Рене Госинни - Проделки малыша Николя

Рене Госинни

Проделки малыша Николя

© 2004 IMAV éditions / Goscinny – Sempé

Художественные образы, сюжеты придуманы Рене Госинни и Жан-Жаком Сампе. Права на товарный знак сохранены за издательством IMAV.

© Левин В. Л., перевод на русский язык, 2016

© Издание на русском языке.

ООО «Издательская Группа «Азбука-Аттикус», 2016

Machaon®

Жильберту Госинни

Месье Мушабьер присматривает за нами

Утром, когда мы на перемене спустились во двор, то не успели ещё разбежаться во все стороны, как Бульон, наш воспитатель, сказал:

– Внимание! Все посмотрели мне в глаза! Я должен пойти поработать в кабинете директора. А пока что за вами присмотрит месье Мушабьер. Будьте добры вести себя хорошо, слушайтесь его и не сведите с ума. Вы меня поняли?

Потом Бульон положил руку на плечо месье Мушабьеру и сказал ему:

– Смелей, малыш Мушабьер!

И он ушёл.

Месье Мушабьер поглядел на нас круглыми глазами и сказал еле слышно:

– Разойтись!

Месье Мушабьер – это новый воспитатель, и мы ещё не успели придумать ему смешное прозвище. Он куда моложе Бульона, этот месье Мушабьер, наверное, сам ещё недавно ходил в школу, и он ещё ни разу не присматривал за нами один всю перемену.

– Во что играем? – спросил я.

– Давайте в самолёты! – сказал Эд.

Никто не знал, что это такое, и Эд объяснил: надо разделиться на две команды, «своих» и «чужих», и каждый из нас будет самолётом. Надо расставить руки в стороны, бегать, делать «вррр» и ставить подножки чужим. Если кто-то упал, его самолёт подбит и он вылетает. Мы решили, что это классная игра и что никаких неприятностей из-за неё не будет.

– Ладно, – сказал Эд, – я буду командиром своих, капитаном Уильямом, я такой фильм смотрел, он там сбивал всех врагов, тра-та-та-та, и хохотал, а один раз его тоже подло сбили, но не насмерть, его положили в больницу, как меня, когда мне аппендицит вырезали, и он выздоровел и снова стал сбивать других врагов, и в конце наши победили. Классное кино!

– Я буду Гинемером, – сказал Мексан, – он самый лучший лётчик.

– А я, – сказал Клотер, – буду Мишелем Танги, я про него на уроках читал в журнале «Пилот». Это что-то! У него всегда с самолётом бывает какая-то авария, но он выкручивается, потому что здорово умеет летать. И у него классная форма.

– Мне подойдёт Буффало Билл, – сказал Жоффруа.

– Буффало Билл – не лётчик, а ковбой, дубина! – сказал Эд.

– А что, ковбой не может стать лётчиком? – ответил Жоффруа. – И вообще, повтори, что ты сказал!

– Что я сказал? А что я сказал? – спросил Эд.

– Ну это, что я болван, – ответил Жоффруа.

– А, точно, – сказал Эд. – Ты болван.

И они стали драться. Но тут же подбежал месье Мушабьер и велел обоим встать в угол. Тогда Эд и Жоффруа расставили руки и пошли на наказанных, а сами делали «вррр».

– Я долечу раньше, чем ты, Буффало Билл! – крикнул Эд.

Месье Мушабьер посмотрел на них и почесал себе лоб.

– Послушайте, парни, – сказал я, – если мы будем драться, выйдет как всегда и на игру не останется времени.

– Ты прав, – сказал Жоффруа. – Тогда давайте разделимся на «своих» и «чужих» и начнём играть.

Но, конечно, вышла обычная история: никто не хотел быть «чужим».

– Ну ладно, – сказал Руфюс, – тогда пусть все будут «свои».

– Да? И свои будут сбивать своих? – спросил Клотер.

– А что! – сказал Мексан. – Есть «свои» и не совсем «свои». Альцест, Николя и Клотер будут не совсем «своими», Руфюс, Жоаким и я – «своими». Ну, полетели!

И Руфюс, Жоаким и Мексан расставили руки в стороны и стали бегать и делать «вррр», только Максан свистел: он бегает быстрее всех и поэтому сказал, что он реактивный самолёт. Мы с Клотером и Альцестом не были согласны. Ну правда, что такое? Вечно Мексан начинает командовать! Мы стояли на месте, а Мексан, Руфюс и Жоаким вернулись и стали бегать вокруг нас, делая «вррр, вррр».

– Ну чего, парни, – спросил Мексан, – вы летаете или нет?

– Мы не хотим быть не совсем «своими», – сказал я.

– Ну чего вы, ребят, – сказал Руфюс, – перемена сейчас закончится, и из-за вас мы не поиграем.

– Ладно, – сказал Клотер, – давайте играть, только не совсем «свои» будете вы.

– Ты смеёшься? – сказал Мексан.

