Лев Успенский - Мифы Древней Греции Страница 2

Богиня дождей и туманов сроднилась с трудолюбивым беотийским народом. Часто выходила она на крышу царского дворца и долго оставалась там, распустив волосы, подняв кверху покрытые золотыми запястьями руки. Стоя так, высоко над городом, она произносила таинственные заклинания.

Тогда отец Афаманта Эол, звеня крыльями, вылетал из своего жилища. Ветер начинал свистать в ветках беотийских сосен, шуршать сухой листвой лавровых деревьев и маслин. Звонкие кузнечики и цикады прекращали стоголосое пение. Юркие ящерицы забивались в щели. Смолкали птицы. Горные орлы опускались в ущелья. Они знали: скоро хлынет животворный дождь.

А Нефела всё пела свои вещие гимны. И по приказу царицы со всех сторон начинали стягиваться к лугам и нивам Беотии её сёстры-тучи. Отягощённые влагой, собирались они вверху, клубились, громоздились. Сверкала далёкая молния, гремел глухой гром.

И вот уже первые капли дождя прыгают по горячим камням; вот дети, разевая маленькие рты, ловят их прямо на язык; плодовые деревья вздрагивают омытыми листьями; и усталые крестьяне радостно подставляют под тёплый ливень запылённые головы. «Спасибо Нефеле, царице туч! — говорят они. — Теперь у нас будет хлеб и наше кислое, освежающее усталых, вино: дождь идёт!»

Бог Эол часто влетал по ночам то в узкие окна, то в широкие двери Афамантова дворца. Он склонялся над колыбельками, где спали его внуки Фрикс и Гелла. Он шевелил кудри Фрикса, целовал светлый лобик Геллы, веял на них могучим дыханием и, скользнув в царскую опочивальню, шептал на ухо спящему сыну:

— Афамант, Афамант, люби Нефелу-тучку! Береги Нефелу-облачко! В её руках — жизнь и счастье твоей страны.

И пока Афамант слушался мудрых советов, всё шло хорошо.

Но случилось так, что однажды поехал он в главный город Беотии, в семивратные Шивы, к гордому фиванскому царю Кадму. Здесь, на пиру в пышных царских покоях, пленила его взор дочь Кадма, темнокудрая Ино.

Ино была смелой, пылкой, говорливой девушкой, а жена Афаманта Нефела ходила неслышной поступью, говорила тихо, улыбалась робко.

Ино часто и звонко смеялась — Нефела-тучка чаще плакала светлыми слезами умиленья.

Ино была всегда весела, как солнечный зайчик, — Нефела нередко становилась тихой и грустной, словно её милые сёстры, бесшумные дождевые облака.

И вот Афамант полюбил весёлую, бурную Ино. Он прогнал прочь кроткую Нефелу, а темнокудрую дочь Кадма взял себе в жёны. Афамант полюбил её, она же не любила никого, кроме самой себя. А больше всего возненавидела мачеха детей Нефелы, мальчика Фрикса и девочку Геллу. Ей не понравилось, что Афамант оставил их при себе, когда Нефела удалилась от него в жилище богов, на далёкую снежную гору Олимп.

Время шло. Фрикс и Гелла стали подростками, и мачеха начала бояться их: ей всё чаще приходило на ум, что, сделавшись взрослыми, они могут отомстить ей за свою мать и погубят её.

Тогда она решилась на коварное дело, чтобы не допустить этого.

Она хорошо знала, что теперь царю Афаманту и беотийскому народу нечего ожидать помощи от обиженной Нефелы-тучи. Облака давно уже обходили по небу беотийские пределы. Дожди стали редкостью. Всюду клубилась пыль, и землепашцы не знали, стоит ли им бросать семена в накалённую солнцем сухую землю. Ино же собрала женщин-орхомеянок и подучила их ещё сильнее иссушить на солнце те зёрна, которые собирались сеять их мужья.

— Надо проучить гордую Нефелу! — дерзко смеялась она. — Нефела думает, что без её заботы вы погибнете! Это ложь. Молитесь богу солнца Аполлону, и он пошлёт вам великий урожай!

Так и сделали орхоменские женщины. Сухие, тощие зёрна легли в сухую, горячую землю, и из многих тысяч семян не взошло ни одно.

Страх обуял беотийцев. Голод грозил их стране. Тщетно молили они небо, чтобы оно послало им освежающий дождь. Напрасно уговаривал многокрылый Эол горестную Нефелу позабыть свою обиду: богиня далеко обходила землю, ставшую ей ненавистной, и горькие слёзы её лились над чужими, дальними краями.

Что было делать людям? Афамант, придя в отчаяние, решил отправить самых мудрых старцев в священный город Дельфы: пусть вещие жрецы Аполлона научат их, как надо поступить, чтобы избежать голода и смерти.

Послы отправились в путь и достигли Дельфийского храма.

— Царь Афамант, — сказали им жрецы, — должен вымолить прощение у Нефелы-тучи. Он должен выполнить всё, что только она ему велит сделать.

