Святослав - Одиннадцать восьминогих Страница 11

— Почему же… — начал Пим и замолчал, Николай Иванович ответил не сразу.

— Ты пионер, Пим, ты должен знать. Было время, которое называют годами культа Сталина. В эти годы погибло много честных людей. Ксаверий был оклеветан и посажен в тюрьму. Из тюрьмы вышел тот человек, которого мы знаем сейчас. Школьный сторож… Он никогда не мог без работы. Иногда у него просыпается память. Он вспоминает даты, людей. Мне очень обидно и страшно — порой он не узнаёт даже меня…

В комнате было тихо-тихо. Зойкина тётка — Мария Степановна— пристально смотрела через очки на Пима. В окне, как обезумевшая, билась бабочка-голубянка. За окном сиренево дымились в вечернем воздухе развалины Корсонеса…

— Кстати, Пётр, — сказал Николай Иванович, — от Зои снова пришло письмо.

— Да?

— Может быть, ей будет приятно…

— Не стоит. До свидания, Николай Иванович, — сказал Пим.

Нет!

Они шли молча. На обоих были светлые плащи с поднятыми воротниками. Фимка шёл чуть впереди. Хлыст — сзади.

Пройдя Симферопольскую, Фимка спросил:

— Кто будет бить?

— Ты.

— А ты?

Хлыст не ответил.

На троллейбусном кольце было пусто. Хлыст остался под навесом. Фимка пошёл к дому.

На звонок открыла мать Пима.

— Извините, — сказал Фимка, — сына вашего можно?

— Его нет дома. Он ушёл в музей. Фимка кивнул и пошёл вниз.

— Если хотите, можете подождать, он скоро придёт! — крикнула ему вдогонку мать.

В парадной Фимка прислонился к двери и стал ждать. За домом играли в футбол.

Подпрыгивая на камнях, из-за угла выкатился мяч. Послышался топот бегущих ног.

Кто-то положил Фимке руку на плечо. Перед ним стоял Сергей.

— Ты чего здесь? — спросил он.

Фимка снял руку с плеча и ничего не ответил.

— Кого ждёшь?

— Не тебя.

— Тогда катись отсюда!

Фимка вырвался из крепких рук Сергея и рысцой побежал к остановке.

Со стороны города на шоссе показался троллейбус. Сергей догнал Фимку.

— Ты не вздумай, — тихо сказал он. — За него я из тебя компот сделаю!

Они дошли до остановки, и в ту же минуту из-за столба вышел Хлыст.

— А, Серёжа! — медленно протянул он.

— Прогнал! — показал подбородком на Сергея Фимка.

— Значит, против друзей пошёл? — ласково сказал Хлыст и стал боком подходить к Сергею.

В том, как он шёл, было что-то недоброе. Правую руку Хлыст держал в кармане.

— Сволочь ты, — медленно сказал Сергей и сделал шаг назад.

Хлыст обернулся, троллейбус был уже близко. Тогда Хлыст вырвал руку из кармана. Блеснул короткий складной нож.

Сергей охнул и медленно, сгибаясь, начал опускаться на землю» Он опускался, прижимая руку к груди. С руки капала кровь.

Хлыст и Фимка, прыгая через ямы, бросились наутёк.

Наперерез им, доставая из кобуры пистолет, уже бежал Эдик. Он всегда появлялся, когда его никто не ждал… Он выстрелил в воздух раз, второй…

Часть третья

Зойка, Ксанф

Осень

В сентябре спадала жара.

Море было спокойное, без волн. Толпы курортников разгуливали по бульвару. Автобусы с табличками «Экскурсионный», «Ялта» и «Феодосия» шныряли по городу. На Исторической горке отставные военные показывали туристам места боёв. Около памятника Пирогову туристы фотографировались.

Осенью и не пахло.

И потом, первое сентября — это ещё не осень.

Первое сентября

Первый раз в жизни Пим пришёл в школу раньше всех.

Он сидел на парте и ждал.

На улице готовились к встрече малышей-Военный оркестр пробовал трубы: «Бу! Бу! Бу!»

— Мамаши, мамаши, в сторонку! — кричала Зинаида Фёдоровна. — Отсюда будет снимать фотограф!

В класс заглянул Пеца.

— Ваши — где раньше был девятый «бэ», — сказал Пим, Пеца исчез.

Дверь распахнулась, и в класс влетели братья Руденко.

— Здорово, Пим! — закричал Костя. — А мы гроссмейстера видели!

— В Одессе! — сказал Коля,

— Мы с ним две партии играли. Одну проиграли, а вторую он выиграл!

— Молодцы! — сказал Пим,

Вошёл Рафик.

— А ты где был? — спросил Пим.

— В Ереване.

— Ну, как там?

