Александра Ефименко - История Украйны и ее народа Страница 2

О том, как сложилось в Приднепровье государство, мы знаем из так называемой летописи Нестора. Нестор, монах Киево-Печерской лавры, жил и делал свои записи в начале двенадцатого века, следовательно, спустя больше двухсот лет после того, как совершались те события, о которых он рассказывает: как известно, начало государственной жизни относят к девятому веку (862 год якобы есть год призвания Рюрика). Историческая критика, разбирая летописные повествования слово за словом, факт за фактом, – сомневается в достоверности того, что сообщает Нестор о призвании князей из-за моря, из Скандинавии. Летопись Нестора, по мнению критики, сообщает лишь народные предания, а не точные факты. Но если это все было не так, как рассказывают вслед за летописью наши учебники, то как же?

Конечно, никто не может сказать наверное, как именно. Но есть на этот счет ученые предположения (гипотезы). Вот одна из них, на наш взгляд, наиболее достоверная. По берегам Черного моря, которое в те времена называлось Русским, кое-где, в Крыму и на Таманском полуострове, задержались остатки готов, вытесненных из наших степей гуннами. Готы эти плавали по морю, занимаясь торговлею и грабежами, служили также в Константинополе (Царьграде), как наемники, в войсках греческих императоров. Просвещенная Греческая империя сильно страдала в то время от нападок разных диких соседей. Ученые арабы, знакомые с нашими странами через купцов, которые приезжали из Азии торговать, рассказывают, что морские разбойники с берегов Черного (Русского) моря поднимались вверх по рекам, в него впадающим: Днепру, Дону, Южному Бугу, грабили и притесняли жителей, живших всегда, по славянскому обычаю, по берегам рек. Вот в этих то условиях и надо искать начала южнорусского государства.

Дело в том, что государственная, политическая, жизнь почти никогда не начинается самопроизвольно, без толчка извне. Чаще всего государства складываются посредством завоевания, или, вообще, насилия, принуждения. Так было и здесь. Отряды морских разбойников германского (готского) происхождения, называвшиеся Русами, или Варяго-Русами, с своими предводителями завладели Киевом и утвердились здесь. А Киев был узлом, где сходилось реки Днепровского бассейна: реки – единственные пути того отдаленного времени. Кто владел Киевом, тот держал под своим влиянием все земли, прилегающие к Днепру и его большим притокам. Так образовалось государство, которое правильнее было бы называть Киевским государством.

Летопись Нестора сообщает нам сведения о предводителях этих иноземных дружин, завладевших Киевом, первых князьях: сведения эти, с некоторыми поправками, можно признать за достоверные, так как они подтверждаются и греческими писателями. Князья эти подчиняли своей власти одно за другим все южнорусские племена. Олег, Игорь, Ольга, Святослав – только и делали, что воевали, «примучивали», накладывали дани. Но завоеватели иноземцы очень скоро совсем слились с завоеванными туземцами. Надо думать, что и с самого начала пришельцев было мало и что с их властью легко примирились туземцы. Дело в том, что власть эта, – которая, конечно, имела свои тягостные стороны, – представляла и значительные выгоды. Она защищала мирных земледельцев, какими по преимуществу были наши предки уже и в это отдаленное время, от набегов со стороны степных кочевников. Наша степь с ее роскошной растительностью чрезвычайно привлекала к себе кочевые народы, которые из глубины Азии то и дело появлялись здесь, вытесняя друг друга. Олегу приходилось защищаться от хозар; Святославу и его приемникам – от печенегов. За печенегами появились дикие половцы, борьба с которыми давала свою окраску жизни Южной Руси в течение двух веков так называемого удельного периода ее истории. А появление еще более многочисленных и свирепых кочевников-татар в 13-ом веке уж сделалось главной причиной того, что жизнь южнорусского племени окончательно отделилась от жизни племен северно-русских и каждая из них пошла своим особым ходом. Правда, между обеими половинами русской народности образовались отличия еще ранее. Дело в том, что северно-руссы, поселившись в лесной части русской равнины, смешались с финскими племенами, первоначальными обитателями северно-русских лесов. Но до татар была политическая связь между русским севером и югом, так как они управлялись теми же варяго-русскими князьями, и склад их общественной жизни был приблизительно один и тот же. Но когда с татарским завоеванием порвалась политическая связь, – историческая жизнь северной и южной половин русской народности пошла различными путями.

