Дина Сабитова - Три твоих имени Страница 14

Теперь учительница — я. У меня двадцать пять детей, 3 «б» класс.

Ну, если совсем точно — будет, с завтрашнего дня.

Не знаю даже, что сказали детям про замену.

Я с самого начала хотела пойти в эту школу работать, но мне отказали — свободных мест нет.

— Ну и ладно, — сказал Севка, мой муж. — И отлично. Сиди дома. Давай ребеночка заведем или сразу трех. Далась тебе эта школа.

Ну а через месяц мне позвонили и спросили — как дела?

Дела мои были хорошо, ребеночка никакого я еще не планировала, несмотря на Севкины мечтания, и — так удачно — сидела дома и нигде не работала.

Ольга Ивановна, учительница, которая два года вела бэшек и уже отработала сентябрь третьего класса, неожиданно решила все бросить и уволиться.

Директор с возмущением рассказала мне всю историю:

— Это неслыханно, я такого никогда еще не встречала. Представляете, она пришла и заявила, что разводится и уезжает в этот… как его… В Сыктывкар. Или в Саранск. Или в Сарапул. Не помню, но, словом, я этот город на карте еле нашла.

Я улыбнулась. Даже наш большой город многие жители Москвы или Питера (я это точно знаю) с трудом находят на карте. Городок, из которого я родом, не на всякой карте обозначен. А Сыктывкар, к примеру — это же нормальный город.

Я люблю географию и знаю, где находится Сыктывкар. Даже знаю, где Эйяфьядлайёкюдль.

— У нее, видите ли, новая любовь, новая семья в этом Сыктывкаре или Саранске, она увольняется и не слушает никаких доводов, — продолжала директор. — А у меня двадцать пять детей остаются без учителя.

Анна Николаевна, дорогая, если вы бы согласились…

И я тут же согласилась.

И вот теперь лежу, смотрю в потолок, и мне страшно. Севка давно уснул рядом, пробормотав мне сонно: «Не боись, малыш, все будет путем», а я лежу и боюсь.

Сами подумайте, эти дети наверняка любят свою прежнюю учительницу. Все дети обычно привязаны к первому учителю, пусть он даже настоящий крокодил. Когда в крокодиле проглядывают человеческие черты, дети, в которых крепко сидит стокгольмский синдром, любят крокодила хотя бы за эти крохи человечности. Ну а если первая учительница вовсе не крокодил, а человекообразное существо, то любовь и привязанность цветут пышным цветом. По крайней мере, нас так учили на лекциях по психологии.

Интересно, рассказали детям про Сыктывкар? И про причины того, почему вместо любимой или как минимум привычной Ольги Ивановны появится не ведомая никому Анна Николаевна?

По-хорошему стоило бы познакомиться с этой Ольгой Ивановной, расспросить про класс, сориентироваться, но… говорят, ее уговаривали до последнего момента, а потом у учительницы уже свистел паровоз и передать дела толком было некогда.

Вот так и выйдет, что в глазах детей я окажусь страшной узурпаторшей, чудовищем, пожравшим любимую Ольгу Ивановну и обернувшимся их новой учительницей.

Новенькой быть всегда страшно, а новенькой учительницей страшно вдвойне, уж поверьте мне — я поняла это нынче ночью, лежа без сна.

И тут мне в голову пришла гениальная мысль про Мартина.

Я возьму с собой Мартина, и он отвлечет детей попервоначалу, а там мы потихоньку познакомимся, и…

Еще надо принести с собой карту России и показать детям Сыктывкар. И может быть, мы напишем письмо Ольге Ивановне, хотя как я узнаю ее адрес — это вопрос.

Мартин уже спал в своей клетке — я тоже уснула, успокоенная. План завтрашнего дня у меня был.

Сейчас, когда со дня нашего знакомства прошел уже месяц, я могу сказать, что идея взять Мартина была очень правильной. Конечно, в тот первый день все наше расписание полетело в тартарары и не было у нас никакого там русского языка, математики, окружающего мира. А было что-то одно, перемешанное в невообразимую кучу. Я на ходу сочиняла им задачки про крыс и крысиный корм, про зоомагазин, про клетки и кормушки. Мы написали письмо Ольге Ивановне, причем почти каждый начинал письмо рассказом взахлеб «к нам пришла настоящая крыса». Представляю, что подумает про меня их бывшая учительница.

Дети не отходили от клетки с Мартином целый день, а после занятий я дала самым отличившимся на уроках подержать Мартина в руках.

И вот когда уже все разошлись, я увидела, что в самом конце класса осталась одна девочка, она возилась со своим портфелем и нарочито не торопилась.

