Галина Абрамова - Психология развития и возрастная психология Страница 16

В какую идею воплощает человек это чувство, соответствует ли эта идея его Я? Это вопрос об отношении идеологии и Я, о возможности тождества Я и Мы. В кризисные периоды жизни (о них речь еще впереди) эта возможность переживается особенно остро и требует действий по сохранению Я.

Думаю, что поэтому со страниц психологической литературы во второй половине XX в. – начале XXI века все громче стала звучать мысль о том, что надо как можно больше знать об отдельном человеческом существе, так как именно он является единственной реальностью. Таким образом, идеология как форма осознания общности человека с другими людьми создает для его души, для его индивидуального Я дом, в котором можно укрыться от противоречий бытия, в том числе и бытия собственного Я.

Этот дом может иметь как конкретное физическое – географическое воплощение в виде адреса, места, так и в состоянии человека. Так, внутренняя эмиграция – одно из распространенных явлений дня сегодняшнего, когда большое количество людей отказываются в разных формах от участия в общественной жизни. Они словно поменяли свое место жительства, безучастно относясь к выборам, сбору подписей и другим формам гражданской активности. Сохранению их дома тоже способствует идеология – их идеология, дающая материал для осознания своей индивидуальности.

Я человека, являясь задачей проекции бытия, само имеет сложную структуру, обладающую не только сиюминутной выраженностью, представленной в ясности сознания. Кроме сознательного уровня на Я влияют глубины бессознательного – личного и коллективного, которые вносят противоречия и конфликты в целостность Я, взывая к его динамизации и переструктурированию.

Как откликнется человек на этот зов, сумеет ли его попять? Весь трагический опыт человеческой истории XX в. и начала XXI в. говорит о том, что нет, нет, нет – не может, не умеет, не понимает. Рационализированное мышление, рационализированное сознание не в состоянии справиться с языком символов, на котором говорит бессознательное, часто задолго предупреждая человека о возможной опасности его же полного исчезновения или разрушения. Человек перестал верить своей интуиции, транслирующей содержание бессознательного, сознание теперь лишь поверхностно отражает бытие Я.

«В ранние века, когда в психике человека возникали инстинктивные понятия, его сознание, не сомневаясь, связывало их в логическую последовательную психическую структуру, Но «цивилизованные» люди больше не в состоянии делать это, Их «продвинутое» сознание лишило себя всех средств, с помощью которых оно может ассимилировать вспомогательный вклад инстинктов и бессознательного. Этими органами ассимиляции и интеграции были божественные символы, которые по всеобщему согласию считались святыми…

По мере роста научного понимания мир становится дегуманизированным. Человек чувствует себя изолированным в космосе, потому что он не является больше частью природы и потерял эмоциональную «неосознанную тождественность» с природными феноменами» – писал К. Г. Юнг[15].

Одной из важнейших характеристик сознания современного человека становится его простота, линейность, пространственность плоскости, где все сводится к существованию слов – понятных, повторяемых, узнаваемых. Овладение словом, произнесение слов стало признаком сознания, а умение говорить – одним из показателей его развитии. Магия слов заключается в том, что они на время позволяют человеку приблизиться к идее (или идеям), которая сделает его жизнь целостной. Бесспорна полезность, причем эмпирическая, практическая полезность таких идей – они помогают ему ощутить себя, свое присутствие и индивидуальность, а значит, определить смысл своей жизни, в конечном счете помогают найти свое место в мире.

Эти идеи помогают человеку обрести целостность. Важно, чтобы они были приняты, стали содержанием сознания, задающим такую целостность.

В психологии принято называть такие идеи мифами, так как в отличие от других идей мифы обладают большой энергетической мощностью, аккумулируют в себе очень сильный заряд психической энергии. Миф придает человеку уверенность, оптимизм, вселяет радость, он помогает ему переносить лишения и выносить невероятные испытания, так как наполняет жизнь смыслом. Но человек может быть раздавлен, если в разгар своих испытаний и неудач он понимает, что миф был не более чем сказкой, рассказанной злым человеком, то есть пустым словом, лишенным всякого содержания в его жизни. Это трагедия – печаль, растерянность, апатия.

