Валерий Воскобойников - Братья: Кирилл и Мефодий Страница 21

Учился князь Коцел с удовольствием. Прежде он знал латынь, прочел немало книг, привезенных из Рима.

Выучившись, князь отобрал пятьдесят учеников, смышленых и бойких, и отправил их вместе с братьями в Рим.

Уже много столетий Рим покупал, выпрашивал и даже воровал отовсюду кости всевозможных святых.

Вечный город стал огромным музеем. Почерневшие черепа, изуродованные кости мучеников за христианскую веру хранились в его храмах. Римляне считали, что эти останки спасают город от бед. Поглядеть на мощи приезжали паломники из дальних стран.

Чьи-то кости римская церковь выдавала за мощи ученика и друга Христа апостола Петра и неутомимого устроителя первых христианских общин Павла.

Останков следующих после Петра римских пап не было.

И вдруг Рим потрясло известие — из Моравии едут Константин Философ и его брат Мефодий. И везут они в подарок городу останки самого святого Климента, друга и ученика Петра.

Дороже подарка римской церкви быть не могло.

За останки святого Климента братья могли просить от римского папы многое.

Братья остановились в Венеции — богатом торговом городе.

Здесь стояло много судов из Константинополя и Солуни. На улицах братья слышали греческую речь. Теплое море лизало берег, осеннее солнце грело нежарко.

Папа, как только узнал, что братья добрались до Венеции, пригласил их немедленно в Рим.

Он писал, что ждет их как дорогих гостей.

Братья вместе с учениками двинулись по дорогам, которые мостили когда-то римские рабы, топтали кони легионеров.

Окаянный Фотий, заносчивый враг папы Николая, был повергнут, сослан. И это, конечно бы, должно было радовать папу.

Но папа Николай вдруг скоропостижно скончался. И пока братья были в пути между Венецией и Римом, уже новый человек, Адриан, стал папой.

— Встретит ли нас Адриан так же хорошо, как хотел Николай? — беспокоился Мефодий.

— Он встретит еще лучше, — отвечал младший брат.

Константин не ошибся.

На торжественную процессию собрались все городские священники. К ним присоединились заезжие люди и местные жители.

Процессия двинулась по улицам Рима и вышла за городские ворота.

Впереди несли большой крест, за ним шел сам Адриан в парадных одеждах, в руках у священников были зажженные свечи, церковные знамена. Следом шли простые римляне.

За городскими воротами процессия встретила Константина, Мефодия и славянских учеников.

Все они торжественно прошли по улицам Рима. Впереди несли останки святого Климента.

Впервые в истории церкви римский папа признал, что славянские книги тоже могут просвещать народ.

Константин вручил Адриану Библию, которую они переводили вместе с Мефодием. Папа перевод одобрил.

Над славянскими книгами, что привезли братья, он устроил молебен, и после молебна стали эти книги священными.

Учеников из славянских земель посвятил Адриан в сан служителей церкви, и теперь они получили право учить свой народ грамоте.

А чтобы и римляне услышали славянское богослужение, повелел папа в главных соборах провести четыре торжественные службы на славянском языке.

О братьях рассказывали уже легенды.

Как младший брат побеждал своей мудростью многочисленных врагов христианства в диспутах, а старший — отважный воин — побеждал их мечом…

Рассказывали, будто больные мгновенно излечивались, едва лишь дотрагивались до останков святого Климента. Клялись, что лично видели эти чудеса!

Но Константин знал, что в Риме живет много врагов славянской письменности.

— Ни одному обращенному народу не дозволялась письменность на родном языке, за что же такая честь славянскому? — негодовали священники.

Константин умел спорить. На диспутах он говорил спокойно и ровно, хотя видел их злобные лица, ненавидящие глаза. Он хотел убедить их в равных правах всех языков, всех народов.

Лишь однажды возмутился, когда заехавшие в Рим иноземные священники вызвали его на диспут, но не дали говорить. Они только плевали в его сторону и кричали:

— Еретик ты! Еретик!

Сидевший впереди неожиданно подскочил к Константину, выхватил из его рук славянскую книгу и принялся ее топтать.

Тогда крикнул им Константин Философ так, что заглушил все вопли.

— Горе вам, книжникам, присвоившим себе ключ разумения! — Голос его взлетел к потолку и словно с неба обрушился на беснующихся священников. — Сами не идете к знанию и других не пускаете! Не на всех ли одинаково светит солнце! Не все ли мы одним воздухом дышим! Да стыдно же это — признавать достойными лишь три языка, а другие народы обрекать быть глухими и слепыми!