II

В 988 г., когда великим князем киевским был Владимир Святославович, произошло так называемое «крещение Руси».

Это было событием огромной важности в жизни наших предков. Дело шло не об одной перемене веры – языческой на христианскую. Ведь греческая империя, откуда пришло к нам христианство, была страной просвещенной, – наша Русь дикой, варварской. Вместе с христианской верой хлынула к нам впервые волна просвещения: грамотность, книги, образованные люди в лице греческого духовенства. Явились новые понятия, новые взгляды на жизнь, совершенно чуждые нашей языческой древности. Все это отразилось и на политической, или государственной, жизни. Уже первый христианский князь Владимир Св. является не только предводителем дружины, как его предшественники. Своими заботами о распространении и утверждении христианской веры, о внутреннем порядке и суде, он стремится к тому, чтоб быть настоящим государем своей страны. А сын его, Ярослав Мудрый, по изображению летописи, есть маленькая копия с фигуры просвещенного византийского самодержца. Управившись всеми правдами и неправдами со своими братьями, претендентами на великокняжеский престол, он твердо забрал в свои руки управление обширной страной. Ярослав вовсе не заботился о походах и завоеваниях, а довольствовался тем, что укреплял границы своего государства, защищая его от врагов. Главные же его заботы были направлены на просвещение и внутренний порядок. Красноречивым доказательством его стремлений к государственному благоустройству является сборник законов, так называемая «Русская Правда»: он имеет целью подчинить жизнь всех живущих в пределах Киевского государства одним и тем же правовым положениям (нормам).

Со смертью Ярослава наша политическая жизнь получила новое направление. Государство разделилось между сыновьями и внуками Ярослава, а затем начало дальше и дальше дробиться среди его потомства. Наступила так называемая удельная эпоха. Во главе государства стояло княжество Киевское, а на киевском «столе» сидел старший в Ярославовом роде или более сильный, умный, значительный из родичей – великий князь Киевский. К этому княжеству примыкали княжества удельные различных размеров и ими управляли удельные князья, опять-таки сообразно их старшинству или личному значению. Но государство дробилось на отдельные княжества, или уделы, не случайно: каждое большое удельное княжество заключало в себе землю отдельного племени. Так, княжество Киевское было землей полян; княжество Черниговское – землею северян, также как и Переяславское; княжество Туровское – землею древлян; княжество Волынское – землею бужан, или волынян. Население того или иного удельного княжества, чувствуя свою племенную особенность, предпочитало иметь князей из какой-нибудь одной ветви Ярославова дома и считало эту ветвь своею. Но соперничество князей редко позволяло окончательно утвердиться одной княжеской группе в той или другой земле. Вообще, князья-родичи враждовали между собой, и их почти беспрерывные войны из-за великокняжеского достоинства и из-за лучшего удела наполняют собою историю Южной Руси.[2] Если к княжеским усобицам прибавить постоянные, из года в год, набеги диких половцев, тогдашних обитателей степей, то перед нами раскрывается вся обстановка политической жизни южнорусского общества. Великий поэт Слова о полку Игореве[3] яркими чертами характеризует время удельной смуты, которого он был живым свидетелем. «И сказал брат брату» – так говорит он о современных ему князьях, «– это мое и то мое же, и начали князья говорить про малое; «это великое», а сами на себя ковать крамолу, а поганые (т. е. язычники-половцы) со всех сторон приходят с победами на русскую землю…» А те художественные образцы и страстные слова, в которых поэт говорит о половцах, свидетельствует о том, что вся его душа была потрясена страшным народным бедствием, каким являлись половецкие набеги.

Из среды удельных княжеств, на какие разбилась Южная Русь после смерти Ярослава, рано выделились два, которые слились потом в одно. Это были удельные княжества Волынское и Галицкое, известные позже под общим именем Галицко-Владимирской Руси. Галицкое княжество, лежавшее по предгорьям Карпат, составляло самую крайнюю западную часть южной Руси. К нему примыкала Волынь, значительнейшая из южнорусских земель. Несомненно, между Галицким и Волынским княжествами существовала связь близкого племенного родства, а также общность политических интересов. Оба эти княжества меньше страдали от половцев, т. к. были более удалены от половецкой степи; больше соприкасались с западной Европой через Польшу и Венгрию. Здесь утвердилась ветвь Ярославова дома, которая крепко стояла за то, чтобы выделить свои княжества из общего княжеского передела и присвоить их себе в наследственное владение; население земель поддерживало князей в этом их стремлении.