Миклош Ронасеги - Сорванцы Страница 24

Эх, ребята, ребята! Вот тебе и сорванцы! А оказались такими растеряхами! В суматохе Терчи осталась в вагоне.

Мальчики стояли на площади 7-го Ноября, одной из самых оживленных площадей Будапешта. Здесь перекрещиваются две гигантских артерии города: проспект Народной республики, с платановыми аллеями и знаменитой колонной на площади Героев, хорошо видной отсюда в ясную погоду, и Большое кольцо, состоящее из нескольких частей, каждая со своим названием, и соединяющее огромной дугой мост Маргит[23] с мостом Петёфи. Старожилы называют эту площадь Октогон, восьмиугольник, поскольку две скрещивающиеся широкие магистрали действительно придают площади форму восьмиугольника.

По красным и зеленым сигналам светофоров мощные волны автомобилей то притормаживали, то приходили в движение. В изнурительном зное пешеходы обливались потом, тяжело дышали, дети капризничали. Пожилые люди, сидевшие под сенью густых деревьев, обмахивались, словно веерами, газетами. В цветочных палатках пламенели роскошные цветы, под разноцветными зонтами продавалось вкусное мороженое.

— У меня в глазах рябит от голода, — пожаловался Карчи.

— Мы давно бы могли перекусить, но сначала следует найти Терчи, — вздохнул Берци.

— Где же она может быть? Следующая остановка — «Опера».

— Там она наверняка и вышла.

— Тогда побежали! Терчи наверняка ждет нас там.

И они помчались. Два мальчика и огромная черная собака продирались через толпу. Следу, конечно, это понравилось. Правда, охотнее всего он бы мчался по середине улицы, но это невозможно. Друзья стрелой врезались в людскую толпу, а собака бежала стороной, пришлось дважды отпускать поводок и подзывать ее к себе. Хорошо, что собака была послушна, многие прохожие ужасались при виде такого здоровенного пса.

Вот уже видна и Опера.

— Нужно будет показать театр Крохе, пусть хоть что-то повидает в городе.

— След, стой!

— След, назад!

И тут наступило страшное. Собака рванулась и мощными скачками помчалась через проезжую часть проспекта. Послышались отчаянный визг тормозов и еще более отчаянные крики водителей, которые потрясали кулаками вдогонку собаке, нимало не интересующейся тем, кто окажется победителем в этой неожиданной гонке. След весело помахивал своей бородатой головой, а в глазах у него светилась радость.

— Берци, бежим!

Карчи схватил друга за руку. Мальчики вдруг поняли, куда с такой одержимостью несется След. Под аркой балетного училища стоял в ожидании собаки неряшливый, косматый парень. Это был Горбушка, глупый, долговязый Горбушка.

Хорошо, что внимание и гнев водителей на минуту обратились на него, а он только оправдывался, размахивая руками. И совершенно напрасно. Собака бросилась к нему, и отрицать, что он ее хозяин, было бессмысленно.

— Бежим!

— Но где же Терчи?

У входа в величественное здание Оперы никого не было. Запыхавшиеся мальчики взволнованно вертели головами, не упуская из поля зрения и Горбушку на той стороне проспекта. Горбушка крепко держал собаку на поводке, и автомашины снова неудержимо мчались по проспекту.

Тут парень заметил сорванцов и стал делать им какие-то знаки.

— Пошли, пошли! Бежим! — решил Берци.

— Но мы не можем бросить Терчи на произвол судьбы!

— Она же не вышла на этой остановке! Бежим!

И тут чья-то сильная рука схватила мальчиков за плечо:

— Никуда вы не побежите, дружочки!

Берци и Карчи вскинули голову. Перед ними стоял Йошка.

Глава семнадцатая, в которой мы увидим, как ведет розыск дядя Дёме. Панчане превращается в настоящего ангела. Дёме, не волнуйся!

Неплохо было бы узнать, что удалось сделать таксисту Дёме и как Горбушка и Йошка оказались подле Оперы на противоположных сторонах проспекта.

Дядя Дёме был очень душевным человеком. Он недавно женился, сейчас они с женой ждали ребенка, и поэтому дети вызывали у Дёме особо нежное чувство. Стоило ему увидеть малыша, как он тотчас же начинал представлять, какой малыш будет у него.

Что уж тут говорить о потерявшихся детях?! Дёме просто становился сам не свой. Ему снились страшные сны, как его собственный ребенок, который вот-вот должен родиться, вдруг однажды пропадет — скажем, потеряется. Даже во сне такое увидеть ужасно.

Дядя Дёме решил, что своему ребенку, разумеется, исключительно умному, интеллигентному, красивому и здоровому, он повесит на шейку медальон с листком бумаги, на котором напишет основные данные младенца: его имя, фамилию, адрес, группу крови, любимую пищу.

