Олимпиад Иоффе - Избранные труды. Том IV Страница 25

Следовательно, рекомендательная норма является нормой права в том смысле, что она формулирует дозволение – либо впервые для советского законодательства в целом, либо в порядке детализации более широкого дозволения путем указания на оптимальный вариант его использования. Однако в отличие от обычного дозволения, реализация которого передается всецело на усмотрение правомочных лиц, дозволение-рекомендация представляет собою метод активного воздействия государства на формирование воли тех, от кого зависит принятие колхозом, иной кооперативной или общественной организацией определенного нормативного решения. Поэтому если, рассуждая абстрактно, из нормативного дозволения не вытекает необходимость его реализации, то сопутствующая ему государственная рекомендация способствует переходу от дозволения действий к принятию нормативного решения, которое не просто дозволено, но и рекомендовано. В этом как раз и состоит обеспечительная функция, которую по отношению к юридическим нормам выполняют наряду с разъяснительными и стимулирующими также и рекомендательные средства.

Итак, общими формами мотивационного воздействия правовых норм на поведение людей являются: а) в пределах диспозиций – запреты, дозволения и предписания; б) в пределах обеспечительных мер – санкции. В условиях социалистического общества эти общие формы выступают: а) в пределах диспозиций – в виде запретов прямых и негативных; дозволений с прямой и обратной мотивацией, устремленных или не устремленных на их обязательную реализацию, выражающих властные полномочия государственных органов или направленных на передачу таких полномочий негосударственным (общественным) организациям; предписаний обычных и предписаний-заданий, предписаний специальных и общих, включая и те, которые возводят в правовую норму требование соблюдать этические установки социалистического общества; б) в пределах обеспечительных мер – санкции, а также меры разъяснительные, организационные, стимулирующие и рекомендательные. Задача заключается лишь в том, чтобы из общей совокупности перечисленных форм при издании конкретных законодательных актов избирать такие, которые более всего способны мотивировать целесообразное и желательное с государственной точки зрения поведение.

Если, например, государство считает какие-либо поступки нежелательными, то в первую очередь используются, конечно, специальные прямые запреты.

Но не всегда прямые (общие и специальные) запреты оказываются достаточно эффективными в борьбе с нежелательным поведением. Известно, например, что запрещение абортов под угрозой уголовного наказания не дало сколько-нибудь ощутимых положительных результатов. В подобных случаях следует либо вовсе отказаться от правового воздействия, либо прибегнуть к правовому нормированию посредством дозволений с обратной мотивацией.

В нормотворческой практике встречаются и такие случаи, когда запреты распространяются на поведение, которое отнюдь нельзя рассматривать как нежелательное. Подобные запреты порождают серьезные затруднения на практике, так как мотивируют не столько воздержание от совершения запрещенных поступков, сколько изыскание способов, при помощи которых можно было бы обойти ничем не объяснимый законодательный запрет. Например, действующие правила запрещают органам потребительской кооперации отпускать товары в порядке безналичных расчетов любым социалистическим организациям, кроме колхозов и межколхозных объединений. Трудно сказать, чем вызвано издание таких правил. На практике же это приводит к последствиям, аналогичным тем, о которых сообщалось в газете «Известия» № 82 за 1962 г. Школе были отпущены средства для приобретения угля, который имелся в достаточном количестве на торговом складе райпотребсоюза. Однако школа могла приобрести уголь только в порядке безналичных расчетов, а райпотребсоюз был вправе отпустить ей его лишь за наличные деньги. Чтобы выйти из такого несуразного положения, местные руководители предоставили школе возможность перевести деньги на счет раймежколхозстроя с тем, чтобы последний приобрел уголь у райпотребсоюза в порядке безналичных расчетов, а затем передал его школе.

Ясно поэтому, что прежде чем вводить законодательный запрет, необходимо не только выявить его способность мотивировать отказ от запрещаемого поведения, но и установить, действительно ли следует считать нежелательными те поступки, юридическое запрещение которых проектируется.