Я не сразу запомнила, как кого зовут в классе, но эту девочку забыть было нельзя. На втором уроке, когда мы уже написали письмо бывшей учительнице, я устроила урок развития речи. Каждый вставал и говорил что-нибудь о себе. А все остальные должны были дополнить его характеристику непременно хорошими прилагательными. Умный, смелый, честный, сильный, добрый, смышленый, веселый, справедливый, интересный, творческий — мы выписывали прилагательные на доску, и я потихоньку знакомилась со своим классом.

Эта девочка встала, когда до нее дошла очередь, и сказала:

— Меня зовут… — и замолчала. В классе зашушукались, засмеялись, но девочка посмотрела на них с каким-то королевским спокойствием и продолжила:

— Раньше меня звали Рита. Теперь мама зовет меня Марго. Это такая королева была. Моя мама — медсестра, она умеет спасать людей. И меня тоже учит. Если у кого потечет сильно кровь, то надо наложить жгут, и тогда человека можно спасти. Еще у меня есть папа. И еще у меня есть старший брат, только он учится в другом городе. Еще у меня есть… — она замолчала, потом неожиданно прибавила:

— Я хочу быть медсестрой, как моя мама.

И села.

Так что королеву Марго не запомнить было невозможно.

— Как же мне звать тебя, — обратилась я к копошащейся на задней парте девочке, — Марго, Рита или Маргарита?

— Марго меня зовет только мама. А вы можете звать Маргаритой, — ответила девочка. — Я знаете, зачем осталась?

— Нет, не знаю.

— Я вашу крысу хочу посмотреть. А то все облепили клетку, толком не разглядишь ничего.

— А тебе разве не надо домой торопиться… или на продленку?

— На продленку я не хожу, я к маме на работу хожу, но торопиться мне не надо, мама не будет волноваться, — сказала Маргарита.

Она подошла к клетке, не спросив разрешения, открыла ее и достала Мартина. Мартин, измученный целым днем шума и гама, тут же попытался залезть к ней между плечом и ухом, спрятаться в густых рыжих кудрях.

— Знаете, я раньше жила в деревне, там тоже были крысы. Только их никто в клетках не держал, а наоборот, все ненавидели и травили. Ядом. Яд такой был — как красненькие ягодки, нам все время говорили, чтоб мы его не ели.

— Кому — вам?

— Нам… с сестрой, — ответила Маргарита. — В деревне крысы были противные, я никогда не держала крысу в руках. А ваш Мартин, он хорошенький, почти как котеночек!

— Я его очень люблю. Жалко, что живут крысы недолго.

— Да? — огорченно спросила Маргарита. — А сколько?

— Обычно года два, редко кто больше.

— А Мартину сколько?

— Ему годик.

— Середина жизни, — вздохнула Маргарита. — Значит, он еще поживет, целый год — это же очень много.

Я молча улыбнулась. Надо было, наверное, завести собаку — они живут лет пятнадцать. Я думала, что, когда Мартин будет старичок, эти дети будут заканчивать четвертый класс, и вдруг представила себе тот день, когда я приду в свой — уже любимый — класс заплаканная и расскажу, что Мартин умер. И они будут меня утешать, вот эти сегодняшние дети.

Когда Маргарита ушла, я занялась тем, с чего, будь мое вступление в должность учителя не столь скоропостижным, надо было начинать знакомство с классом: читать личные дела.

Маргарита Новак.

Костя Березин.

Сережа Курочкин.

Витя Егоров.

Четверо детей из моего 3 «б» были детдомовцами. Надо же, я ничего такого не заметила днем. Маргарита вообще сказала — мама у нее медсестра.

Потом я поглубже залезла в документы и поняла. В случае проблем с мальчиками следовало звонить директору детдома, а вот у Маргариты и правда была мама — патронатный воспитатель. Что это такое, я не знала, но очень надеялась разобраться на ближайшем родительском собрании.

Я люблю октябрь. Еще не так темно, как в ноябре, и обычно не холодно, а стоит самая настоящая осень: листья летят, дожди идут, иногда солнце пригревает, напоминая, что лето было совсем недавно.

Родительское собрание в начале октября у нас было внеплановое. Обычно их проводят в начале года и перед каникулами, но раз у детей сменился учитель — и мне надо познакомиться с мамами-папами, и им любопытно посмотреть на меня, чтобы понять, с чем меня едят. Тут уже Мартина на подмогу не призовешь, так что я снова не спала полночи, репетировала речь перед родителями, а когда уснула, провалилась в кошмар: снилось мне, что собрание началось, а я на него опаздываю, а потом, что началось, а я не могу сказать ни слова, а потом опять — что началось, а никто не пришел и я стою одна в пустом классе и плачу.