— Плохо. — Глаза у Рафика сделались тёмные-претёмные. — Дедушка наш болеет. Очень плох дедушка.

Пиму стало неловко.

— Ничего, — сказал он, — сейчас лекарства знаешь какие! Вылечат. Ему сколько лет — твоему дедушке?

Рафик не ответил.

В класс ввалилась куча ребят. Пим покосился на дверь. В дверях стояла Зойка. На ней был новый передник. И ещё что-то в ней было новое… Пим так и не понял — что.

Зойка вошла в класс и пошла на своё место.

— Здравствуй! — буркнул Пим, когда Зойка проходила мимо.

— Здравствуй!..

Зойка прошла. За спиной у Пима хлопнула крышка парты, щёлкнул портфель и зашелестела тетрадь… На пороге появилась Лидия Гавриловна.

— Здравствуйте, дети! — сказала она. — Поздравляю вас с новым учебным годом. Первый урок — геометрия, последний— мой. Мы расскажем друг другу, чем стало для нас это лето. Что было в нём замечательного.

Руденки заулыбались.

Время

Виктор Петрович стоял спиной к классу. В руке его был мел.

Белые линии рисунка раскалывали на части чёрную поверхность доски.

— Вспомним шестой класс, — сказал он. — Для того чтобы сложить два угла, необходимо… Виктор Петрович остановился.

— Сердюк, когда нам приходится складывать углы? Толя вскочил.

— Когда они… Когда их надо сложить.

Виктор Петрович кивнул. Толик облегчённо вздохнул и сел.

— Смелый ответ. Давайте так. Представьте себе людей, которые ждут. Ждут школьники, железнодорожники, космонавты. Ждут юноши и девушки. Время — вот что страшно интересует их. Сколько осталось до урока, до отхода поезда, до возвращения ракеты…

— До встречи, — сказала Зойка.

— Безусловно. Но что такое ВРЕМЯ? Кто знает, что такое время, пусть поднимет руку.

На задней парте поднялась и тотчас же спряталась ладонь.

— Теляков, вы знаете?

— Виктор Петрович, я знал, да забыл, Виктор Петрович снова кивнул.

— Вы государственный преступник, — серьёзно сказал он. — Никто во всём мире не знает точно, что такое время, а вы знали, да забыли.

В классе зафыркали.

— Разве всё упомнишь, — сказал Теляков.

— Конечно. Только философы рискуют говорить, что такое время. Я не философ, я — математик. Для меня время — это угол, на который повернулся земной шар после полуночи. Ожидая, мы складываем углы.

Сейчас я поясню эту мысль чертежом, а Теляков сложит углы, которые я нарисую…

Пим искоса посмотрел на Зойку. Вот оно что! Удлинились ресницы, потемнели, позеленели глаза. Вместо двух хвостиков на затылке — толстый узел косы.

Пим вытащил промокашку и нарисовал на ней новый Зойкин профиль. Посмотрел, порвал бумажку, громко сказал, повернувшись к Толику:

— Приходи сегодня на бухту. В шесть часов. Зойка сидела, низко наклонив голову над тетрадкойч Виктор Петрович постучал мелом по доске.

— Тише!

Кто согласен учиться?

После уроков Степан крикнул: — Пим, останешься? На машину пойдём. Пим почесал переносицу. До шести ещё далеко…

В комнате, где стояла машина, собралось человек двенадцать.

— Ого, а я думал, вы поостыли! — обрадовался Виктор Петрович. — Ну, так с чего начнём?

— Умножим три на три! — выкрикнул Толик.

— Не стоит. Мы получим шесть или десять. Машина ещё неисправна. Её надо отладить. Это кропотливая работа, и, прежде чем приступить к ней, я предлагаю пройти краткий курс обучения. Будем изучать устройство вычислительных машин. Ведь паяли весной вы вслепую. Будем заниматься вечером два раза в неделю. Кто согласен, поднимите руку.

Рук не подняли только трое.

— У нас шахматный кружок, — сказали братья Руденко. — Тоже два раза. Мы не можем.

— А ты, Меньшиков?

Пим оглянулся на дверь. Зойки не было

— Не знаю, — проговорил он. — Я, пожалуй, ходить не буду, Виктор Петрович. Мне дома… по хозяйству надо… И потом, отец в плавании.

Виктор Петрович удивлённо поднял брови.

— И я тоже, — быстро сказал Толик. — Мы с Меньшиковым в одном доме живём.

— Веская причина! — сказал Виктор Петрович. — Зачем же ты поднимал руку? Очень жаль!

Четверо покинули комнату.

Уже стоя в коридоре, Толик усомнился:

— А может, зря? Вдруг там интересно будет, а?

— Конечно интересно! — сказал Пим. — Ты не забыл — в шесть на бухту?

Толик мотнул головой.