Герхард Хольц-Баумерт - Злоключения озорника Страница 12

Иду я после этого домой и вдруг вижу: ребята катаются на самодельной тележке. Взяли ящик из-под яиц, приделали колёса и катаются! Я сразу повеселел: вот возьму и смастерю себе такую же!

За два никому не нужных теннисных мяча, за большой мяч, правда уже плохо надутый, и за сломанный компас я получил четыре колеса от старой детской коляски и ось. Фанеру я достал в нашей овощной лавке. Немножко мне и папа помог. Тележка получилась мировая. Я сразу ей и название придумал — «Комета». Теперь я был «гонщик экстра класса Альфонс Студебеккер». Когда мы в школе устроили гонки, я вышел на третье место и получил бронзовую медаль (на самом-то деле она была бумажная).

А во время состязания на пересечённой местности — в большой яме, откуда берут песок, — я занял уже второе место. Но тут у тележки сломалась ось и меня диспропорционировали. Мы долго спорили с Эрвином — нашим судьёй. Я ему говорю — это называется дисквалифицировать, а не диспропорционировать. Но ребята закричали, что на состязаниях с судьёй не спорят. Ну что с ними будешь делать?

Да чего там долго рассказывать! Все четыре колеса я обменял у мальчишки второго класса на пять оловянных зверьков, шарик, который хлопает, если его бросить на землю, и маленький резиновый мяч. По правде сказать, всё это было мне ни к чему. Но смотреть, как колёса без осей валяются, мне тоже больше не хотелось.

А на другое утро Ганс вдруг предложил мне в обмен на мои колёса автомобильные очки. Я дождался переменки и побежал во второй класс, чтобы уговорить малыша вернуть мне колёса. Но он мне ответил: продано — отдано, назад не воротишь. Пришлось мне вернуться ни с чем.

Какая же мне теперь была радость от оловянных зверьков и всего остального? Я пошёл к Петеру. За все мои сокровища он дал мне сорок картинок со спичечных коробок и несколько зубчатых колёсиков от старого будильника. Шестерёнки я всё время волчком пускал. Они здорово вертятся!..

Как раз в то время, когда я обменял своих оловянных зверьков, в наш класс пришёл новенький. Звали его Юлиан. Он, оказывается, недавно приехал с родителями из Саксонии. Жили они там в Рудных горах, и он очень смешно разговаривал. Интересно, там все так говорят? Так вот, этот Юлиан здорово умеет вырезать всё из дерева. Мы сперва ему даже не поверили, когда он нам показал всякие штучки.

— Ничего подобного! — крикнул я. — Это ты всё в магазине подарков купил. Я сам видел там на витрине таких барашков и оленей.

Но на другой же день Юлиан принёс в школу нож и несколько дощечек. После уроков он прямо при нас очень быстро вырезал таксу. И очень даже весёлую.

До чего же нам это понравилось! У нас в классе сразу началась новая полоса — все стали вырезать. А у меня, как назло, не было ножа! Долго я добывал его, долго всех спрашивал и наконец нашёл в шестом классе большого мальчишку, который согласился обменять свой перочинный нож. За это я ему отдал сорок картинок со спичечных коробок, все мои шестерёнки от будильника, две настоящие струны для мандолины, целый моток бечёвки, чтобы запускать змея, и три самых лучших цветных карандаша.

По правде сказать, нож, который я у него выменял, мне не очень понравился. Одно лезвие было уже сломано, другое заржавело, и вообще ножичек был неважный. Но мне он был нужен до зарезу, и я поскорее убежал от большого мальчишки — боялся, как бы он не передумал.

Дома я достал полено и давай вырезать! Мама, конечно, стала ругаться. Всюду валялись стружки.

Но вечером пришёл папа и сказал:

— Нет, почему же, пускай работает. Пусть у него будет крепкая рука и верный глаз.

Он стал смотреть, как я вырезаю, и спросил:

— Это что же, свинья или, может быть, бочка со свинячьими ушками?

Я здорово на него обиделся. Вообще, папа мне всё настроение испортил — ведь я выреза́л оленя!

Вдруг папа отнял у меня ножик, поглядел на него и говорит:

— Послушай! Как тебе не стыдно, во что ты превратил нож? Это ж мой подарок! И подарил-то я тебе его совсем недавно. А теперь вид у него такой, как будто он полгода в мусорной яме провалялся.

Что я мог ему ответить? Я притворился, что внимательно рассматриваю нож, а тем временем придумывал отговорку. И вдруг нож словно мне руку обжёг! Мне даже захотелось бросить его подальше. Ведь это же и правда мой нож! В уголке около ручки я мелко-мелко нацарапал две крохотные буквы «А» и «Ц». По ним-то я его и узнал.

— Что ты делал своим ножом? — спросил меня папа, и я с ужасом заметил, что у него появилась складка на лбу.

На моё счастье, зашли соседи и позвали родителей смотреть телевизор. Я поскорее спрятал нож в карман.

С того вечера я больше ничего не вырезал. Но кто теперь обменяет у меня этот нож? А мне так нужна ракетка для пинг-понга! Я обязательно хочу стать чемпионом по пинг-понгу.