Но коварная Ино не позволила передать мужу эти страшные для неё слова. Далеко за стенами города, там, где в тени священной масличной рощи белела статуя бога Гермеса, она, переодетая простой женщиной, встретила Афамантовых послов. Она напоила их дорогим вином. Она осыпала их пышными дарами. Она подкупила их. И, придя в царский дворец, седобородые послы слукавили перед Афамантом.

— О царь! — сказали они ему так, как их подучила Ино. — Чтобы избавить твой народ от бедствия, голода и смерти, ты должен принести в жертву великим богам своего сына Фрикса. Отведи мальчика на священную гору и заколи там над жертвенником. Пусть его кровь брызнет вместо дождя на беотийскую землю. Тогда боги простят тебя, и эта земля принесёт людям великий урожай.

Горько заплакал царь Афамант, услышав эти слова. С криком отчаяния разорвал он свои царские одежды. Он бил себя в грудь, ломал руки, прижимал к себе любимого сына. Но за стенами дворца уже бушевала толпа народа. Исхудавшие от голода люди смотрели сумрачно. Бледные матери поднимали на руках и показывали несчастному царю своих голодных детей. И царь Афамант решился.

— Пусть один мой сын погибнет, если его смерть спасёт многих! — прошептал он, покрывая голову полой своего хитона. — О Нефела, Нефела! Страшно карают меня боги за мою вину перед тобой. Страшно моё наказание, Нефела! Сжалься над нами!

Прошла ночь, полная тоски и плача. И вот на высокой священной горе, под густолиственной смоковницей собралась на рассвете следующего дня кучка людей. Было тихо, и небо ярко синело. Но странно: над самой вершиной горы с утра стояло в голубом небе лёгкое, светлое, сияющее облачко.

Всё было уже готово для жертвоприношения. Белый камень, обагрённый кровью бесчисленных барашков и тельцов, вымыли ещё с вечера. На медных треножниках зажгли в курильницах зёрна душистого ладана. Принесли широкогорлые сосуды с водой. Старый суровый жрец, держа в правой руке острый и кривой нож, протянул левую. Он безжалостно схватил за кудрявые чёрные как смоль волосы плачущего, дрожащего мальчика, связанного белым полотенцем.

Мальчик закричал в ужасе. Светлокудрая Гелла, его сестра, с отчаянным воплем бросилась к брату. Жрец грубо оттолкнул её, но вдруг…

Вдруг над горой раздался словно удар грома. И жрец, и все, кто пришёл, чтобы видеть, как будет принесён в жертву царский сын Фрикс, вздрогнули и закрыли глаза руками. Ослепительный свет прорезал воздух. Послышался лёгкий звон, точно невидимая рука перебрала золотые струны огромной лиры. Белое облачко, сияя всё сильнее, налетело на гору, окутало смоковницу, жертвенник, людей и унеслось. А на голых камнях, рядом с дрожащими Фриксом и Геллой, остался овен, барашек, но не простой баран, а золотой. Длинное нежное, но тяжёлое руно его сияло, точно пламя. Золотые рога закручивались крутыми завитками. Широкая спина лоснилась и горела.

— Дети мои! Дети мои, Фрикс и Гелла! — раздался нежный голос из улетающего облачка. — Скорее! Не медлите! Садитесь на спину этого овна. Я спасу вас, о мои дети!

Торопливо, не думая ни о чём, не боясь уже ничего, Фрикс и Гелла схватились руками за пышные пряди золотого руна. Тесно прижавшись, обняв друг друга, они уселись на широкую спину барана. И в тот же миг он, разбежавшись, поднялся с горы в воздух.

Под ним остался страшный белый камень, трава вокруг которого была бурой и жёсткой от пролитои над ней крови. Под ним мелькнули белые черепа и кости убитых здесь во славу богов животных. Старый жрец и другие люди в страхе лежали там внизу, на земле, закрыв головы одеждой. Подальше, под горой, желтели и белели постройки Орхомена, темнели лесистые долины, серебряными лентами извивались речки, расстилались поля и леса. А волшебный овен нёсся над этой страной, поднимаясь всё выше и выше.

Вот впереди, на дальнем горизонте, залегла тёмно-синяя бесконечная гладь. Она поднималась всё выше и выше, сливалась с небом. То было море. Крепко вцепился тогда в золотые рога овна юный Фрикс. Полными восторга и изумления глазами всматривался он в невиданное зрелище, поддерживая другой рукой испуганную, дрожащую сестру. Он уговаривал её не бояться, показывал ей то на облака, плывущие навстречу, то на мелькающие внизу горы и долы Греции, то на многовёсельные ладьи с красными и белыми парусами, ныряющие в синих морских волнах. Но девочка не слушала его. Великий страх охватывал её всё сильнее и сильнее. Всё её тело дрожало, руки трепетали и не могли держаться за золотое руно, глаза закрывались от ужаса.