Р. Стайн - Маска одержимости: Начало Страница 21

Какие бы пугающие события не происходили, Зевс всегда оказывался поблизости. Кот бродил повсюду, наблюдая за всеми нами.

Он управляет злыми силами на тыквенном поле. Он управляет плетьми, тыквами — всем.

Чего же он хочет? Отпугнуть нас, чтобы мертвые могли покоиться с миром?

Неужели это значит, что он задумал назавтра — на Хэллоуин! — что-то ужасное?

Я услышал тихий стук. Потом еще один.

Я сел. Посмотрел в окно. Там ничего не было.

Я перевел глаза на пол. И тихонько вскрикнул.

Обрубки плетей. Не веря своим глазам, я наблюдал, как они, преодолевая дюйм за дюймом, подползают к моей кровати.

Они ползли медленно, как огромные черви. С молчаливым упорством они приближались ко мне.

— Не-е-е-е-ет! — взревел я.

Я отбросил одеяло и соскочил на пол. Не теряя времени на раздумья, я подлетел к обрубкам.

И принялся прыгать на них, топча босыми ногами.

— Сдохните! Сдохните! Сдохните! — отчаянно орал я.

Расплющенные плети забрызгали мне ступни мерзким соком. Они хлюпали под ногами, водянистые и горячие.

— Сдохните! Сдохните! Сдохните!

Я вопил и топтал обрубки. Топтал, пока от них не осталась лишь мягкая кашица, облепившая подошвы ног.

Хватая ртом воздух, я уставился на желто-зеленое месиво на полу.

Я согнулся в три погибели, уперся руками в колени и пытался отдышаться.

Сегодня я одержал над ними победу.

Но что будет завтра?

15

— Хэйвуд, мне надо с тобой поговорить. — Я загнал его в угол возле кассового аппарата.

Мама сидела за столом с тыквенными пирогами. Близняшки оживленно спорили, где им лучше стоять, когда ферма откроется. Папа обходил поле, дабы убедиться, что тыкв хватит на всех.

Утро выдалось облачным. Ближе к утру неожиданно ударил морозец, сковав землю хрустящей корочкой инея. Дыхание вырывалось изо рта облачками пара.

— Все становится слишком серьезным, — сказал я Хэйвуду. — Мне действительно нужна помощь.

Он огляделся по сторонам, следя глазами за папой.

— Я не могу сейчас говорить. Сегодня касса на мне. Мне не нужны неприятности.

— Уж как я просил папу позволить мне работать за кассой! — сказал я. — Мне совсем не хочется ходить по полю. Плети…

— Девин, иди помоги! — крикнул папа. Я увидел, что он машет мне руками.

Я тяжело вздохнул. Я по-прежнему думал о тыквенных плетях, напавших на меня прошлой ночью. Да и как о таком не думать?

— Девин, ну-ка быстро иди сюда! — надрывался папа.

— Иду! — Я повернулся и припустил к полю. Перепрыгнул через толстую плеть. Листья цеплялись за ноги.

Мое внимание привлекло что-то на краю поля. Черный кот. Зевс, как всегда, наблюдал.

Наблюдал… и выжидал?

По спине пробежал холодок. Этот кот был воплощением зла. Вот только удастся ли мне это когда-нибудь доказать?

— Пап, а ты уверен, что я не могу поработать в будке? — спросил я.

— Уверен, — отрезал он. — Сегодня очередь Хэйвуда. Помоги мне с этими тыквами, ладно? Вытащи их из-под листьев, чтоб люди их видели.

— Э… хорошо, — буркнул я.

— Сегодня Хэллоуин, на случай, если ты забыл, — произнес папа. — Важнейший день для нас всех. Сегодня, Девин, мне как никогда требуется твоя помощь.

— Нет проблем, — опять буркнул я, не сводя глаз с кота.

Папа поспешил к другому ряду тыкв. Я нагнулся и ухватился за тыкву, наполовину скрытую под толстыми листьями. На ощупь тыква была холодной, словно провалялась всю ночь в морозилке.

Я поежился, когда порыв ледяного ветра всколыхнул вокруг меня листья.

И тут послышались шепотки. Тихие шепотки. И это был не ветер. Точно не ветер.

Я выпрямился и прислушался. Толстые зеленые листья дрожали и колыхались. И шептались.

Нашептывали мое имя.

Мне не померещилось. Я отчетливо слышал собственное имя. Листья шептали его, мягко ударяясь друг о друга.

— Девввввввин… Девввввввин…

— Кто там шепчет? — вскричал я. — Кто здесь?!

— Девввввввин… Девввввввин…

Шепчущие с придыханием голоса звучали вокруг меня. Окружали меня. Шептали отчетливо, подхваченные ветром, заглушая шелест и хлопанье листьев.

— Папа, ты это слышишь? — крикнул я. — Ты слышишь шепоты? Папа?

Он находился слишком далеко. Он даже не обернулся.

