Жаклин Уилсон - Девчонки и прогулки допоздна Страница 10

– Элли! – окликает меня Анна. Она стоит в дверях кухни. – Ты уходишь?

– Пока, Анна. – Я стараюсь держаться непринужденно.

– Элли, папа запретил тебе выходить.

– Я знаю, но его сейчас нет дома.

– О боже, за что мне все это! Элли, ты не можешь идти гулять после того, что было вчера.

– Папа перегнул палку. Ты ведь сама говорила.

– Возможно. Но если ты сейчас уйдешь, он никогда не согласится пойти на уступки.

– Он не узнает. Я вернусь домой намного раньше его.

– Я должна буду все ему рассказать.

– Но ты ведь не скажешь, правда?

– Не знаю. Слушай, Элли, может, ты пригласишь этого Рассела к нам? Вы повидаетесь, и при этом ты не нарушишь папиного запрета.

– Я не знаю номера его телефона. Я даже не знаю его фамилии. Мне обязательно надо с ним встретиться. Иначе он подумает, что я его продинамила, и тогда я его больше не увижу.

– Он тебе так сильно нравится?

– Да. Ну Анна, пожалуйста. Мне ужасно важно с ним встретиться.

– Как я могу тебя отпустить? А вдруг что-нибудь случится?

– Что может случиться? Послушай, мы встречаемся во «Флауэрфилдсе». Скорее всего, пойдем в «Макдоналдс». Или в пиццерию, не знаю. Я ему объясню, что мне надо пораньше вернуться домой – в самом деле пораньше. К девяти. Ну хорошо, скажем, к половине десятого. Пожалуйста, Анна. Пожалуйста, отпусти меня. Я даю слово, что вернусь к половине десятого. Я тебя не подведу. Пожалуйста, верь мне. Ну пожалуйста.

– Ладно, иди, упрямица, – Анна дает мне пятерку.

Я обвиваю ее руками и крепко целую.

– Какая же ты замечательная! – говорю я и выскакиваю на улицу.

От радости я бегу всю дорогу вприпрыжку и только в автобусе, идущем в город, начинаю нервничать. Что сказать Расселу при встрече? «Привет, Рассел», – бормочу я себе под нос, широко улыбаясь и легко помахивая рукой. О боже, на меня смотрят. Наверное, думают, что девочка чокнулась – сидит, что-то бурчит и машет себе самой. Тело под кружевным топиком покрывается потом. Кружево дешевое и потому колется. Я чешу себя обеими руками. Теперь все подумают, что у меня блохи.

Когда я встречу Рассела, нужно быть абсолютно спокойной. Не ухмыляться, не бормотать, не махать рукой и, естественно, не чесаться – а то он меня изобразит в виде обезьяны.

Автобус плетется целую вечность. Меня мучает страх: вдруг я опоздаю, а он решит, что я не приду. О, Рассел, конечно же я приду. Я не послушалась отца, запугала бедную Анну – рискнула всем ради встречи с тобой.

Я выскакиваю из автобуса, как только он въезжает в город. Несусь во все лопатки к торговому центру «Флауэрфилдс». Останавливаюсь и с трудом перевожу дыхание. У меня еще минута в запасе. Я первая.

И последняя.

Я жду.

Рассел опаздывает.

Я жду, жду и жду.

Рассел все не идет и не идет.

Я жду до восьми.

Затем, с трудом сдерживая слезы, волочусь домой.

Глава 4

Время печальных прогнозов

– О, Элли! Слава богу. Умница. Я тебя не ждала так рано, – говорит Анна.

Затем смотрит мне в лицо:

– Элли, дорогая, что стряслось? Рассел вел себя как-то не так? Он чем-то тебя огорчил?

– Ничем он меня не огорчал. Он вообще не явился! – я издаю стон, и внезапно все скопившиеся внутри меня слезы брызжут из глаз – как вода в «Титанике».

Хорошо, что Цыпа уже в постели, а папы еще нет. Мы с Анной вдвоем. Она обвивает меня руками, а я утыкаюсь ей в плечо и реву. На Анне новый бледно-голубой свитер, подарок ее подруги Сары, а у меня на ресницах толстый слой туши.

– О господи, Анна, из-за меня у тебя весь свитер в черных подтеках. Извини, – бормочу я.

– Не беда. Мне он все равно не нравится. Сара много воображает о себе – подумаешь, дизайнер одежды. Она уверена, что я без ума от ее изделий, а на самом деле я покупаю их из чистой вежливости.

– Если этот свитер тебе не нравится, я могу его взять себе.

– Почему тебя все время тянет носить чужие вещи? – спрашивает Анна, промакивая мне лицо бумажным носовым платком.

– Папины не тянет, – говорю я. – Слушай, Анна, не говори ему, что Рассел не пришел.

– Конечно не скажу. Я даже не скажу, что ты сегодня уходила из дома. Элли, я всем сердцем тебе сочувствую, но главное – ты в порядке. Напрасно я тебя отпустила. Дело даже не в папе. Девочке твоих лет небезопасно гулять одной.

– Нет, безопасно, даже слишком. Никто на меня не претендует. В первую очередь Рассел. Ах, Анна, как ужасно было его ждать. Рядом все время крутились какие-то девчонки, они смотрели на меня и хихикали. Как будто знали, что меня продинамили.