«Дёме, ты будешь самым сумасшедшим папой в мире», — говорила ему порой жена и запечатлевала нежный поцелуй на круглой физиономии мужа.

От поцелуя воображение будущего папы разыгрывалось еще больше. А вдруг медальон потеряется! Хорошо бы тогда все эти данные вытатуировать на тельце младенца.

«Дёме, уймись!» — убеждала его жена, покачивая головой, улыбаясь и подавляя усталый вздох — она неважно себя чувствовала в такую жару.

Будущая мать, разумеется, не предполагала, что затевает ее муж. Как не предполагала и то, что сегодня Дёме ничего не заработает: ее дорогой муж целый день с воодушевлением раскатывал без пассажиров.

Он ввалился в магазин с таким видом, словно представлял не больше не меньше Интерпол, то есть международную полицию.

— Добрый день! Я из таксопарка! — произнес Дёме внушительно. — Утром у вас потерялся ребенок!

Он и сам был удивлен, увидев, какое впечатление произвели его слова.

— Ой, наконец-то вы приехали!

— Что вы о нем знаете?

— Представьте, я совершенно вне себя!

К тому же вы еще и «вне себя»? Чтоб вам пусто было, Панчане!

— Попрошу не ругаться!

Таксист удивленно вскинул голову: на двери магазина опускали железную штору — магазин закрыт.

— Пожалуй, на сегодня закончим работу, — сказал директор. — Мы должны найти ребенка. И его мать, молодую, очень симпатичную особу.

— Вы так говорите о ней, словно влюбились, хотя вы ее даже не видели, — послышался со склада голос Матильды.

— А вас, Матильда, не спрашивают! Важно, что нас мучают угрызения совести. Взгляните на Панчане!

Дёме посмотрел на Панчане, и ему показалось, что она несколько побледнела.

Видите ли, мы заявили Панчане, что она самая несносная кассирша на свете. Сейчас, прошу прощения, ее мучает совесть. А это большое дело, большое!

Дёме снова взглянул на Панчане: действительно «большое дело», если эту женщину с припухшим белесым лицом мучают угрызения совести.

— Я хотел бы помочь, — проговорил он не очень уверенно. — Я познакомился с тремя симпатичными ребятами — мальчиками и девочкой. Малыш с ними, они ищут его родителей. Ребенка они нашли здесь сегодня утром.

Остальное пошло как по маслу. Все по очереди рассказывали, словно на расследовании в милиции, кто что знает и помнит. Тем временем перед закрытой дверью магазина скапливался народ, удивляясь и негодуя по поводу этого неожиданного собрания.

— Об отце ребенка, к сожалению, мы мало что знаем. Одни говорят, в это самое время здесь появился высокий молодой человек, другие припоминают коренастого крепыша. Точно установлено, что молодые супруги поссорились, муж выскочил на улицу, а жена одна бродила по магазину.

— Да, да, — кивал головой Дёме.

Мать малыша, которая, повторяю, очень милое, молодое создание…

— Шеф, шеф!

— Вас и сейчас не спрашивают, Матильда! Да, необычайно милое создание. Когда она направилась к выходу, Панчане задержала ее, это было как раз в тот момент, когда перед магазином произошел несчастный случай. Да.

Белесая кассирша сидела уже не за кассовым аппаратом, а на ящике из-под пива и только отчаянно таращила глаза.

Из последующего разговора выяснилось, что многие запомнили маму-туристку — бросался в глаза ее огромный оранжевый рюкзак. Такая хрупкая женщина и такой огромный мешок!

— А кто узнал бы малыша? — поинтересовался Дёме, утирая пот со лба.

Но ребенка никто не видел.

— И девочку не видели? Ту, которая утащила малыша? Приятная, курносая девчушка с длинными каштановыми волосами. В клетчатом платье и сандалиях с пряжкой.

Толстуха Гизи хлопнула себя ладонью по лбу:

— Так это же Терчи Секереш! Знаете, та, что каждое утро покупает у нас молоко, хлеб и сливочное масло.

— Не уверен, не уверен, — поднял кверху руки директор магазина.

— Значит, это она украла ребенка! Поймать бы мне ее, — рассердилась Панчане, которая очень волновалась, хотя и старалась не показывать этого.

Появился Йошка. С хмурым лицом стоял он перед директором. Йошка мог бы и скорее вернуться, но у него затянулся спор с Горбушкой о честности и о том, кто из них в своем уме, а кто нет. Жаркие страсти спорщики охладили мороженым. Йошка уверенно утверждал, что Горбушка обманул его, потому что в квартире не оказалось никакого ребенка.