Лесли Риис - Тихоня

Лесли Риис

Тихоня

Повесть из жизни утконосов

Из темноты на свет

Первое, что запомнилось Тихоне, с тех пор как она появилась на свет, была круглая, устланная листьями, закрытая со всех сторон нора, в которой Тихоня жила с матерью и братом-близнецом Спиром. Здесь два крошечных утконоса вылупились из яиц. Здесь их выхаживала мать. Здесь, в кромешной тьме, под толстым слоем земли, утконосы играли друг с другом, катались и боролись на мягком настиле из травы, веток, тростниковых корней и шелковистых, топких, как папиросная бумага, листьев речного дуба.

Особенно ясно помнила Тихоня тот день, когда мать прервала их игру словами:

— Послушайте, дети, я ненадолго покину вас. А вы оставайтесь тут. Понятно? И не бойтесь…

Передними лапами с большими когтями она стала разрывать земляную стенку пещеры и вскоре сумела уже просунуть голову в длинный и тёмный коридор. Потом она выползла в этот проход, тщательно замазав мокрой землёй прорытое отверстие. Сделала она это с помощью хвоста, потому что повернуться в коридоре было невозможно.

Тихоня и Спир остались одни. Нора вдруг показалась просторной. Никогда мать не оставляла их. Вернётся ли она? Ведь они ещё совсем малютки — пухлые, розовые, с чуть заметным светлым пушком на коже.

Спир безмятежно спал, а на душе у Тихони было неспокойно. Она крепче прижалась к брату. Он не просыпался. Тогда Тихоня начала пощипывать его за хвост. Спир вздрогнул, проснулся и тоже куснул её. И тут началось! Они прыгали и кувыркались и перевернули всё вверх дном в своём всегда опрятном жилище. Возня продолжалась, пока не дрогнула передняя стенка пещеры. Сквозь неё просунулся длинный клюв, похожий по форме на утиный.

— Мама! — закричали разом Тихоня и Спир.

Мать влезла в пещеру и первым делом снова залепила дыру в стенке. Опять хвостом.

Она так часто пользовалась им для земляных работ, разрывая или трамбуя землю, что её бедный хвост почти совсем облысел.

— Что ты принесла нам? — спросил Спир.

— Я знаю: что-нибудь очень вкусное! — закричала Тихоня. — Мы страшно проголодались.

Мама Полли легонько оттолкнула нетерпеливую дочь и выронила из клюва несколько пережёванных кусочков. Это были остатки десятиногого рака-креветки. Такой пищи Тихоне и Спиру никогда ещё не приходилось пробовать: раньше они питались лишь материнским молоком.

Дети-утконосы набросились на новую еду.

— Ещё дай, пожалуйста, — попросила ненасытная Тихоня.

Но старая Полли хорошо знала, что детям можно и чего нельзя, и не обратила на её просьбу никакого внимания.

С тех пор мама Полли стала почти каждый день покидать на время своих детей, чтобы принести еды. Как-то вечером она сказала:

— Ну, дети, завтра, если вы будете себя хорошо вести, я возьму вас поплавать.

— Плавать! Ур-ра! — завизжала Тихоня.

От радости она подпрыгнула и перевернулась через голову, стукнувшись о стенку норы, которая уже становилась чересчур тесной и душной для троих.

На следующий день они отправились. Первым делом старая Полли проделала дыру в стене.

— На этот раз мы не станем её заделывать, — сказала она и поползла по длинному, тёмному, извилистому проходу.

За ней — Тихоня и Спир. Мать объясняла им, как нужно работать клювом и ногами. Отбрасывая в сторону комья земли и глины, они продвигались всё дальше, и вот уже впереди показалось крошечное светлое пятно — это был выход из тоннеля. Пятно становилось больше и больше, и, наконец, семейство благополучно вынырнуло из прохода и очутилось в новом, неведомом для малышей мире.

Маленькие утконосы часто-часто моргали: уж очень необычным был для них этот мягкий, разлитый всюду свет. Начинались сумерки — время, когда утконосы больше всего любят поплавать и понырять в поисках пищи.

Вдоль крутого берега заводи стояли речные дубы, тени от них падали на воду, а середина реки горела золотом и сверкала жемчужно-серым отливом в лучах заходящего солнца.

— Дети, за мной! — скомандовала Полли.

Они двинулись вперевалку, спотыкаясь и скользя, по короткой тропинке и — бултых! — в следующую секунду очутились в реке.

Ни Тихоня, ни Спир не знали раньше, что такое вода, но она не показалась им странной или неприятной. Они сразу поплыли — да ещё так ловко! — будто всегда умели это делать. Передними лапами, с перепонками между пальцами, они работали как вёслами. Над водой виднелись только их клювы с двумя дырочками ноздрей.

Малышам очень нравилось купаться. Тихоня куснула Спира за ногу, а тот в ответ так стукнул своим плоским хвостом по воде, что его сестра чуть не захлебнулась брызгами.

Мать наблюдала с берега.