– Ты уверена, что вы условились на сегодня?

– Конечно уверена. Во времени, месте и во всем остальном. Похоже, он даже не собирался со мной встречаться. Папа был прав. Я его ни капельки не интересую. Просто он хотел меня использовать.

– Он тебя использовал? – встревожилась Анна.

– Нет, мы просто целовались.

Я подумала о поцелуях Рассела – как это было необыкновенно. Ясное дело, ему больше не нужны никакие поцелуи. Я закрыла лицо руками и заревела.

– Элли, бедняжка, не принимай все так близко к сердцу. Меня тоже обманывали. Это бывает с каждым. Не стоит так огорчаться. Слушай, может, позвонишь Надин или Магде? Пожалуешься им на свои беды.

Впервые в жизни меня совершенно не радует перспектива разговора с двумя лучшими подругами. Я знаю, они примутся меня утешать, но все равно это будет унизительно, особенно после того, как я выставила Рассела в лучшем свете и написала это дурацкое стихотворение…

Теперь я понимаю, почему Надин со мной почти не общалась, когда у нее разладились отношения с Лиамом. Он был гадкой свиньей и хотел от Надин только одного – но, по крайней мере, он долго ее обхаживал и убеждал, что она необыкновенная. Рассел даже не удосужился прийти на первое свидание.

Хотя час был совсем не поздний, я поднимаюсь к себе наверх – якобы ложусь спать. Мне хочется скрыться с глаз домочадцев прежде, чем вернется папа. В комнате я вытаскиваю альбом и рассматриваю портрет Рассела. Потом беру самый толстый черный карандаш и рисую каляки-маляки, пока портрет не превращается в черное пятно на мятой бумаге. Я вырываю лист из альбома, рву его на мелкие клочки и выкидываю в окно. Они кружатся в ночном воздухе, как черные конфетти.

Я его порвала, и правильно сделала. Теперь я выкину его из головы. Он не стоит моих страданий.

Все это я хорошо понимаю. Но продолжаю о нем думать. Полночи. Все утро я валяюсь в постели, накрывшись с головой одеялом, чтобы не видеть дневного света. До меня глухо доносится телефонный звонок. Потом я слышу легкие шаги Анны на лестнице:

– Элли, тебя к телефону.

На одну безумную секунду я представляю – а вдруг это звонит Рассел, чтобы извиниться, но быстро вспоминаю, что он не знает моего номера. Он даже не знает моего полного имени.

Это Магда:

– Ты еще в кровати? Допоздна гуляла со своим дивным Расселом?

– Ничего подобного, – мямлю я.

– У тебя что, папа рядом?

На самом деле папа пошел с Цыпой в бассейн. Слава богу.

Я бормочу в трубку что-то совсем невразумительное.

– Плохо слышно. Раз папа подслушивает, отвечай только «да» или «нет». Вы с Расселом хорошо провели время?

– Нет.

– Значит, вы плохо провели время?

– Нет.

– Тогда я тебя не понимаю. Объясни.

– Слушай, Мэг, я не могу говорить на эту тему.

– Ладно, давай встретимся днем. Договорились? И Надин тоже будет.

– Мне нельзя выходить на улицу. Папа не разрешает, – я кладу телефонную трубку.

– Папа отпустит тебя с Магдой и Надин, – говорит Анна.

– Все равно мне неохота никуда идти, – отвечаю я и бреду вверх по лестнице.

– Ты будешь принимать ванну?

У меня нет никакого желания принимать ванну. Мне не хочется одеваться. Не хочется завтракать. Не хочется взаимодействовать с внешним миром. Даже не хочется разговаривать с Анной.

Я залезаю обратно в смятую постель и съеживаюсь калачиком, прижимая колени к подбородку. Вспоминаю голубого слоника, который был у меня в детстве. Жаль, что его больше нет. Мне хочется опять стать ребенком и думать, что все мальчишки глупые и противные. Они ковыряют в носу и едят козявки, а еще отламывают руки куклам Барби. Мне хочется, чтобы Цыпа никогда не родился, а папа не встретил Анну. Хочется, чтобы мама была жива.

В горле у меня щиплет, глаза наполняются слезами, и я плачу, потому что мне очень не хватает мамы, хотя она давным-давно умерла. Я плачу под одеялом целую вечность. К ланчу я выползаю из своего логова, глаза у меня опухли и болят. Я спускаюсь вниз – съесть сэндвич с беконом. Очевидно, Анна что-то рассказала папе и Цыпе. Они смотрят на меня, но Анна бросает на них суровый взгляд, и они начинают болтать о плавании. Цыпа так энергично демонстрирует свой вариант плавания вольным стилем, что корка от сэндвича летит в мою сторону и чуть не попадает мне в глаз. Папа велит ему угомониться. Цыпа еще сильнее расходится. Папа сердится. В конфликт вступает Анна. Я остаюсь безучастной. Можно подумать, что меня тревожат подобные вещи. Как будто меня вообще что-то тревожит. Скорее всего, у меня никогда не будет своей семьи. Ни один мальчишка не захочет со мной встречаться, не говоря уж о более серьезных отношениях. Мой первый бойфренд Дэн – полный придурок, ботан с большой буквы – и то меня разлюбил. А Рассел даже не удосужился прийти на первое свидание. Вот так и буду коротать свой век в одиночестве, без любви и ласки.