Многие диспуты кончались иначе.

— У нас в соседстве нет славянских народов, но есть племена другие, — говорили служители Константину. — Они тоже прозябают во тьме невежества. Как по-твоему, нужна ли им письменность?

— Я уверен, что любой народ должен говорить и писать на своем языке, — повторял Константин.

То, что утверждал Константин на диспутах, не произносилось в римской церкви никогда раньше.

Немногие соглашались с ним, другие обескураженно качали головами.

В Риме подружился Константин с папским библиотекарем Анастасием. В молодые годы Анастасий бывал несколько раз в столице Византии, но Константина видел лишь издали.

Они были во многом похожи. Любили одни и те же книги.

Анастасию тоже когда-то предлагали высокий сан, и он тоже отказался от житейских богатств ради книжной премудрости.

Сейчас они ходили вдвоем по улицам, и Константин читал наизусть Анастасию огромные отрывки из этих книг.

Анастасий удивлялся его памяти, ведь Константин четыре года жил в Моравии, где не было константинопольских библиотек.

— Если нет возможности иметь книги дома, приходится держать их в голове, — отшучивался Константин.

— Тебя часто приглашают в гости, — сказал как-то раз Анастасий. — Тебе приходится есть и пить в незнакомых домах. Прошу тебя, будь осторожен: в этом городе у тебя больше друзей, но есть и враги.

— Я знаю об этом. Но сам подумай: отказаться от предложенной пищи — оскорбить хозяина.

— И все-таки прошу тебя снова: будь осторожен!

Братья достигли цели. На днях они собирались покинуть Рим.

Но неожиданно Константин заболел.

Сначала он не хотел верить, что скоро умрет.

Ему было лишь сорок два года.

В любом деле он побеждал, и со стороны многим казалось, что всю жизнь удача сама шла к нему.

Еще несколько дней назад братья и ученики — все вместе обсуждали, как понесут знания славянским народам.

В Рим приехали послы из Болгарии, они приглашали братьев к царю Борису.

Еще на днях Константин снова беседовал с папой Адрианом.

— У вас есть большая цель, есть уверенность и есть мужество, — говорил тот.

— Твоя цель не менее велика, — отвечал Константин, — ты ведешь за собой всю церковь, твое слово должно звучать в каждом уголке мира.

— Если бы это было так! — горько усмехнулся римский папа. — Мое слово ничего не стоит в самом Риме. Апостольский посох достался слишком слабым рукам. Я не только слабый папа, я и несчастный отец. Брат кардинала Елевтерий похитил мою дочь, прячет ее в самом Риме, где-то здесь же поблизости, и еще издевается над моими угрозами. Счастье мое, что вы с братом явились под стены города и передали останки Климента. Это событие заслонило меня от унижений.

— Скоро мы отправимся в путь, — сказал Константин, — из Моравии доходят тревожные вести.

— Не спешите, — принялся уговаривать Адриан. — Я был бы рад увидеть тебя кардиналом нашей церкви. А там, представь, — Адриан усмехнулся, — совсем недалеко и до самого папы римского. Правда, место это не так безоблачно, как может показаться издали.

— Много лет назад я решил, что для меня достаточно быть простым священником, — вежливо, но твердо отказался Константин.

— Тогда я брата твоего сделаю епископом. Ты сам знаешь, как много значит в церкви высокий сан.

С раннего утра и до ночи все последние годы делали братья вместе одно дело, одинаково трудились и одинаково думали.

Сейчас Константин лежал неподвижно. С трудом, превозмогая боль, он едва поднимал руку.

Константин уже понял, что больше ему не встать.

Он принял монашество и взял, как положено, новое имя.

Теперь его звали Кириллом.

В последний день жизни Константин подозвал старшего брата.

Он печально улыбнулся, и Мефодий было поверил в чудо — все-таки есть уже силы, чтобы улыбаться.

Но это были последние силы.

— Послушай меня, брат… — Константин умолк, потом вновь заговорил: — Мы с тобой, как два вола, тянули одну борозду. И вот я падаю на гряде… Я знаю, ты любишь родной Олимп, но молю тебя, не покидай ради него наше поле. Помни, ты должен докончить то, что так славно начали мы вдвоем.