Современный человек, живущий в начале XXI в., так же мало знаком со свойствами своей психики, как и наши менее просвещенные предки. Своей психике сам он часто и открыто не доверяет и ни во что ее не ставит, Исследователи психики часто озабочены практической выгодой, а не полученными результатами, потому сложилось отношение к психике, говоря словами К. Г. Юнга, как к свалке для нравственных отбросов. Но смысл жизни не может быть исчерпывающе объяснен чье-то деловой жизнью, точно так же, как невозможно отметить на глубокую страсть человеческой души банковским счетом.

Анализ изменений в психике людей XX в. и XXI века проводимый антропологами, философами, психологами, показывает, что существенным является возрастание и сохранение инфантилизма.

В то же время современный человек остро осознает, что ни его великие религии, ни его различные философские системы не способны обогатить его такими идеями, которые могли бы обеспечить чувство защищенности, в котором люди так нуждаются перед лицом нынешнего состояния мира. Это особенно остро чувствуется, когда ежедневно наблюдаешь страх или томление людей перед необходимостью изменить что-то в своей жизни.

Ожидание этих изменений, инфантильный уход от необходимости спланировать свою жизнь хотя бы на короткое время, найти цель и осуществить свой собственное, желаемое, нужное себе, усилие, выливается и стремление следовать за кем угодно и куда угодно, лишь бы не заниматься движением к собственному Я. Примеров этому так много, что я объединю их все в одной фразе, часто повторяемой в разных вариантах: «Разве от этого что-нибудь изменится?» Под «что-нибудь» может подразумеваться все: усилие, слово, действие, чувство – любое проявление жизни. Недоверие к ней, к возможности ее изменения настолько ярко отражает незрелость сознания, его нетождественность самому себе, его зависимость от обязательного воздействия извне, что остается впечатление чуть ли не всеобщего ожидания чуда от появления кого-то, кто будет заниматься изменением индивидуального сознания.

Рост числа всевозможные пастырей и проповедников, знахарок и колдунов, сертифицированных (неизвестно где и кем) специалистов по воздействию на сознание, стремительное падение авторитета научного знания, самой проблематики истины – это болезнь нашего времени, лишившего человека целостности сознания и предлагающего взамен ее персону, якобы воплощающую в себе эту целостность.

Если в онтогенезе, на ранних его стадиях, встреча с другим позволяет человеку выделить существование свойств психической реальности, то в истории общества, в истории человеческих общностей это приводит почти к обратному – к исчезновению возможности реагирования на эти свойства. Невозможность договориться о разрешении конфликтов, сам факт существования многочисленных конфликтов в отношениях между группами людей разной численности и разной степени общности не только повергает в отчаяние, но и заставляет задумываться о том, почему они не решаются разумным (когнитивным) путем, почему в них всегда применяется сила или применением силы потенциально угрожают.

Потеря целостности сознания, появление в психике человека относительно не связанных между собой модальностей – групп качеств, объединенных внутри себя одним признаком, – привела к тому, что сегодня мы можем наблюдать эти тенденции дезинтеграции психики во множестве проявлений: от массовой потери материнских и отцовских чувств по отношению к своим детям до полного разрыва всех видов эмоциональных и интеллектуальных связей между поколениями, от роста тяжких преступлений среди взрослых до появления малолетних наемных убийц.

Дезинтегрированность психики выражается и в большем числе косвенных признаков, заявляющих о потере Я его главной интеграционной особенности – его собственной тайны, связанной со стыдом и понятием греха, с механизмом сохранения основ нравственных переживаний – достоинства, чести. Перечислю только несколько таких признаков: культивирование насилия в разрешении конфликтов; обесценивание индивидуальности или, наоборот, подчеркивание ее священности; отношение к человеку, к его деятельности как к предмету купли-продажи; декларация свободы без обеспечения ее прав и тому подобное.