А я стоял посреди поля, скованный ужасом, окруженный длинными, отвратительными побегами, хлопающими листьями и холодными-холодными тыквами. И слушал…

— Девввввввин… Девввввввин…

16

Автомобили заезжали на парковку. Толпами валили семьи, желающие в последнюю минуту урвать подходящую тыкву.

Деваться было некуда. Я должен был, не обращая внимания на шепоты, помогать покупателям. А их нагрянуло столько, что я не имел возможности ни вздохнуть, ни присесть.

Я взглянул на мамин столик. Она уже успела продать все тыковки с нарисованными рожицами. Пироги тоже смели все до единого. У нее осталось лишь несколько баночек с тыквенным маслом.

Близняшки отрывались на всю катушку, болтая с посетителями, приветствуя вновь прибывших и веселя их забавными фразочками и ужимками.

Папа водил семьи среди плетей, направляя их к лучшим из оставшихся тыкв.

Все замечательно проводили время. Кроме меня. Я никак не мог расслабиться. Каждая жилочка в моем теле была напряжена.

Я держался настороже, все время ожидая, что вот-вот случиться еще что-нибудь. Шепоты прекратились. Не значило ли это, что дьявольские плети и тыквы готовятся нанести новый, страшный удар?

Когда я шагал через поле, относя тыквы для покупателей, то думал о мертвецах, погребенных глубоко под моими ногами. Я практически не сомневался, что они и слышат и чувствуют шаги множества людей, топчущих их могилы.

И я знал, что это лишь усиливает их гнев.

Плети произрастали из трупов далеко внизу. Мертвые посылали сквозь плети свою ярость… в те самые холодные, ледяные тыквы, что я держал в руках.

— Поможешь отнести это в мою машину? — обратилась ко мне молодая женщина в красном пальто и вязаной шапочке-ушанке. Она указала на колоссальных размеров тыкву, наполовину скрытую листьями.

— Нет проблем, — отозвался я. Обеими руками я поднял тыкву с земли и крутанул пару раз, отрывая от стебля. Весила она, наверное, целую тонну. Мне, как-никак, всего двенадцать, и я отнюдь не чемпион по поднятию тяжестей.

Но это была моя работа. Так что я покрепче обхватил руками эту громадину и…

…и к моему ужасу, твердая, холодная корка внезапно переменилась. Она попросту размякла. В тот момент, когда я ее стиснул, проклятая штуковина сделалась мягкой, как картофельное пюре.

И мои руки провалились прямо в нее.

Да. Они погрузились в самую глубь размякшей тыквы.

Дамочка вскрикнула.

— Что ты наделал? — всполошилась она. — Зачем ты испортил мою тыкву?

— Я… я не… — начал я.

Обе мои руки были погружены в тыкву. Я пытался выдернуть их оттуда. Но тыква не отпускала.

— Эй, я застрял! — воскликнул я.

Лицо женщины исказилось от изумления.

— Ты в своем уме? Зачем ты это делаешь?

— Нет. Я… я правда застрял, — выдавил я. — Я не могу вытащить руки. Эта тыква… она как клей!

Она покачала головой, отчего уши на ее шапочке закачались.

— Ты же шутишь, правда?

Тут подоспел папа:

— Что здесь происходит? — Его взгляд остановился на тыкве у меня в руках. — Сейчас же положи тыкву, Девин! — потребовал он. — Зачем ты ее раздавил?

Он сдернул тыкву с моих рук. На рукавах моей куртки до самых локтей осталась тягучая желтая слизь.

Папа повернулся к покупательнице:

— Может, вы найдете другую тыкву, которая вам понравится?

Дамочка показала на еще одну большую тыкву:

— Думаю, вот эта подойдет.

— Девин будет рад отнести ее для вас, — сказал папа. И жестом указал мне на тыкву.

От моих рукавов ужасно воняло. Тыквенная мякоть была сырой и липкой.

Не обращая на это внимания, я нагнулся. Оторвал тыкву от плети. Прижал к груди.

— Ой-й-й-й-й! — взвыл я, когда и эта тыква сделалась мягкой, отчего мои руки провалились в самую ее сердцевину.

Папино лицо побагровело, и он заморгал часто-часто, как всегда бывает, когда он действительно взбешен.

— Девин, — процедил он сквозь стиснутые зубы. — Кажется, на сегодня ты свое отработал. Ступай в дом.

— Пап, но я… — начал было оправдываться я. И тут же понял: мне ни за что не убедить его, что вся эта чертовщина с тыквами происходит не по моей вине.

— Извини, — пробормотал я.

Дамочка явно была сконфужена. Папино лицо было красным, как помидор. Я повернулся и побрел прочь с тыквенного поля.

Моя куртка была вся измазана в тыквенной слизи. И когда я шел, повесив голову, шепчущее многоголосье зазвучало снова. Шепот поднимался над полем, становясь то громче, то тише…