— А ну-ка, подождите, — сказала она. И тут же бросилась в реку и скрылась под водой.

Тихоня и её брат с нетерпением ждали, что же будет. Вскоре мать вынырнула на поверхность и подплыла к ним. Она раскрыла клюв — он был полон червей и мелких крабов — и нарочно уронила их в воду. Тихоня и Спир стали быстро хватать еду.

— Можно и нам нырнуть? — спросила Тихоня.

— Пока нельзя, — ответила их осторожная мать. — И вообще пойдёмте, дети. На сегодня довольно. Пора обратно в нору.

Урок ныряния

Тихоня и её брат быстро подрастали. Их шелковистые розовые тела покрылись пушистым и блестящим мехом серебристо-коричневого цвета.

Пришло время, когда мать сказала им:

— Сегодня мы последний день живём в этой норе. А завтра…

— Куда же мы пойдём? — перебила её Тихоня.

— К вашему отцу, дети.

Молодые утконосы никогда ещё не видели своего отца; им интересно было знать, что же он из себя представляет.

И вот они в последний раз прошли через длинный, извилистый тоннель, и, плюхнувшись в воду, Тихоня и Спир поплыли за матерью вверх по течению, через омуты и водовороты. Они пробирались по гладким, скользким камням, окрашенным в самые разные цвета: синий и янтарно-жёлтый, горчичный и красноватый, и наконец добрались до большой заводи. Здесь росли тенистые деревья; их кривые корни свешивались прямо к воде. А высоко в небе сверкало солнце и заливало золотисто-оранжевым светом отвесные скалы, кольцом смыкавшиеся вокруг просторной долины.

Под одним из больших корней была мрачная нора. В ней лежал утконос-отец.

Молча поглядел он на Тихоню и Спира, потом встал, потянулся к ним клювом и обнюхал. Отец был очень большой для утконоса — весил около пяти фунтов[1], а длина его от кончика клюва до кончика хвоста была почти два фута. Его короткие задние ноги были вооружены изогнутыми острыми шпорами.

Он сурово смотрел на детей и наконец произнёс:

— Вы, наверно, хотите, чтоб я показал вам, как надо нырять?

В голосе его слышалось нетерпение.

— Да, пожалуйста, отец, — сказали оба маленьких утконоса и от робости почувствовали себя ещё меньше.

— Хорошо. Молчите и слушайте. Нырять для утконоса очень важно: не научишься — останешься голодным. Нырять нужно так: сделай глубокий вдох и потом иди под воду, сильно загребая передними лапами. Задние лапы не дадут тебе перевернуться, а хвост будет вместо руля. Но смотри не забудь захлопнуть уши. Вот так… И закрыть глаза.

— Как же? Тогда не будет видно, где мы!.. — вставила Тихоня.

— Не перебивай! — строго заметил отец. — На дне всё равно ничего не увидишь — там слишком темно. Поэтому утконосы всегда закрывают глаза. Иначе в них набьются ил и тина… И в уши тоже. Ваше дело не глазеть по сторонам, а искать на дне раков и червяков. Это нужно делать клювом, на ощупь…

— И водяных жуков, да, папа? — закричала Тихоня.

— Да, и жуков… если сможешь их найти. Я, например, не могу.

— А в рот ведь тоже попадёт всякая грязь, что же тогда делать? — не унималась Тихоня.

— Ничего страшного, — ответил отец. — Это не причинит тебе вреда. Ты наполнишь грязью мешочки за щеками, а потом выберешь из этой грязи всё съедобное. Остальное выплюнешь… Ну, давайте!

Тихоня и Спир поплыли на середину реки. Отсюда им хорошо были видны кустарник и деревья на берегу: серебристые кедры с лиловыми цветами, камедные деревья, названные так потому, что под корой у них очень много клейкой, смолистой камеди.

Молодые утконосы уже собрались нырнуть, когда отец крикнул им:

— Да, ещё вот что: не оставайтесь долго под водой! С вас хватит одной минуты. А потом выплывайте на поверхность, чтобы подышать и поесть.

Тихоня и Спир набрали воздуха, нырнули и сразу потеряли друг друга из виду. Тихоня первая достигла дна. Она чувствовала, что всё оно усеяно большими и мелкими камешками, прелыми листьями, водорослями, а над ними медленно струится вода. Плотно зажмурив глаза, она начала тыкаться клювом в мягкое дно. Её упругий, словно резиновый, клюв не хуже, чем глаза, рассказывал ей обо всём, к чему прикасался… А ну, что это? Клюв раскрылся и тут же с хлопком сомкнулся. Так, чепуха! Всего-навсего пустой орех… А это? Тоже что-то несъедобное… Она зарылась клювом в мягкий ил и стала усиленно двигать передними перепончатыми лапами, чтобы удержаться под водой. Ведь её наполненное воздухом тело так и норовило выскочить на поверхность. Снова и снова погружала она в липкую тину свой клюв. Хлоп! Ага, на этот раз удачно: попался длинный сочный червяк.