За что меня прозвали „Альфонс — ложная тревога“

Когда мама и папа сказали, что на осенние каникулы я поеду в деревню к дяде Гансу, я сперва очень обрадовался. По-настоящему-то я никогда не жил в деревне, никогда и животных вблизи не видал — одного Попку. А он мне надоел.

В первый раз я ехал по железной дороге без взрослых и не немножечко, а целых четыре часа! Но тут случилась маленькая неприятность: ветер вырвал у меня из рук носовой платок, которым я махал родителям на прощание. И сразу же у меня начало капать из носу. Еду и не знаю, куда деваться. Сперва попробовал поправить дело рукавом. Всё бы хорошо, но это не понравилось тётеньке, которая сидела напротив. Я стал шмыгать носом, но это не понравилось дяденьке, который сидел рядом. Тогда я махнул рукой на всё и думаю: «Ну и пускай капает!» Но тут подвернулся контролёр.

— И не стыдно тебе? — говорит. — Неужели ты не замечаешь, что у тебя из носу течёт? Кажется, уже не маленький!

На станции меня встретил дядя Ганс, и мы с ним сразу пошли осматривать деревню. Больше всего мне понравился скотный двор сельскохозяйственного кооператива. Там было очень светло и чисто. Правда, со мной и тут стряслась беда.

Я стоял в проходе между коровами и серьёзно разговаривал с дядей Гансом. Мне было интересно узнать про дойку коров. Никак я этой техники раскусить не мог.

Вдруг чувствую: что-то тёплое и шершавое прикоснулось к ноге. Я — кричать! С перепугу споткнулся и угодил прямо в кормушку. Лежу и вижу над собой слюнявые морды коров. Так и дуют мне в лицо тёплым воздухом.

— Караул! Помогите! Они кусаются! — заорал я во всю мочь.

А дядя Ганс и остальные крестьяне только хохочут, за животики держатся.

— Корова его лизнула, а он с перепугу в ясли свалился… Кусаются, говорит! Ха-ха-ха!

Кое-как я выбрался из кормушки. Злой-презлой! И твёрдо решил не делать ничего такого, над чем крестьяне смеялись бы. Надо доказать им, какой я мировой парень! А когда на следующий день (до чего же быстро в такой маленькой деревушке все всё узнают!) ребятишки кричали мне вслед: «Эй ты, кусачая корова» — я закусил губу и поклялся: «Вы меня ещё узнаете!»

И несколько дней спустя я себя показал. В полдень тётя Ма́рта, жена дяди Ганса, вручила мне большой синий бидон с кофе и целую корзину еды. Всё это она велела отнести дяде Гансу в поле.

— Они там в картошке сидят, за берёзовой рощей, — сказала она, напутствуя меня.

Я что-то никак не мог понять её. Дядя Ганс — и сидит в картошке?! Да как же он в неё, такую маленькую, забрался?

— Эх ты, городской! — пристыдила меня тётя Марта. — Они там картошку копают, понял теперь?

Я кивнул, но про себя подумал: «Смешно! У нас копают только ямы, а картошку ведь собирают!»

Тётя Марта объяснила мне, как идти, и я пустился в путь. Сперва я прошёл всю деревню, потом зашагал вдоль выгона, но от коров держался подальше — я ещё не забыл свои злоключения на скотном дворе. А вот и лес. Хорошо в лесу! Но как подумаешь о диких свиньях — сразу как-то муторно делается. Говорят, они очень свирепые. Иду и всё присматриваюсь и примериваюсь к деревьям. На всякий случай, конечно. Если кабан выскочит, я — прыг на дерево и спасся. И очень это даже кстати было. Вдруг слышу: что-то шуршит в кустах. Я мигом подскочил к большой сосне. Думал — взберусь на верхушку, но ствол оказался слишком толстым, и высоко влезть мне не удалось. Так некоторое время я и висел, будто игрушечная обезьянка, у которой верёвочка лопнула. Даже глаза зажмурил. Но всё обошлось. А шуршал в кустах, оказывается, заяц. Он и сам не меньше моего испугался. Вот, думаю, дурацкая история! Из-за какого-то зайца штаны себе разорвал. Здоровая дырка — главное. И обед дяди Ганса теперь с песком — корзину-то я уронил, когда на дерево лез.

Хорошо ещё, что дикие свиньи больше не показывались. Но мне всё-таки приятно было, когда кончился лес и я увидел перед собой поле. А вон и берёзовая рощица, за которой должны работать дядя Ганс и его бригада.

Но что это? Над рощицей подымается дым! Нет, я не ошибся: там где-то горит. Вон и ещё дым, и ещё! Лесной пожар! Со всех ног я пустился бежать в деревню. Теперь-то, думаю, я вам докажу, на что способен. Я должен спасти лес! Я должен спасти деревню! Про меня напечатают в пионерской газете, и весь класс позеленеет от зависти. А может, меня наградят медалью? Я и правда здорово бежал. И диких свиней совсем не боялся.