо было жуткое: красно-коричневое от загара, оно было покрыто белой сеточкой мелких шрамов. Как будто человек специально загорал, натянув на лицо рыболовную сеть. А вы говорите: «Лицо года»… Зато улыбался, как Доктор Ливси из мультика:

– Приветик! Меня зовут Иван. Если кто не в курсе. – Он посторонился, пропуская гостей. – Знакомь с племянниками, Муза. Они сами стесняются.

– И ничего не стесняемся, – буркнула Ленка, стоя на лестнице, решившись переступить порог. – Елена. Можно Ленка. – Она произнесла это с таким видом, как будто говорила: «Бонд. Джеймс Бонд».

Доктор Ливси разулыбался еще больше, пожал ей руку и наклонился к Тонкому.

– Саня. Можно Тонкий. Можно Санек, – поспешил представиться Тонкий. А почему он покраснел, сам не понял.

– Не обращай внимания, Вань, – вмешалась тетя. Они у меня дикарями отдыхали, давно живых людей не видели.

– А вчера? – возмутилась Ленка.

Доктор Ливси захохотал так, что Тонкий всерьез испугался за стекла в подъезде.

– Может быть, вы все-таки пройдете? – Он посторонился еще, пропуская в глубь квартиры тетю Музу и Ленку. – Это Чапа, он не кусается.

Тонкий сперва вошел, а потом увидел оскаленную морду Чапы, который не кусается. Маленький заросший спаниель отнесся к Сашке негостеприимно. Рыкнул, встал на задние лапы. Передние положил на Тонкого и начал скрести лапой по карману, джинсов, не переставая рычать. Тонкий рассеянно ляпнул:

– Привет. – Больше ни на что изобретательности не хватило. А Доктор Ливси переменился в лице. Гримаса у него была такая, будто он застукал Тонкого за чем-то очень и очень нехорошим, только стесняется сказать это вслух. Тетя Муза ему все-таки друг…