– Сейчас увидишь, смеюсь я или нет! – крикнул Клотер и бросился за Мексаном, который раскинул руки и убежал свистя.

Тогда Клотер тоже раскинул руки и стал делать «вррр» и «тра-та-та-та», но разве Мексана догонишь, если он реактивный самолёт, потому что у него очень длинные ноги с большими грязными коленками. А потом Руфюс и Жоаким развели руки в стороны и побежали за мной.

– Гинемер вызывает вышку, Гинемер вызывает вышку, – говорил Руфюс, – атакую одного. Вррр!

– Это я Гинемер! – закричал Мексан, пробегая мимо нас и свистя. За ним всё ещё гонялся Клотер, который делал «тра-та-та-та», но никак не мог его догнать.

Альцест стоял в углу двора и крутился на месте – «врум, врум», – вытянув в сторону одну руку, потому что в другой у него был бутерброд с вареньем. Наказанные Эд и Жоффруа с вытянутыми в стороны руками пытались поставить друг другу подножку.

– Ты сбит! – крикнул Клотер Мексану. – Я в тебя сзади попал из пулемёта, тра-та-та-та, и ты должен упасть, как во вчерашнем фильме по телику.

– Ну вот ещё, – сказал Мексан, – ты промахнулся, а я тебя поймаю радарами.

И Мексан на ходу повернулся, чтобы запустить радары, и – бум! – столкнулся с месье Мушабьером.

– Нельзя ли повнимательнее? – сказал месье Мушабьер. – А вы, да-да, все, ну-ка подойдите сюда.

Мы подошли, и месье Мушабьер сказал:

– Я тут за вами какое-то время наблюдаю. Для чего вы так делаете?

– Как мы делаем? – спросил я.

– Так, – ответил месье Мушабьер.

Он развёл руки в стороны, побежал, стал свистеть, делать «вррр» и «тра-та-та-та» и остановился прямо перед Бульоном и директором – они вышли во двор и смотрели на него с удивлённым видом.

– Я говорил вам, месье директор, что у меня душа не на месте, – сказал Бульон, – он ещё не закалён.

Директор взял месье Мушабьера за одну из вытянутых рук и сказал:

– Приземляйтесь, дорогой мой, нам надо поговорить. Не бойтесь.

На следующей перемене за нами снова присматривал Бульон. Месье Мушабьер отдыхает в санчасти. Жалко, потому что, когда мы стали играть в подводные лодки и поднимать одну руку, как перископ, Бульон всех нас тут же поставил в угол.

А мы даже ещё не начали пускать торпеды!

Бабах!

В четверг мы были наказаны из-за петарды.

Мы спокойно сидели в классе, слушали учительницу, а она рассказывала, что у Сены полно излучин, и только она повернулась к нам спиной, чтобы показать Сену на карте, как – бабах! – взорвалась петарда. Дверь в класс открылась, и мы увидели директора.

– Что тут произошло? – спросил он.

– Кто-то из учеников взорвал петарду, – ответила учительница.

– Так, так, – сказал директор. – Ну что ж, пусть тот, кто сделал это, сознается, а иначе я отменю всему классу свободный четверг.

Директор скрестил руки на груди и стал ждать, но все молчали.

Потом встал Руфюс.

– Месье, – сказал он.

– Да, малыш? – отозвался директор.

– Это Жоффруа, месье, – сказал Руфюс.

– Ты не заболел? – спросил Жоффруа.

– А ты думаешь, я буду терпеть, что меня наказывают из-за твоих петард?! – закричал Руфюс. И они сцепились.

Поднялся страшный шум, потому что все стали ругаться, а директор громко стучал кулаком по учительскому столу и кричал: «Тихо!»

– Раз так, – сказал директор, – и никто не желает сознаваться, в четверг все приходят в школу.

И директор вышел, а Аньян – он ведь учительский любимчик – катался по полу, плакал и кричал, что это нечестно, что он не придёт в четверг, что он пожалуется родителям и перейдёт в другую школу. Самое удивительное – мы так и не узнали, кто же бросил эту петарду.

В четверг после обеда, когда мы пришли в школу, никто особенно не веселился, а Аньян, которого наказали в первый раз, плакал и икал. Во дворе нас поджидал Бульон, наш воспитатель. Его так прозвали потому, что он всё время говорит: «Посмотрите мне в глаза», а в бульоне есть такие жирные кружочки, как глазки. Это старшеклассники придумали.

– Построиться в два ряда! – сказал Бульон.

И все пошли за ним.

Когда мы расселись в классе, Бульон сказал:

– Все посмотрели мне в глаза! По вашей вине я вынужден сегодня остаться здесь. И предупреждаю: я не потерплю ни малейшей шалости! Ясно?

Мы ничего не сказали, потому что было ясно: шутить не стоит. Бульон продолжил:

– Вы мне напишите триста раз: «Недопустимо взрывать в классе петарды и не сознаваться в этом».