Если же какое-либо поведение с государственной точки зрения не является нежелательным, то прежде чем избирать форму его правовой регламентации, нужно всесторонне изучить вопрос, целесообразно ли вообще распространять на него действие правовых норм. Иногда отказ от правового регулирования дает гораздо больший эффект, чем его применение. Примером тому являются многочисленные факты передачи функций некоторых государственных органов различным общественным организациям. Но мыслимы явления и обратного порядка. Например, в прошлом некоторые работы в колхозах производились государственными организациями в порядке шефства, что порождало крайнюю неопределенность во взаимоотношениях между ними. Колхозы не всегда знали, какие из выполненных работ и затраченных материалов подлежат оплате, отвечают ли шефы за качество произведенных работ и т. д. Кроме того, шефская помощь порождала иждивенческие настроения в некоторых колхозах. Но после того, как XX съезд партии предложил оформлять такие работы заключением подрядных договоров, от былой неопределенности не осталось и следа, так как взаимоотношения сторон определяются отныне законом и заключенными на его основе договорами.

Если установлена необходимость правового регулирования такого поведения, выбор конкретной юридической формы может колебаться между дозволением и предписанием с учетом, разумеется, того, что запрет составляет необходимый элемент предписания и зачастую выступает в качестве внешней границы дозволения.

Дозволения и предписания, используемые в целях нормирования правомерного поведения, могут быть применены в четко определенных границах и без таких ограничений. Само собой, однако, разумеется, что предписание-задание должно быть точно очерчено, так как в противном случае ни исполнитель не будет знать, что от него требуется, ни законодатель не сможет проверить, в какой мере выполнено его предписание. Поэтому когда в плановых нормативных актах встречается, например, формула «добиться новых, более высоких показателей на прежних производственных площадях», то ее можно рассматривать лишь как общий призыв, а не нормативное предписание. Нормативным предписанием такая формула стала бы при условии, если бы в плане было затем разъяснено, каких именно показателей следует достигнуть на прежних производственных площадях и каких – за счет введения новых мощностей.

Далее нет надобности прибегать к предписаниям-напоминаниям. Когда, например, в некоторых постановлениях Пленума Верховного Суда СССР напоминается о необходимости строго соблюдать тот или иной закон, к самому закону это ничего не добавляет, ибо его обязательность очевидна без всяких напоминаний. Подобное напоминание создает лишь ошибочные представления, будто имеются законы, соблюдать которые необязательно.

Наконец, когда к органам государственной власти адресуется дозволение (уполномочие очень важно в целях укрепления законности установить его внешнюю границу, за которой начинает действовать запрет, так как в противном случае все будет зависеть от дискреционного усмотрения должностных лиц, а при таких обстоятельствах не исключены элементы произвола и бесконтрольного злоупотребления властью[132].

Существенное значение имеет также правильный выбор обеспечительных мер с учетом мотивационных возможностей, заложенных в каждойизних.

Конечно, поскольку речь идет о юридических нормах, они, как уже неоднократно отмечалось, всегда опираются на меры государственного принуждения. Но в условиях социалистического общества в самих правовых нормах используются и другие перечислявшиеся ранее обеспечительные средства, целесообразное применение которых в законодательной практике не может не дать серьезного социального эффекта.

В частности, такое обеспечительное средство, как разъяснительный метод, может применяться не только в целях объяснения мотивов издания законодательного акта или задач, разрешению которых он посвящается, но и для ознакомления с конкретными способами, при помощи которых должны быть реализованы правила, воплощенные в юридических нормах[133]. Но не следует думать, что организационные меры можно заменить разъяснениями. Эти меры имеют самостоятельное значение, и когда при издании нормативного акта о них забывают, его применение становится либо вовсе неосуществимым, либо в высшей степени затруднительным. Так произошло, например, с идеей третейских судов, выдвинутой в 1959 г. Сама по себе очень правильная и важная, эта идея, направленная на усиление демократических начал в разрешении хозяйственных споров между социалистическими организациями, длительное время после ее юридического оформления фактически не находила никакого отклика. И если ныне третейское разрешение хозяйственных споров между социалистическими организациями становится все более частым, то это в значительной степени является результатом усилий самих арбитражных органов. По их инициативе в некоторых совнархозах утверждены лица, из которых по выбору спорящих сторон формируются третейские суды. Арбитражи рекомендуют также хозяйственникам, с учетом особенностей некоторых дел, переносить такие дела на разрешение третейских судов и т. п.